И придет рассвет, стр. 52

– Что еще? Говори!

Дворецкий полез в карман и достал оттуда большой ком рыжих волос.

– Она отрезала волосы? Боже милостивый, что эта девчонка задумала?

Нет, в своем желании быть похожей на мужчину Индия вряд ли могла зайти так далеко. Герцогиня отказывалась это понимать. С другой стороны, с тех пор как лорд Торнвуд вернулся в Лондон, она ведет себя очень странно.

Между этими двумя явно проскакивала какая-то искра. А там, где искра, недалеко и до огня.

– Прошу прощения, ваша светлость, но я нашел это в ящике письменного стола мисс Индии. – Дворецкий протянул герцогине мятый клочок бумаги.

Старая леди расправила листок и побледнела.

«Не ездите в Воксхолл, или вы об этом пожалеете».

– Эту записку я нашел за шторой в ее комнате час назад. Второе послание было еще хуже. И написано оно было почерком разгневанного человека.

«Или уезжай из Лондона, или умрешь».

Герцогиня схватилась за спинку стула и глянула на своего дворецкого и друга.

– Ах, Бич! В какую еще историю впуталась эта глупышка?

– Дело сделано.

Мужчина поднял голову, и пламя в камине осветило его сердитое лицо.

– А груз в безопасности?

– Да, как вы велели.

– И где он? В каком месте?

– Там, где… груз не привлечет внимания. – Элена Марчмонт нахмурилась. – Но как насчет Торнвуда? Что, если…

Мужчина холодно улыбнулся.

– Торн не представляет для нас угрозы. Ведь он потерял память. Я уничтожу его задолго до того, как она к нему вернется.

– Но что, если он…

– Забудьте о Торне, – приказал мужчина у камина. – А теперь идите ко мне, – властно потребовал он.

Вдова поиграла кистями пояса.

– Но прошел всего час с тех пор, как…

Он встал и, подойдя, задрал ей юбку, прежде чем она успела закончить фразу.

Через минуту в полумраке комнаты раздался ее сладострастный смех.

Глава 26

Человек с наполовину отклеившейся бородой, человек, который был мужем Индии, замер.

– Как ты узнала? – наконец произнес он.

– Сначала я тебя не узнала. Твой маскарад был чертовски удачен. Но шрам на плече навел меня на мысль… и тут все рассыпалось. Но ты хорошо разыгрывал из себя пирата.

– У меня в этом деле была большая практика.

– Но зачем, Дев? Почему ты мне ничего не сказал? Какая тебе грозит опасность?

Девлин процедил сквозь зубы:

– По-моему, в камин надо подбросить дров.

– Не думай, что тебе удастся избежать моих вопросов, Дев. Ты взял в заложники меня и моего грума Фроггета, и я очень сильно подозреваю, что косвенно ты подверг опасности своих детей. Я хочу знать зачем.

Девлин смотрел на пляшущее в очаге пламя и думал о бриллианте, который мог бы повлиять на судьбу всей Европы.

– Ради огромного состояния, Индия, или, лучше сказать, ради огромного выкупа. Если я позволил бы этим камням проскользнуть у меня между пальцев, один сумасшедший смог бы с помощью оружия вернуть себе власть.

– Ты имеешь в виду бриллиант, который я нашла в Воксхолле?

– Да, этот и еще много других. Я дал клятву молчать и не должен был тебе ничего рассказывать, но ты теперь тоже замешана, и нравится мне это или нет, но и дети – тоже. Эти бриллианты были частью личной коллекции Наполеона, но после Ватерлоо они пропали, хотя моей обязанностью было проследить, чтобы этого не случилось. Теперь у нас есть сведения, что очень скоро бриллианты будут переправлены в Англию. Я должен найти камни и их похитителей.

– И для этого Девлин Карлайл превратился в пресловутого головореза, известного как Француз. – Индия кивнула. – Здорово придумано, Девлин. Поздравляю.

– Неужели? Большинство женщин, узнав такое, содрали бы с меня шкуру, а потом устроили бы истерику. И ты не сердишься?

– Еще как сержусь! Сержусь за то, что ты мне лгал и подверг опасности несчастных детей. А как пират ты был очень правдоподобен. Даже слишком.

– Иди ко мне, моя дорогая.

Индия почувствовала, как по телу разливается тепло, но покачала головой:

– Нет. До тех пор, пока я не узнаю всей правды…

– Правда бывает разная, Индия. Есть та, что идет от сердца к сердцу, от тела к телу. А слова очень легко переиначить.

