Просто друзья, стр. 9
Сейчас его телефонная книга приобрела приличествующий возрасту солидно-потрепанный вид. Как и ее владелец. Кстати, она потолстела, и тут не желая отставать от Джека Мэдисона Третьего. Но когда-то девственно белые страницы ее заполнились телефонами и адресами нужных и не очень нужных людей и мест: издателей, кинотеатров, подружек, любимых баров, редакторов журналов, библиотек, спортивных клубов, ресторанов, книжных магазинов, мастерских фотокопирования и, конечно, друзей. Фрея занимала всю страницу: Фрея тут, Фрея там. Он не знал никого, кто переезжал бы с места на место так часто, как Фрея. Вверху страницы красовался адрес того самого прогнившего старого пансиона в Бруклине, куда он приехал в поисках дешевой комнаты в первую неделю своего пребывания в Нью-Йорке. Тогда он увидел ее впервые — длинные белокурые волосы упали ей на лицо, когда, перегнувшись через перила балкона на верхнем этаже, она окликнула его.
Фрея поразила его, как может поразить заурядного человека существо, многократно его превосходящее по всем параметрам. Она была умудренной опытом двадцатипятилетней женщиной, а он рядом с ней сопляк — юнец двадцати двух лет от роду. Она знала, где можно наесться супом и булками на пять долларов, на каких блошиных рынках продается самая дешевая мебель. Как прошмыгнуть на презентацию «чего-то там» и полакомиться бесплатным шампанским. Она знала, в каких кинотеатрах можно просидеть два сеанса подряд, заплатив за один, — просто чтобы погреться. Она представила его своей команде — разнузданной компании «перспективных» художников, актеров и музыкантов, которые вместе дрожали от холода зимой, вытаскивали матрасы на крыши и пожарные выходы летом, сплетничали за кофе и рогаликами в дешевых кафе, одалживали деньги и одежду и заверяли друг друга в том, что они — гении. Фрея славилась своими «макаронными вечеринками», которые устраивала в ознаменование их микроскопических успехов, в конце которых неизменно подавался отвратительный английский десерт, называемый пудингом, который Джек научился делать почти съедобным, добавляя в него толстый слой американского мороженого. С самого начала Джек полюбил ее резкий и острый ум, независимость взглядов и мнений, даже ее насмешки, столь отличные от кокетливых поддразниваний знакомых девчонок там, дома, на Юге. Однажды вечером много лет назад…
Джек нахмурился. Он не хотел вспоминать унижение, которое ему пришлось пережить. Он был тогда другим, и Фрея тоже. Он пробежал взглядом записную книжку. Адреса Фреи — на севере города, потом на юге, этот бойфренд, тот бойфренд, эта работа, та работа. Да, десять лет — срок немалый. Они все еще друзья, но у него своя жизнь, у нее — своя. Он нашел номер Майкла и позвонил.
Глава 4
«Серебряный луч, призрачный, полу-прозрачный, блуждал под луной, удерживая собой бездонный колодец ночи. И глядя на него, что-то темное и примитивное поднималось в нем, и застонал он от тоски. Ему казалось, что он, вращаясь, все быстрее и быстрее летит вниз, в бездну отчаяния. Неужели в этом мире нет для него любви лишь потому, что кожа его темна?»
Джек выхватил карандаш из-за уха, но рука замерла над страницей. С чего начинать? Подумав, он исправил ошибку в правописании: «полу-прозрачный» на «полупрозрачный». Затем исправил смысловую ошибку, вставив после «И глядя на него» фразу «Гарт почувствовал, как», и, пару раз надкусив карандаш, убрал его на привычное место — за ухо.
День клонился к вечеру. За два последних часа он успел вымыть посуду, убрать в гостиной, оставить чашку с чаем возле кровати коматозной Фреи и вынести мусор. Сейчас он лежал на диване у большого окна, закинув обутые в кроссовки ноги на подлокотник, со стопкой бумаг на груди.
Он пролистал оставшиеся страницы и вздохнул. Насколько он мог судить, «Затерянный мир», написанный Кэндис Твинк, представлял собой тоскливый любовный роман времен Гражданской войны, феминистскую версию «Унесенных ветром», где Скарлетт О'Хара была белой, а ее возлюбленный — черным рабом, которому не чужд экзистенциализм. Но опыт подсказывал Джеку, что Кэндис писала не пародию.
