Записки Виквикского клуба (с иллюстрациями), стр. 17

14. РЕЗИНОВЫЕ ПУЛИ

Как я уже упоминал, кроме учительницы английского языка, приехавшей, как и остальные, из Москвы, с нами раз в неделю занимался настоящий англичанин мистер Хатчинсон. Он должен был помочь нам усвоить английскую разговорную речь, поэтому на его уроках мы почти не писали, а только беседовали на самые разнообразные темы. Мистер Хатчинсон предпочитал, чтобы ученики сами что-нибудь рассказывали, а он поправлял ошибки в произношении фраз. Не возражал он и если мы начинали осаждать его вопросами.

Думаю, что мистера Хатчинсона не приняли бы за француза или, скажем, немца, было в нём что-то, сразу выдававшее его английское происхождение. А может, мне так стало со временем казаться. Свои довольно длинные рыжеватые, как у многих англичан, волосы он зачёсывал набок, а сзади они закрывали почти весь воротничок. Лицо у него худое, со впалыми щеками, но свежее. Одет он обычно в зеленоватый твидовый пиджак с зелёным же, в коричневую полоску галстуком. За весь год я не слышал ни разу, чтобы он повысил голос на кого-то из своих учеников, хотя, честно говоря, мы, пользуясь его невозмутимостью, не раз устраивали из уроков базар. Однажды даже директор поставила вопрос о дисциплине на уроках мистера Хатчинсона на родительском собрании.

Я слышал, как папа рассказывал маме об этом собрании. Он спросил мистера Хатчинсона, не нужна ли ему какая-то конкретная помощь родителей, а тот ему сказал: «Благодарю вас. По сравнению с теми, кому я преподаю остальные пять дней, ваши дети — ангелы». И наши собеседования по-прежнему проходили шумно, но в самой дружелюбной обстановке.

Вот к нему-то мы с Вовкой и обратились, когда ни его, ни мои родители не смогли нам толком объяснить, кто и зачем взрывает в Лондоне бомбы замедленного действия. То есть такие, в которых есть часовой механизм, позволяющий назначить взрыв на любой час. Такие вот устройства начали все чаще калечить лондонцев, их дома и машины. То вдруг грохнет в огромном универсальном магазине «Харродс», который называют королевским, потому что королевская семья перед рождеством покупает там подарки друг другу. То взлетает на воздух начинённый взрывчаткой автомобиль на людной улице. То в обеденный час взорвётся цветочный горшок в переполненном кафе. А ещё до нашего приезда кто-то заминировал лондонскую телевизионную башню, и у неё вырвало бок.

Мама сказала: «Спроси папу, он у нас политик».

Папа ответил: «Взрывы? Это работа ирландских экстремистов. Настоящие ирландские патриоты от них отмежёвываются», — и убежал на службу.

«Что значит — отмежёвываются?» — размышлял я.

Вовка у себя дома добился примерно таких же результатов. И когда на следующее утро мы узнали, что очередной взрыв произошёл в гостинице «Хилтон» и что серьёзно ранено несколько человек, Вовка предложил:

— Давай сегодня спросим у мистера Хатчинсона.

Англичанин, выслушав меня, обвёл класс взглядом:

— Это интересует только Виктора или всех?

— Всех! Всех! — закричал класс.

— Хорошо. Это должно интересовать всех, — сказал мистер Хатчинсон, делая ударение на «должно».

Вот что мы узнали на этом уроке.

Остров Ирландия англичане в давние времена присоединили к своему королевству, истребив претендентов на отдельный ирландский трон. Хотя древний ирландский язык сочен и богат, сказал мистер Хатчинсон, но, как всегда бывало в колониях, — а Ирландия, по существу, стала колонией, — местное наречие оттеснено языком пришельцев. Если ирландец не знает английского языка, он просто-напросто не сможет получить мало-мальски приличную работу. Когда после упорной, длившейся веками борьбы с англичанами ирландские патриоты по окончании первой мировой войны добились права создать собственное государство, республику, северная часть острова, примерно четверть его, осталась за Англией и стала называться Ольстер.

