Звездные мальчики, стр. 19
Как любила Арина каждое утро слушать эти незамысловатые деревенские звуки! Для нее они сливались в прекрасную волнующую музыку, без которой сама ее жизнь не имела никакого смысла.
… Петух семенил рядом и поминутно тыкался Арине в ноги. Очнувшись, она услышала, как тоскливо свистит ветер над серыми, покрытыми пылью, как пеплом, полуразрушенными домами. От прежней жизни не осталось ничего, только воспоминания…
Арина шла с трудом, но еще тяжелее было на душе. Она видела, что мальчики мысленно уже далеко отсюда, и никак не могла решиться заговорить о своем. Кто же подскажет, как ей поступить?
Прощались у моста как-то скованно. Дизи подошел к ней, что-то сказал. Арина не слышала его, горячая волна обдала ее с головы до ног, и сердце бешено заколотилось в груди. Дизи еще что-то сказал, наклонившись, заглянул ей в лицо и оторопел, впервые рассмотрев так близко ее глаза. Они были ярче самой яркой лазури — чудесные синие глаза на старом морщинистом лице…
— А ведь ты не старая, бабушка…
Арина печально улыбнулась Дизи. Но не это сейчас волновало ее. Рики ткнулся ей в подол, обхватив ручонками, прощально кивнул Тики, и вот они уже идут по мосту, не оборачиваясь, так, как всегда нужно уходить. Еще мгновение, и они окажутся далеко, и будет поздно звать их тихим, слабым голосом.
Сейчас сердце плохой советчик, вдруг с пронзительной ясностью поняла Арина. Сейчас нужно довериться разуму, а не сердцу.
— Подождите! — сдавленным голосом крикнула она и, спотыкаясь, побрела к детям. Наклонившись, Арина подняла трущегося у ног петуха и дрожащими старческими руками протянула его Дизи. Тот молча взял, погладил петуху перья на спинке и, понимая, что сейчас будет сказано что-то важное, выжидающе смотрел на Арину.
— Я, конечно, уже притерпелся к этому петуху… — дергая себя за ухо, сказал Рики.
— Это не петух, — перебила его Арина.
Опустив глаза и с трудом справляясь с волнением, начала она свой грустный рассказ. Как никогда в жизни, было ей трудно и стыдно рассказывать этим людям, этим детям, свой позор, свой самый тяжкий и неизбывный грех.
— Внук это мой… Хороший был мальчик, добрый, ласковый… Да как-то подрался с соседским мальчишкой, до крови. Я весь день не в настроении была, все из рук валилось, то кринку с молоком пролью, то горох рассыплю… — Арина еле сдерживала подступающие слезы. Дети напряженно слушали ее. Петух, нахохлившись, сидел на руках у Дизи. — Увидела я их в окно, драчунов, выскочила да закричала:
— Сейчас я вас в курятник обоих запру, петухов, вам там самое место!
Только выговорила, внучек мой петухом и обернулся. Соседский Васятка заплакал:
— Бабушка, я вашего Шарика пнул, а он заступился. За что ты его в петуха превратила?
Арина зашаталась. Тики подошел к ней и, поддерживая, осторожно приобнял за плечи. Молча глотая слезы, вспомнила Арина, как с месяц пролежала она без движения, без сил, разбитая обрушившимся на нее горем, как пришли старики, повздыхали, и самый старший, Макар, сказал:
— Вот что, Арина Петровна, ты давай-ка, вставай, родная. Что случилось, то случилось. Видно, судьба у него такая — век свой петухом прожить. Ты всю свою жизнь добро людям делала, и никто тебя не осуждает. Сила тебе дана великая…
— Будь она проклята, — одними губами выговорила Арина.
—… и глядишь, все и выправится…
— Слово не воробей, вылетит — не поймаешь, — снова тихо заговорила Арина. — Не сумела я его опять человеком сделать, колдовала-колдовала, а все напрасно… Дочка моя… не смогла меня простить… уехала…
— Бабушка, а почему ж это не соседский мальчик в петуха превратился, а внук твой, он ведь и не виноват был, разве это справедливо? — ужаснулся Рики.