Что он ей скажет? Только не правду. Кое-что в ее рукописи было не так уж и плохо, но в целом — форменный мусор. Иногда Джек спрашивал себя, можно ли вообще научить творчеству. Он ненавидел слово «творчество», почему-то оно ассоциировалось у него с женщиной, танцующей босиком с неким артефактом из морских раковин на груди. Хорошее писательство — мастерство, очень хорошее — искусство, но творческое писательство зачастую не являлось ни тем, ни другим. Однако Джек нуждался в деньгах и потому не имел права на выбор. Из-за денег он преподавал, из-за денег писал рецензии в толстые журналы. Содержания, которое выплачивал ему отец, хватало лишь на оплату квартиры. Джек с раздражением подумал об отце, о его коттедже на море, о его доме в горах, о фамильном особняке, о его дорогих сигарах и еще более дорогостоящих женах. Отец и понятия не имел, сколько стоит жизнь в Нью-Йорке, на Манхэттене. Но стоило Джеку завести разговор о деньгах, как отец, насмешливо усмехаясь, предлагал поискать «настоящую работу», ту, за которую платят. Неудивительно, что роман так и не был закончен. Писатель должен вдыхать чистый воздух божественного вдохновения, не загрязненный земной суетой. Писатель не вправе распыляться по мелочам и осквернять свой талант халтурой.
Хотя и эта халтура имела свои преимущества. Джек пробежал глазами опус Кэндис, пытаясь найти эротические сцены, некие намеки на секс, — он мог бы почерпнуть там нечто полезное для себя на сегодняшний вечер, если, конечно, удастся ее уговорить. Кэндис злоупотребляла метафорами, однако «гордо вздувавшаяся мужественность» воодушевила Джека. Он положил голову на подлокотник дивана и закрыл глаза, пытаясь мысленно очертить контуры сегодняшнего свидания. Вначале он отведет Кэндис в бар «Z». Там они могли бы выпить по паре коктейлей в открытом кафе, устроенном прямо на крыше, и полюбоваться на знаменитостей — девушкам всегда это нравится. Важно покончить с деловой частью как можно скорее, так что он начнет с того, что вернет ей рукопись и выскажет свое мнение. Джек про себя попрактиковался в произнесении нужных слов: оригинальная концепция… тонкая наблюдательность… интересная — нет, тут надо улыбнуться — отличная пунктуация. За вторым коктейлем он предложит безжалостную купюру — убрать сюжет в сюжете про ампутацию, например, — так, чтобы ее слегка завести. Они поспорят, она даже может всплакнуть, он извинится, они помирятся, после отправятся в какой-нибудь уютный маленький ресторанчик, а затем к ней домой.
Удовлетворенный, Джек вложил рукопись «Затерянного» в папку — недешевую броскую папку, в которой принесла свой опус Кэндис. После трудов праведных Джек здорово проголодался: он бы не прочь сделать себе бутерброд и освежить интеллект чтением «Нью-Йорк тайме бук ревю» или же посмотреть телевизор, если будут играть «Янки».
Он встал с дивана, потянулся и зевнул, с шумом втягивая в себя воздух. Получился странный звук. Может, это клич одинокого гуся? Джек в виде эксперимента развернул плечи и приподнял локти, одновременно сводя лопатки, — вот бы взлететь!
— Куда летим? — раздался голос.
Джек резко обернулся:
— О, привет, Фрея! — Он попытался сделать вид, что у него зачесалась спина. — Ну как тебе, получше?
— Мне замечательно. — Фрея была уже одета, на плече сумочка — она собралась уходить. — Я просто зашла сказать до свидания и поблагодарить. Извини за назойливость.
— Ничего. — Ее официальность сбила Джека с толку. Он вгляделся в нее попристальнее. Она была очень бледна. — Дать тебе аспирин?
— Нет, спасибо. Мне пора.
— Ладно. — Джек колебался, не зная, имеет ли право задавать вопросы. Фрея всегда давала понять, что ее личная жизнь — закрытая территория. — Пора куда? — все же осмелился он спросить.
— Домой, конечно.
Это «конечно» решило его сомнения. Оно было произнесено таким тоном, что Джек не удержался и спросил: