Рубин, стр. 66
Глава 31
Она снова ощутила свое тело. В напряженной дрожащей тишине огонь погас, вернулись прежние ощущения. Наконец ее дыхание стало ровным. Баррет чувствовала, что рассудок вернулся к ней, и вместе с ним вернулось чувство стыда. Боже, что случилось с ней? Как мог этот мужчина заставить ее испытывать такие чувства?
Зажмурив глаза, она отвернулась, страшась признаться самой себе, во что она превратилась. И тогда она ощутила, что губы Пэйджена щекочут ее шею. Она напряглась и широко открыла глаза. Его пристальный взгляд остановился на ее лице – уверенный, жаждущий, проницательный. Взгляд собственника. Краска стыда разлилась по ее шее и лицу, становясь с каждой секундой все жарче под его завораживающим взглядом. Господи, что она наделала? Тихо вскрикнув, она отпрянула.
– Не разыгрывай теперь передо мной старую деву, маленький цветок.
Баррет потеряла дар речи, она снова зажмурила глаза.
– Посмотри на меня, Angrezi. Я никогда не считал тебя трусливой.
При этих словах ее глаза распахнулись, как и хотел Пэйджен. Все еще ошеломленный ее неискушенной реакцией, великолепием ее раскованной страсти, он подавлял свой дикий голод, зная, что слишком многое зависит от следующих минут. Он уже видел отказ, затемняющий ее глаза, закрывавший ее от него. А этого Пэйджен не мог допустить, особенно теперь, когда он наконец обнаружил, какая неистовая страстность скрывалась в этом прекрасном теле. И Деверил Пэйджен, наполовину язычник, убежденный циник и сластолюбец, не хотел гасить пожар этой страсти и растрачивать впустую такую красоту.
Он прикоснулся к ее щеке большим пальцем.
– Так-то лучше, Циннамон. Ты не должна ничего скрывать от меня. Может быть, я и не самый терпеливый человек, но я опытен. Я видел вещи, которые ты не можешь себе даже вообразить, да тебе это и ни к чему. Но поверь: ничто сказанное или сделанное тобой не может шокировать или оскорбить меня. И пусть это не шокирует и не оскорбляет тебя. – Он обхватил ладонями ее лицо. – Ты понимаешь меня, маленький сокол? Ты теперь находишься на Востоке. Пора принять его обычаи.
Баррет дрожала, попадая под обаяние его таинственной власти, как и прежде почти способная поверить, что его грубые и потрясающие эмоции могли быть совершенно естественными и приемлемыми. Она страстно желала, чтобы это было так, потому что она вновь жаждала его ласк. Но рассудок удерживал ее, рассудок и твердые принципы, приобретенные с детства. Она перевела дыхание и попробовала освободиться, но его сильные пальцы крепко держали ее плечо.
– Нет, Angrezi, я не отпущу тебя, пока мы не поговорим.
Она напряглась, зная, что не может вырваться, пока он сам не позволит ей.
– Очень хорошо, – сказала она, и ее голос все еще звучал хрипловато.
Пэйджен снова привлек ее к своей груди, одновременно пытаясь повернуться так, чтобы не чувствовать горячего напряжения в паху. Но он знал, что его пожар уймется только в одном случае – когда он погрузится глубоко в ее атласное жаркое лоно и услышит ее нежные страстные стоны, когда обоюдный экстаз поднимет их на волне наслаждения. Он пробормотал проклятие, прогоняя это видение.
– В твоем теле заключена великая страсть, маленький сокол. Это очень редкое явление. Ты действительно не помнишь вкуса таких удовольствий?
Щеки Баррет вспыхнули.
– Я... нет... Я, конечно, помнила бы, если...
Краска на ее щеках стала гуще. Боже, как могла она сидеть, обнявшись с ним, спокойно обсуждая такие запрещенные вещи?
После ее безыскусного признания восторг торжества охватил Пэйджена. Он понял, как хотел услышать эти слова, как хотел быть ее первым любовником, ее лучшим любовником. Черт побери, ее последним и единственным любовником! Но это было невозможно, и он тоже знал это. Невозможность воплощения его мечты заставила Пэйджена твердо взглянуть в ее глаза. По крайней мере он мог бы позаботиться о ней.
– Наслаждайся своей страстью, Angrezi. Береги ее. – Он сжал ее вспыхнувшие щеки. – Твое прекрасное тело создано для наслаждения – твоего и любого мужчины, кому посчастливится стать твоим избранником. Радуйся этому подарку небес, малышка. Это бывает не часто, – добавил он мрачно.
«Но ты единственный любовник, которого я хочу. Я жажду только твоих рук и губ».
