Чоновцы на Осколе, стр. 9
В разговоре братья забыли про удочки.
— Смотри-ка, куда твою уперло! — вдруг, взглянув на воду, завопил во весь голос Женька.
Василий вскочил на ноги.
Длинное ореховое удилище, ныряя тонким концом в воду, быстро тянулось к противоположному берегу и было уже чуть ли не за три сажени от ребят.
Пока Женька метался по берегу, не зная, что предпринять, Василий сбросил с себя пиджак, снял брюки и, оставшись в одних кальсонах, бросился с крутого берега в омут.
— Ой, что ты делаешь? Простудишься! — испуганно закричал Женька.
Но Василий, отгребая руками ледяную воду, громко фыркая, стремительно плыл за ускользавшей от него удочкой. Вот он настиг ее, схватил правой рукой за комель, приподнял над водой и, ловко перевернувшись на спину, поплыл обратно к берегу.
Когда он вышел из воды, его трясло как в лихорадке, зубы стучали, выбивая дробь. Но Василий не выпустил из рук удилища, пока не подвел к берегу огромного золотистого сазана.
Женька, желая помочь брату, схватил сачок, стал подводить его под рыбину, но сделал это с хвоста. Сазан, почувствовав прикосновение к себе постороннего предмета, вдруг в испуге рванулся в сторону, шлепнул по воде широким хвостищем и исчез в глубине мутной полой воды. Крючок из медной проволоки был разогнут и мотался на конце волосяной лески.
Женька от досады и злости на свой промах схватил голову обеими руками и ругал себя неотесанным дураком.
А Василий, молча пританцовывая то на одной, то на другой ноге, отфыркиваясь, выжал мокрые кальсоны, оделся, закурил и, пуская изо рта голубую струйку дыма, спокойно сказал:
— Оказывается, действительно здесь водятся неплохие сазаны…
Ни в голосе, ни в глазах его не было заметно ни злобы, ни раздражения, и только на пухлых, слегка дрожавших губах выступала добродушная улыбка.
— Ну вот, а ты не верил… Золотое местечко! — воскликнул Женька, бросившись сматывать удочки.
Когда братья торопились домой, перед садом на огородах Женьку окликнули школьные товарищи.
— Эй, Рыжик, постой! Куда так скачешь? Боишься, улов протухнет?
— А вы за горохом пришли? Его еще не сеяли. — Подковырнул, в свою очередь, Женька товарищей.
— Пришли посмотреть… Тут наши патрули ночью бандюгу одного подстрелили, — ответил длинный худой парнишка, настороженно покосившись на Василия.
— Это брат мой, — заметил Женька, — давай рассказывай!
— А чего рассказывать? Вот видишь, — кивнул парень головой на примятую сырую землю с оранжевым большим пятном, — тут, видно, его и стукнули. А второй ускакал. Ночью Шорников сам с ребятами ходил. Вздумалось ему по огородам слободу обойти, идут, слышат от реки конский топот. Притаились. Всадники прямо на них. Шорников им: «Стой, пропуск!» А бандюги — стрелять. Ну, ребята залпом из винтовок. Одного насмерть, другой ускакал. Говорят, вплавь они сюда через Оскол перебрались. На переправе ночью с двух сторон наши заставы стоят.
Женька вопросительно посмотрел на Василия.
— Пошли, после купанья как бы мне не простудиться, — Василий дернул братишку за рукав. — Какое нам дело до всего этого…
— Приходи, Рыжик, в клуб, репетицию посмотрим, наши ребята к Первому мая веселый концерт готовят!
— Приду, — крикнул в ответ Женька, поспешая за братом.
ГЛАВА VI
В гостиной мать накрывала стол.
Когда сели обедать, Антонина заметила матери:
— Василия надо как следует кормить, чтобы он скорей поправился. А еще лучше, — обратилась она к брату, — если ты согласишься погостить у свекра в деревне. Помочь бы ему надо в хозяйстве… Понимаешь, старик один не справляется, а сейчас весна. Нужно землю вспахать, о скотине побеспокоиться. А свекор один, с двумя дочками. Природа там изумительная: сады, речка, лес… Вот где ты мог бы хорошо поправиться…
— Ну что ж, — стараясь быть как можно спокойнее, сказал Василий, — я об этом подумаю.