Ольстер остался в составе королевства вот почему. Ещё в шестнадцатом веке те края заселяли шотландцы, исповедовавшие протестантскую религию. Их становилось всё больше, они осваивали все новые земли и в конце концов превратились в национальное большинство на севере Ирландии. И не только национальное, но и религиозное. Местное население принадлежало к католической церкви. А между католиками и протестантами всегда существовала вражда. Например, во Франции при короле Карле XII католики за одну ночь перебили много тысяч ненавистных им протестантов, которых они называли гугенотами. А сколько этих несчастных протестантов сожгла на кострах римская инквизиция лишь за то, что они отрицали католическую веру.

Нам сейчас, говорил мистер Хатчинсон, трудно понять, как это люди могли убивать друг друга лишь по той причине, что одни из них крестились тремя пальцами, а другие двумя. А ведь средневековые религиозные войны унесли миллионы человеческих жизней.

Но, продолжал учитель, предостерегающе грозя нам пальцем, не верьте, если вам будут доказывать, что ныне в Ольстере тоже происходит религиозная война. Такое впечатление действительно может возникнуть, если судить по внешним признакам, разделяющим враждебные стороны. По одну сторону баррикад — в буквальном смысле — находятся католики, то есть коренные жители, по другую — протестанты, выходцы из Шотландии. Но при всём том война между ними — а происходящее там можно определить таким словом, — это война гражданская, а не религиозная.

После того как север остался за пределами Ирландской республики, вся власть оказалась в руках протестантов — местных или прибывших из Англии, страны протестантской. Католики попали в положение африканских негров. Им доставалась самая плохая работа, самое плохое жилье, все самое плохое. В конце концов им это надоело. Нашлись люди, которые создали сначала политические, а потом и военные организации, чтобы добиться равноправия для коренных жителей-католиков. С недовольными жестоко расправлялись — полиция-то тоже целиком состояла из протестантов. Положение все больше обострялось, и к началу семидесятых годов дело дошло до настоящих боев с применением автоматов и пулемётов.

Английское правительство ввело в Ольстер специальные войска, что ещё сильнее обозлило католиков, которые, конечно, не могли надеяться, что солдаты, англичане или шотландцы, сочувственно отнесутся к их борьбе, и рассматривали их как оккупантов.

Мистер Хатчинсон, как он сам о себе сказал, чистокровный англичанин и не коммунист, но он был на стороне коренных ирландцев, «потому что долг каждого честного человека, к какой бы национальности он ни принадлежал, — поддерживать угнетённых против угнетателей. Великобритания несколько веков выступала в качестве угнетателя ирландского народа, но больше этот национальный позор не должен повторяться».

Наш учитель состоял в комитете солидарности с патриотами Ольстера и вместе с другими организовывал шествия через весь Лондон к парламенту.

Мистер Хатчинсон объяснил, что в таких комитетах — и в Англии, и в самом Ольстере — участвуют как католики, так и протестанты, все разумные люди, желающие справедливости и прекращения братоубийственного кровопролития. А ирландские профсоюзы начали движение под лозунгом «За лучшую жизнь для всех!», к которому тоже примкнули наиболее сознательные люди враждующих лагерей.

Однажды, когда мой папа вёз нас с Вовкой на мультипликационный фильм Уолта Диснея «Книга джунглей», мы простояли у светофоров на площади Марбл-арч не меньше часа, потому что её пересекала бесконечная колонна людей, нёсших плакаты «Мир Ольстеру!» и вырезанные из чего-то огромные зелёные трилистники — символ Ирландии. Они шли и скандировали: «Хей — хей, Ай-Эр-Эй! Хей — хей, Ай-Эр-Эй!» «Ай-Эр-Эй» — это первые буквы слов «Ирландская республиканская армия», названия подпольной военной организации католиков, то есть, говоря словами мистера Хатчинсона, угнетённых.

Кстати сказать, он самолично побывал в Белфасте, столице Ольстера, и в Лондондерри, где столкновения были особенно кровопролитными. Мистеру Хатчинсону было необходимо «увидеть собственными глазами трагические последствия традиционной британской политики „разделяй и властвуй“. Ибо всё, что происходило и происходит на ирландской земле, — непосредственный результат этой политики».