– У тебя на все есть ответ. Не имеет значения, кто ты – Девлин Карлайл, вернувшийся с войны герой, или одноглазый пират с Темзы. – Она подошла к единственному окошку и стала смотреть на воду. – Они все еще дерутся, – сказала она, увидев, как маленькие фигурки прыгают за борт «Цыганки».

– Они будут биться до утра. Этим несчастным беднякам нужны хоть какие-нибудь развлечения. Жизнь на реке сурова. Но те, кто доживет до рассвета, откупорят бутылки с ромом и станут лучшими друзьями.

– А как насчет нас, Дев? Мы можем стать лучшими друзьями? Мы поженились в спешке в разгар войны. Мы полюбили еще до того, как узнали друг друга. Мы были молоды, и нам еще очень многому надо было научиться. Но у нас не было на это времени. А потом ты вернулся, но ничего не помнил. Но это тоже была ложь, да? Ты все помнил. Это просто было частью маскарада.

– Мне пришлось это сделать, Индия. Это был единственный способ…

Она обернулась. Ее кулаки сжались.

– Как это тебе удается? Как ты можешь с такой легкостью лгать? Как ты снова и снова искажаешь правду ради своих целей?

– Это не мои цели, Индия. Это цели Англии. Все ради тебя, меня и всех, кто погиб при Ватерлоо. Это ради блага всех детей, которые надеются на свободную и счастливую жизнь в Англии.

– Какие красивые слова, Девлин. Но для меня все обстоит намного проще. Все, что я вижу, – это некий человек, который лгал мне, который предал меня, несмотря на то что я так сильно его любила, что… – Она отвернулась, глотая слезы.

Он подошел к окну и привлек ее к себе.

– Ты отдала мне свое сердце. Ты доверилась мне. Я не заслуживал таких сокровищ. Но до Ватерлоо все было по-другому и я был другим человеком. Это не ложь. Просто я никогда уже не буду тем, кем был. Так же как изменилась™, пережив ужасы войны. И я должен позаботиться о том, чтобы Наполеон больше никогда не посмел снова навязать нам войну.

– А как насчет нас?

Он вздохнул и прижал ее к себе еще крепче.

– Я любил тебя тогда. Ты должна этому верить.

– А… сейчас?

– Сейчас я не уверен, что вообще могу кого-либо любить. У меня на руках трое детей, которых я должен защитить, но пока я, как ты совершенно верно сказала, из-за своей бестолковости все испортил. За те несколько дней, как дети узнали тебя, они полюбили тебя больше, чем меня.

– Это неправда! Эндрю тебя боготворит, а Марианна только и ждет, когда ты ее похвалишь. А Алексис? Иногда мне кажется, что она мудрее всех нас.

– Странно, но я чувствую то же самое. Такое впечатление, что она видит тебя насквозь и знает твои самые сокровенные мысли. Но сегодня я свалился на палубу и больно ударился плечом. Это почти стоило жизни нам обоим. Что я хочу сказать, Индия, – со вздохом продолжил он, – мы не можем вернуться назад. Ты, наверное, не сможешь. А мне труднее быть тебе другом, чем любовником. Я ревную тебя всякий раз, когда ты улыбаешься Монктону или Пендлворту, а особенно этой самодовольной змее – Коннору Макиннону.

– Ты ревнуешь к Коннору Макиннону?

– Я хотел оторвать ему пальцы – один за другим, – когда он помогал тебе выйти из кареты. А когда я вижу, как ты на него смотришь, наклонив голову, и улыбаешься ему милой улыбкой, какой никогда не улыбаешься мне… Я тоже хочу этого. И еще хочу испытывать ту безумную страсть, которой были заполнены наши ночи в Брюсселе. Я хочу все, черт побери! Это ты сделала меня таким ненасытным. Безгранично жадным. – Прижав ее к себе, он смотрел на нее горящими глазами и чувствовал, как бьется ее сердце. – Так как?

Молчание.

– Ты дашь мне ответ в этом веке, или молчание – это твоя месть за мое предательство?

– Я думаю. – Она дотронулась до его щеки. – Как я могу быть уверена, что ты снова не соврешь? Потому что это мое условие, Дев. Больше никакой лжи. Никаких секретов. Так живут все Деламеры. И я так живу.