Особые отношения, стр. 42

Лодочная станция находилась рядом с мостом Магдален Бридж. В обычные дни она была бы уже закрыта, но сегодня организаторы бала сняли напрокат несколько лодок. Когда Анни увидела, что у лодочной станции стоит большая очередь, она чуть не вскрикнула от разочарования. Джордан отвел ее на безлюдную поляну на берегу реки, накинул на нее свою куртку и распорядился:

— Жди здесь.

— Но там очередь, — заметила она. — Тебе ее ни за что не выстоять.

Джордан поднял руку:

— Жди меня.

Анни было жарко, но она натянула на плечи куртку — та пахла, как Джордан. Она глянула через реку — цепочка фонариков показывала, где проходит аллея Эдиссонз Уолк, по которой она часто прогуливалась с Эдвардом. Но она прогнала воспоминания об Эдварде — его сейчас не было. Завтра он уедет. К тому же они с Джорданом уже раз провели день вместе. И то, что они встретились сегодня, казалось, было велением судьбы.

Через пять минут из темноты к ней направилась лодка. Анни увидела белую рубашку. Джордан с шестом стоял на корме, штанины его брюк были закатаны выше колен. Галстук он снял, рубашка была расстегнута. Скоро лодка мягко коснулась носом берега.

— Джордан, — с изумлением воскликнула Анни. — Как ты сделал это?

— Это неважно.

— Ты же не украл ее?

— Конечно нет. Меня вырастили в баптистском духе. Я знаю парня, который сегодня распоряжается лодками. Залезай сюда.

Анни взялась за его руку и осторожно ступила в лодку. На корме на скамейке лежали подушечки.

— Контакты, Анни, — вздохнул Джордан, — вот что приводит к успеху в жизни. Но не только, — добавил он. — Я дал этому парню фунт.

— Фунт! — Анни даже привстала — лодка резко качнулась.

— Иисус! — Джордан присел, стараясь, чтобы лодка успокоилась.

Они поплыли вверх по реке по направлению к парку. Им встретились только две лодки. Шум бала постепенно утихал где-то вдали. Анни опустила руку — вода была совсем теплой. За спиной Джордана на черном небе виднелись звезды и бледный лунный серп. Когда лодка проплывала под раскидистой ивой, Джордан нагнулся. Анни почувствовала, как узкие листья погладили ее по голове.

— Когда плаваешь по реке с красивой девушкой, возникает существенная проблема: работать шестом и не иметь возможности до нее дотронуться, — очень доходчиво объяснил он.

Он воткнул шест глубоко в дно — так чтобы лодка уперлась в него. Анни пододвинулась, чтобы дать ему место на скамейке.

— Будь поосторожней, — предостерегла она, когда он направился к ней по качающейся лодке. — Она такая неустойчивая.

Джордан сел рядом.

— Какая-какая?

— Неустойчивая. Качающаяся. Капризная. — Она вздрогнула от прикосновения его руки. — Прыгающая на волнах. Склонная к переворачиванию…

— Замолчи, — прошептал Джордан и поцеловал ее, наступила долгая тишина. Его губы скользили по ее лицу. Когда наконец они оторвались друг от друга, Джордан вздохнул. В его глазах была радость.

— Знаешь, это как мираж. Я видел тебя на улице позавчера и думал, что это в последний раз.

— Я тоже видела тебя, — сказала Анни и нахмурилась. — Ты целовал какую-то девушку.

— Неправда!

— Правда. Это было около Куинз-колледжа. Девушку в темном платье.

— Ах, эту. Она просто сдала экзамен. Я никогда не встречал ее раньше. Она поцеловала бы и Сталина, если бы он стоял на моем месте. — Он с ликованием глянул на нее. — Значит, ты ревнива?

— Безумно.

— В любом случае, — Джордан провел губами по ее щеке, — я покажу тебе то, что я действительно называю поцелуями. — Он остановился взглядом на ее пуговице. — Эта пуговица расстегивается, или она пришита для виду? — Не дожидаясь ответа, он самостоятельно обнаружил, что расстегивается. Анни безвольно следила за тем, как он исследует остальные. Под платьем у нее не было ничего. Ее груди упали в его ладони, как спелые плоды. От прикосновения его рук Анни начала дрожать. Джордан наклонился над ней.

— Ты уверена? — спросил он. Она почувствовала, какого труда стоило ему остановиться для этого вопроса.

— Уверена, — почти беззвучно произнесла Анни, — у нее сбилось дыхание, чтобы произнести это громко. Она попыталась обнять Джордана, но рукам мешало платье, в рукавах которого оставались руки.

— Погоди, — сказал Джордан. — Это надо сделать правильно.

Он помог Анни вытащить руки из рукавов, освободиться от платья и панталон. Анни глотнула воздух, когда ощутила кожей холод. Все, что на ней осталось, — это ленточка на шее.

— Теперь ты, — прошептала она.

Опустившись на дно лодки, Джордан стянул свою рубашку. Затем выпрямился, прислонившись к толстой ветке ивы. В лунном свете Анни увидела его мускулистую грудь, под грудной клеткой были ямки. Джордан освободился от брюк и остался обнаженным. Анни протянула к нему руки, чувствуя, что делается безумной от нетерпения, и тронула его бедра. Его кожа была горячей и мягкой, как шелк. Джордан отвел в сторону листву и мягко опустился на нее. Слезы желания выступили на ее глазах, когда она ощутила на себе его вес. Вода чуть слышно билась о борт, и лодка начала медленно двигаться в тень ивы. Анни почувствовала, как ее переполняет наслаждение, услышала низкий, протяжный звук, похожий на стон саксофона. И вдруг поняла, что это ее собственный вскрик. Она закрыла глаза, подумав: «Я буду помнить это до конца жизни».

1992

21

Женщина в полном расцвете сил

Роза Кассиди стояла у окна своей квартиры, разгоряченная после душа. На ее плечи был накинут халат, который она когда-то давно захватила как сувенир из гостиницы «Георг V» в Париже. Одна ее рука покоилась на бедре, другой она держала чашку со свежевыжатым апельсиновым соком. Апельсины она купила, возвращаясь домой из гимнастического зала. Отхлебывая по глоточку, Роза глядела вдаль из окна — на очертания небоскребов на Пятой авеню. Это было эффектное зрелище, которое ее всегда вдохновляло. В ясные зимние вечера, когда из-за этих величественных зданий поднималось солнце, Роза чувствовала себя царицей мира. Но сегодня дома казались ниже под тяжелыми облаками. И деревья в парке тоже, казалось, стали ниже ростом. С высоты пятого этажа Роза могла различить круглые зонтики прохожих и крыши такси, снующих по Сентрал-Парк-Уэст. Она вдруг вспомнила свой красный зонт, который остался у нее от Оксфорда, и почувствовала острый приступ ностальгии по старой доброй чопорной Британии.

От Криса так и не было никаких известий. Куда девался этот ублюдок? Она звонила на работу уже десятки раз, но ей неизменно сообщали, что никто не звонил. Десять к одному, что Крис проводит время в веселой компании приятелей, а если и приехал в Америку, то сейчас в толпе туристов глазеет на Белый дом. Роза постучала пальцами по стеклу. Крис — это Крис. Ей приходилось только ждать. Может быть, эта история поможет ей самой проникнуть в ближайшее окружение Джордана Хоупа.

Роза бодрствовала уже более двух часов. Ее будильник был заведен на 5.45, но сегодня будильник ей не понадобился. Она почти не спала, мысли все время крутились вокруг Анни и ошеломляющей новости, которую та сообщила вчера днем. Слава Богу, что у Анни хватило ума позвонить именно ей. Анни и знать не знает, что эта история могла бы натворить. У них, в Британии, парламентские выборы — это детский утренник по сравнению с президентской гонкой в Америке. Анни не знала, с какими это связано деньгами, сколько от победы Хоупа зависит карьер, устремлений, амбиций, да и просто шкурных интересов — и все это могло рухнуть, если в печати вспыхнет скандал.

Никто не должен знать о Томе. Ущерб необходимо свести к нулю. И эту миссию выполнит Роза. Сейчас в ее голове, сменяя друг друга, вились различные планы действий. Кажется, один из этих планов достаточно реален.

Она осушила чашку и прошла на кухню, чтобы поставить ее на полку. Розе нравилась ее кухня, заполненная различными устройствами и бесполезными безделушками, но из съестного на кухне не было почти ничего. Зачем здесь что-либо держать, когда работа не позволяла задерживаться дома надолго? Что было нужно на сегодня, она и покупала сегодня. Так принято на Манхеттене. Здесь почти никто не стремился постигнуть вершин кулинарного искусства, и друзей угощали просто — макароны подавались прямо с плиты, и они посыпались измельченным сыром из холодильника, а за этим следовала корзина с фруктами. Манхеттен был предназначен не для вечеринок — он был ареной, грандиозной ареной для людей, движимых честолюбием и стремлением завоевать место под солнцем.