— Потому что больнее всего мы раним тех, кто нас любит… Каждое наше злое слово для них — что нож в сердце… Прошу вас, родимые, возьмите его с собой. Сил у меня мало осталось, боюсь, пропадет он здесь… Может, злая его судьба переменится, и станет он снова человеком… прошу вас… — Пошатываясь, Арина отступила назад и неловко поклонилась мальчикам, с трудом сгибаясь в низком поклоне.
Рики заплакал:
— Бабуленька, не надо нам кланяться, мы и так твоего Петю возьмем…
Дизи и Тики кивнули в знак согласия.
— Вот и хорошо, вот и спасибо вам, добрые люди… — Арина погладила петуха по голове, что-то шепнула ему и уже громче сказала: — Ну, выбирай себе дружка.
Дизи опустил петушка на землю, тот встряхнулся, медленно покружился на одном месте и взлетел на плечо Рики. Все заулыбались. Вскоре фигурки детей исчезли за деревьями.
Арина постояла на мосту, несколько раз вздохнула всей грудью и, стараясь преодолеть отчаяние, стала смотреть то на ясное, безоблачное небо, то на речную воду.
Из-под моста выплыл утиный выводок. Дикая утка выгуливала своих уже подросших утят. Гордые собой, они радостно и хрипло крякали, усердно работая лапками.
— Пять, шесть, семь… — посчитала Арина. — Семь — счастливое число…
У самого маленького утенка, что плыл последним, было явно повреждено правое крыло, может, лиса цапнула, или сокол поохотился, но подранок отчаянно греб, стараясь не отставать от других.
Слабая улыбка озарила лицо Арины.
— Плывите, детки… — тихо прошептала она.
Глава вторая
Волк
Давным-давно в высоком каменном замке на горе жил король со своей королевой. Обширны и богаты были их владения, и счастливо жил трудолюбивый их народ, собирая с плодородных земель в широких долинах щедрый урожай. Склоны гор покрывали бесчисленные леса, богатые зверьем, реки кишели рыбой, и от души радовался король, глядя, как процветает его страна. Находил он время и для утех, часто устраивая охотничьи забавы со своей многочисленной челядью. По ночам, в сиянии факелов и свечей, пировал щедрый король со своими гостями, и тогда лилось рекой вино. Шуты и фокусники, музыканты и танцоры веселили всех, искренне стараясь угодить своему доброму и мудрому правителю.
А когда выходила к пирующим королева, стихали музыка и речи, ибо была она так прекрасна, что, увидев ее, забывали люди, о чем они говорили и что делали.
Но королева не была счастлива, и это знали все в королевстве — от старого привратника в замке до пастушка в дальнем конце широкой долины — и все жалели свою королеву. Пять лет минуло с тех пор, как привез немолодой король из дальних странствий полюбившую его за доброту и веселый нрав красавицу-жену, но до сих пор не было у них детей. Потому невесела была королева, ни на минуту не забывающая о том, как обделила ее судьба.
Однажды летним ветреным днем тайком ушла королева одна из замка и побрела по бездорожью, куда глаза глядят. Шла она через поля незрелой пшеницы, колышущейся на ветру широкими волнами, шла по зеленым лугам, расцвеченным пестрыми коврами цветов, и так вышла на дорогу, вьющуюся средь высоких зарослей кукурузы. Оглянувшись, увидела королева маленький замок на горе и удивилась тому, как далеко оказалась. Запылилось ее зеленое бархатное платье, стоптались дорогие расшитые туфли, разгорячилось под солнцем и ветром прекрасное лицо. И сказала она себе: «Куда иду я? И зачем? Мой дом далеко, но не тянет меня вернуться в него. И здесь я чужая, среди этих благословенных, плодородных нив… Не радует меня красота полей и лесов… и сильна моя печаль…»
Долго стояла и размышляла так несчастная королева, не зная, что делать дальше. Но вдруг послышались странные звуки: с одного конца дороги доносилась веселая, радостная музыка, а с другого — мрачная, печальная. И вскоре съехались к королеве две процессии — свадебная и похоронная.
Стихла музыка, и замерли люди, не зная, как поступить, а потрясенная королева стояла посередине, будто приросла к земле, потом повернулась и бросилась бежать прочь, не разбирая дороги.
Выбившись из сил, она медленно пошла по ячменному полю и неожиданно набрела на сидящую на земле молодую цыганку. Лицо у женщины было измученным, изможденным, на руках она держала крохотное годовалое дитя.