И придет ночь, стр. 32
Так он стал предателем родины. Через несколько месяцев пресыщенный аристократ превратился в морского волка, которого снедала жажда мести. Он хотел отомстить тому, кто обрек его на медленную, мучительную смерть в вонючем корабельном трюме. Тем, кто не поверил ему, даже когда он, придя в себя, заявил, что он ни в чем не повинен.
Никто его даже слушать не стал. Вскоре Люк обнаружил, что здравый смысл – понятие относительное. Невинность тоже быстро была утрачена среди невероятной жестокости, царившей в плавучей тюрьме, куда было набито двести человек.
Надежда умерла еще раньше.
Теперь Люк жил лишь для того, чтобы отомстить человеку, который погубил его жизнь. Если ему повезет, он уже сегодня узнает его имя.
Но сначала ему нужно было кое-куда заглянуть.
Глава 13
Силвер стояла у окна в спальне, расположенной на верхнем этаже, над соломенными навесами, и наблюдала за тем, как на землю нисходит ночь. Где-то среди деревьев завел свои печальные трели соловей, обширные лавандовые поля заливал бледный свет луны.
«Следующим будет мальчишка».
Силвер решила, что настало время действовать. Она достала из кармана неряшливый набросок карты маршрута к постоялому двору «Привал странника». Один из работников объяснил ей, как найти это заведение, стоявшее на окраине вересковой пустоши. Если верить ему, то в этом месте за золото можно нанять надежных людей, которые не станут задавать лишних вопросов.
Именно в таком месте скорее всего кто-то и нанял четырех головорезов, приказав им согнать беззащитную женщину, мальчика и старика с сорока акров лавандовых полей. Силвер посмотрела на карту. Она пойдет в «Привал странника» и попытается выяснить, кому и зачем это было надо. С ним-то она и будет разбираться. Сама, конечно. Не считая верного пистолета. Больше ей ничья помощь не понадобится.
Она аккуратно положила карту на полочку из розового дерева, висевшую у окна. Размышляя о планах, поправила лежавшую на полочке маленькую расческу с серебряной ручкой и пару небесно-голубых баночек, в которых хранилась ароматическая смесь из сухих лепестков.
Вздохнув, стащила с себя старую льняную рубаху, сняла обшарпанные штаны.
Затем Силвер инстинктивно обернулась. Пройдя через лунный луч, который осветил все изгибы ее серебряного тела, открыла ящик дубового гардероба. Вынув из него мягкую, как облачко, ночную рубашку из белого батиста, она с грустью на нее посмотрела.
Когда-то рубашка принадлежала ее матери. Вырез у шеи украшали белые вышитые розы, на рукавах в оборку были нашиты разноцветные ленточки. Изредка Силвер надевала эту ночную рубашку. Она напоминала ей о том, что когда-то у нее была мать. О навсегда ушедших временах безоблачного счастья. У нее была семья, и они весело болтали и подшучивали друг над другом, ожидая, пока вскипит чайник и поджарится хлеб.
Она потянулась, ощущая на коже дуновение ветерка, принесшего благоухание лаванды, ментола и бергамота.
Вздохнув, она уселась на кровать, натянула через голову рубашку и начала выдергивать из волос шпильки. Густые темные волосы рассыпались у нее по плечам. Только на лбу была заметна тонкая светлая прядка.
Силвер погладила прядку. Когда-то она ее ненавидела, а теперь даже гордилась ею. Эта белая прядка появилась в тот день, когда Силвер стало известно о смерти отца. Если ее когда-нибудь подведет память, серебряная прядка не даст ей об этом забыть.
Силвер провела щеткой по волосам, наблюдая за игрой лунного света на тонких занавесках, вслушиваясь в трескотню кузнечиков на лавандовых полях.
Она старалась не думать о тени. О легенде. О человеке, имя которого не многие отваживались произнести вслух. Этот человек мог быть даже убийцей.
Силвер старалась обо всем этом не думать. Вдруг она заметила, что занавеска на окне шевельнулась. Затем она увидела его. Черный плащ. Черная маска. Упрямый подбородок.
Он отразился в псише – большом зеркале в подвижной раме. Он стоял у окна, высокий и неподвижный, и казался всего лишь одной из множества теней, заполнявших безмолвную комнату.
Силвер чуть не задохнулась от неожиданности. Она быстро обернулась, рубашка распахнулась и обнажила ее плечи. Расческа полетела на пол, булавки, которые она складывала на кровать, тоже рассыпались. Силвер прижала руки к груди, пытаясь запахнуть рубашку, которая вдруг показалась ей очень маленькой. Ее бросало то в жар, то в холод.
– Солнышко.
Это слово проникло ей в душу. То, как он ее назвал, разбудило в ней множество надежд, глупых девичьих мечтаний. Но Силвер уже не была той наивной девчонкой, как когда-то. По крайней мере ей хотелось в это верить. Просто эта ночь сводила ее с ума. Она сделала шаг назад.
– Опять ты!
– Я дал себе клятву не приходить сюда больше. Но не сумел сдержать ее.
Силвер прижала руку к шее:
– Ты... ты подглядывал.
Это был не вопрос, а утверждение. Силвер чувствовала на себе его темный взгляд, когда раздевалась. Какая-то частичка ее души все это время знала, что он рядом. И была этому даже рада.
Она залилась багровым румянцем и сердито вскинула подбородок:
– Ты... ты был здесь все это время. Ты подглядывал. Господи, ты видел, как я...
– Ты красивая, – прошептал он. Она почти физически ощутила прикосновение его слов к ее обнаженной коже, к распущенным волосам.
– Ничего подобного. Я...
– Ты красивая, – повторил он. – Чарующая, как мечта. Прекраснее просто нельзя вообразить. При виде тебя не устоит ни один мужчина.
Она широко распахнула глаза. Он подошел и встал рядом. Зеркало отражало все: белое и черное, женщину и мужчину.
Он зарылся пальцами в ее волосы.
– Я готов был смотреть на тебя не отрываясь. Мне хотелось стать лунным светом и прикасаться к твоему восхитительному телу. Черт возьми, я этого жажду, и пусть моя грешная душа горит за это в аду – мне все равно.
Последней его фразы Силвер уже не расслышала. У, нее голова шла кругом от всего, что ей довелось услышать.
– Но почему же?.. В Кингсдон-Кроссе ты всем видом давал мне понять, что тебе не терпится, чтобы я поскорее ушла.
– Да. Но тогда я был пьян. А сегодня, о, сейчас я опьянен тобой, Солнышко. Так как я трезв, то могу позволить себе быть здесь. Могу подойти к тебе так близко. – Он рассмеялся странным гортанным смехом. – Трезвый я гораздо более опасен, крошка моя. Потому что сегодня я просто мужчина. Жестокосердный преступник, охотящийся за нежной и легкой добычей.
– Вам... вам не следовало сюда приходить.
– Разумеется. Но мне захотелось прийти. Блэквуд никогда не откажет себе в удовольствии, – неожиданно добавил он.
«Зачем он это сказал, да еще таким голосом? Кого он хочет убедить: меня или себя?» – подумала Силвер.
– Но это же опасно!
– Да. Так что можете взять пистолет, что лежит у вас на столике, и использовать его по назначению.
Силвер нетерпеливо перебила его:
– Да не для меня опасно, а для вас. Может, Миллбэнк подослал кого-нибудь шпионить за вами.
Его бездонные янтарные глаза сверкнули из-под маски.
– Дурочка ты, дурочка. Это же только для тебя опасно, как ты не понимаешь? Тебе нужно меня бояться. Откуда ты знаешь, что я чувствую и что у меня на уме? Разве тебе сейчас не страшно?
У Силвер пересохло в горле.
– Страшно.
– Значит, ты меня боишься.
Силвер подняла руку в знак протеста. Ей не хотелось с ним соглашаться.
– И вовсе я не тебя боюсь, а тех чувств, которые ты во мне будишь. Я не понимаю, что со мной происходит. – Она сглотнула: эти слова давались ей с трудом. – Но все это очень странно.
Разбойник чертыхнулся.
– Как же так получилось, что никто не научил тебя, что искренней быть нельзя? Никто не сказал тебе, что нужно быть холодной и расчетливой и никому не открывать своих сокровенных чувств?
– А тебя разве этому учили?
– Этому всех учат, – отрывисто проронил человек в черном. – Но вам, видно, посчастливилось. – Он прикоснулся к ее каштановому локону. – У вас, наверное, были очень добрые наставники.