Эти слова пронеслись в мозгу Баррет с пугающей ясностью. Она опустила голову, волосы сияющим занавесом закрыли лицо. Она не могла позволить ему увидеть ее боль и уязвимость, пока он оставался таким хладнокровным и циничным.
Пэйджен вздохнул. Внезапно какое-то волшебное и теплое чувство возникло в его душе, чувство, опасно напоминающее доверие и надежду. Он вообразил себе то, о чем никогда не осмеливался даже мечтать.
– Meri jaan.
– Почему... почему ты так называешь меня?
– Это только слова, Циннамон.
Он задумался: а не рассказать ли ей о Лондоне? В конце концов, она вправе узнать о своем прошлом.
– Помнишь ли ты что-нибудь о Лондоне, Angrezi? Освещенные газом улицы, бег лошадей. Снег, может быть?
Баррет задумчиво прикусила губу. Она пробовала вспомнить, пробовала заполнить пустое пространство в ее мыслях. Но, как и раньше, это усилие было бесполезным. Негромкое рыдание сорвалось с ее губ.
– Ничего. Опять ничего. Господи, неужели я никогда не вспомню?
Безнадежность в ее голосе убедила Пэйджена в тщетности его попытки. Она нуждалась теперь только в спокойствии и защите, ей ни к чему новые проблемы.
– Не отчаивайся, маленький сокол. Я только думал, что ты могла начать вспоминать что-то. Я... я был не прав.
– Возможно, я никогда не вспомню. Возможно, я навсегда останусь где-то между прошлым и будущим, между явью и сном.
– Тебе остается настоящее, а это не самое худшее, Angrezi. У каждого есть воспоминания, от которых хорошо бы избавиться. Я снова расстроил тебя. Я только хотел...
Пэйджен порывисто вскочил с кровати. Задыхающийся шепот Баррет заставил его замереть на месте.
– Подожди, пожалуйста! Пэйджен напрягся:
– Еще вопросы, сокол? Боюсь, я плохо подхожу для роли доверенного лица.
Она собрала всю свою храбрость.
– Ты всегда... Часто ли женщины... – Она не смогла закончить фразу.
– Чувствуют такую страсть? – Лицо Пэйджена стало серьезным. – В большинстве случаев – нет, Angrezi. Но многие женщины симулируют страсть.
– Но почему...
– Почему? – Он невесело рассмеялся. – Потому что мужчинам доставляет огромное удовольствие сознавать, что они могут возбуждать такие чувства. Дураки... – пробормотал он.
Щеки Баррет снова вспыхнули, руки судорожно сжали рубашку на груди.
– Но тогда...
Пэйджен грубо прервал ее:
– Больше никаких вопросов, сокол. Не теперь. Мне не до них.
В течение долгого времени он стоял, глядя на нее, его лицо стало твердым и непроницаемым, его могучая сила подчинилась трезвому рассудку.
– Видишь ли, возможно, ты более молода, чем я предполагал, Циннамон. Возможно, это я старше, чем я думал. – Он, казалось, с трудом подавил вздох, его руки сжались в кулаки. – В одном я уверен, однако. Любая из твоих слезинок дороже тысячи рубинов. Береги их, маленький сокол. Не трать впустую ради мужчин, мы не стоим этого. – Его голос окреп. – Особенно не трать их из-за иллюзий вроде любви.
С этими словами он повернулся и исчез в беспокойной ветреной ночи.
Баррет долго неподвижно сидела на кровати, забыв о том, что она почти раздета, забыв о слезах, застилающих ей глаза и скатывающихся по бледным щекам.
Она любила его. Она любила его, а он не имел никакого чувства к ней, иначе не смог бы уйти так быстро. Боже, показав ей такие красоты чувств, как мог он спокойно говорить о других мужчинах, которых она выберет когда-нибудь? Неудержимо рыдая, она поднялась, стерла слезы и посмотрела в темноту, где растворился Пэйджен. Ночь, как и сами джунгли, казалось, была вечной.
Пэйджен мрачно шагал через поляну, глаза сверкали холодным блеском, как темное небо у него над головой. Сегодня в душной палатке он сделал два открытия, причем второе было намного важнее первого. У нее был кто-то еще. Он почувствовал это в беспокойной напряженности Баррет, в слепой боли в ее глазах. Вероятно, это был человек, который привез ее сюда. Возможно, она сама даже не догадывалась об этом, но он был достаточно опытен, чтобы понять. Ее сердце уже принадлежало кому-то. Эта мысль заставила его сжать кулаки. Были ли они любовниками? Или это было давнее несбывшееся желание, которое всплыло на поверхность в его палатке?