— Вот и Евгений занятия в школе закончит — и тоже туда, в Борки, скотину пасти…
После обеда, когда Василий остался в гостиной вдвоем с сестрой, он спросил ее:
— Что у вас в больнице случилось? Почему ты так долго задержалась?
— Неспокойно у нас в слободе. Сегодня в морг привезли какого-то убитого бандита. А за мной чуть свет приехали на бричке из Заречья к роженице. Приезжаем, а мне хозяин, мельник тамошний, говорит, что роженица ушла на хутор к родственникам, у нее оказалась «ложная тревога», и просит меня оказать помощь своему работнику. Захожу в горницу, на лавке лежит здоровенный молодой парень и стонет, правая рука его обмотана до плеча полотенцами. Сняла я их и вижу, у него в бицепсе сквозное пулевое ранение.
«Где это тебя?» — спрашиваю.
«С амбара, — говорит, — свалился, железными вилами насквозь пропорол».
«Вилами так вилами, — думаю, — мне какое дело». Обработала я, как полагается, рану, сделала перевязку и говорю хозяину, что нужно больного срочно везти в больницу, иначе руку отнимать придется. Но ни хозяин, ни больной не поддаются моим уговорам.
«Лечите тут, — говорят, — что хотите берите, хорошо заплатим…»
Еле растолковала им, что без больницы обойтись нельзя, гангрена может начаться.
— И что же?
— Уговорила в конце концов. Вместе и приехали. Я слезла у дома, а раненого в больницу повезли… Что творится кругом, не поймешь! Вот и думаю: в Борках у свекра тебе будет хорошо. Борки далеко от слободы, там тихо, спокойно, отдохнешь, поправишься…
Ночная стрельба на огородах, убитый патрулями бандит и раненный в руку парень, отправленный сестрой в больницу, — все это в мыслях Василия имело прямое отношение друг к другу и связывалось в одно целое. «Видно, бандиты направлялись за спрятанным в беседке оружием и налетели на засаду наших товарищей, посланных Стрижовым…»
Разговор с сестрой напомнил Василию об Афоне Горобцове, и он решил тут же его проведать. Он зашел на кухню, где мать мыла посуду.
— Мама, я с Женей ненадолго схожу в больницу навестить Афоню Горобцова.
— Сходите проведайте. Только почему с пустыми руками? Так к больному другу не ходят. Минутку подождите, я вам сейчас чего-нибудь соберу.
Мать принесла из кладовки кусок ветчины, отрезала полбуханки пшеничного ситника, завернула в чистую холстину и протянула Василию.
— Вот снесите ему гостинчика, пусть хлопчик поправляется. В больнице не очень-то сладко кормят.
В больнице молоденькая палатная сестра, стараясь выглядеть как можно старше, строго спросила:
— Что-то вы, ребята, зачастили к Горобцову? Уж все бы вместе приходили… Только что Катюша Буланова приходила,теперь вы.
— Мы, Маруся, к нему ненадолго. Продукты передадим и уйдем, — выступая вперед, ответил Женька. — Это мой брат из армии на побывку приехал. — И, обращаясь к Василию, добавил: — Ты не стесняйся, Вася, это наша комсомолка Маруся Ткаченко, дочка директора нашей школы. Она, вроде тебя, в Красную Армию собиралась уйти. В солдаты ее не взяли, так она сейчас тут на сестру медицинскую обучается, чтоб все-таки на фронт удрать, — скороговоркой, тоном взрослого объяснял Женька,
Василий мельком окинул взглядом стройную фигуру девушки в белом халате и пожал протянутую ему маленькую смуглую руку.
— Что же с вами, товарищи, делать? Проходите, только без шума. К нам сегодня новый больной поступил, очень беспокойный и странный парень. Руку ему ампутировали, спит сейчас после наркоза.
Василий насторожился.
— А что у него с рукой?
— Правая рука пробита разрывной пулей. Большая рваная рана, порваны сухожилия, раздроблена кость, начиналась гангрена. Вопил, ругался, уверял, что руку напорол на вилы, пытался убежать из больницы. Но с хирургом нашим Леонидом Францевичем Османовским много не поговоришь. Позвал санитаров, положили парня на операционный стол, на лицо — хлороформовую маску, и руки у парня как не бывало. Сейчас после операции спит.
— Мы на одну минутку. Будем вести себя тише воды, ниже травы, — заверил сестру Василий, открывая в палату дверь.