Особые отношения, стр. 11

— Кушать подано, — как демон из преисподней в ее комнате возник Эдвард с подносом. В отличие от всех мужчин, которых она знала (особенно от Тома, который ухитрялся топать как целый кавалерийский эскадрон), Эдвард двигался тихо, как кот. Он был по-прежнему стройным и сухощавым — типичный англичанин периода второй мировой войны из фильмов, которые она любила смотреть в армейском клубе по субботам. Эдварду очень пошла бы форма пилота «Спитфайра» или костюм игрока в крокет.

Эдвард протянул ей поднос и положил газеты рядом с кроватью. Затем отдернул занавески. Анни наблюдала за ним. На Эдварде так ладно всегда все сидело, даже этот старый свитер и потертые джинсы, чуть вытянутые в коленях.

— Хорошо выспалась? — спросил он.

— Великолепно. — Анни села в кровати и потянулась. На мгновение ее пижама распахнулась, обнажив грудь. Эдвард воевал с оконной щеколдой, спиной к ней.

— Какое счастье побыть вот так, вдвоем. Или я очень плохая мать?

Эдвард не ответил, не в силах справиться с замком. Анни поддела на вилку лист салата и принялась его пережевывать.

— У тебя много работы на сегодня? — спросила она.

— Я присутствовал на этой неделе на встрече с лидерами профсоюза шахтеров. Бедные ребята. Если их проблемы заберут у меня много времени, на тебя свалится уйма работы по дому. — Он наконец справился с окном и повернулся к ней. — А что? Ты что-нибудь хочешь сегодня сделать?

— Ничего особенно. Мне просто хочется совершить что-нибудь необычное, я не знаю что — ну, скажем, отправиться на ленч в винный бар Джулии, или посмотреть какой-нибудь старый фильм Трюффо. Мне хочется быть только наблюдателем, но ничего не делать самой.

— Винный бар Джулии! Это как привет из прошлого. Хочешь, отправимся туда на ленч? Правда, трудно припарковать машину. К тому же мне надо быть здесь в три. Мне звонил один друг, который мне может дать дельные советы по поводу профсоюзов, и я бы не хотел, чтобы он встретил закрытую дверь. А если мы отправимся в таиландский ресторанчик в Ислингтоне?

Анни пожала плечами.

— Мне все равно. У меня есть сотни дел, которыми надо заняться. Я просто думала, что хорошо бы совершить что-нибудь необычное, для разнообразия.

Эдвард обошел кровать и, присев, притянул ее голову к себе.

— Я все время тебя разочаровываю, — сказал он, — всегда спускаю с неба на землю. А ты не хотела бы, чтобы я сам организовал ленч на открытом воздухе? У нас есть шампанское… хочешь?

Анни обняла его теплое, знакомое тело и с шутливой свирепостью повалила Эдварда.

— Ты ничуть меня не разочаровываешь. Ты — мой любимый муж, а работа, которую ты делаешь, очень важна. — Она притянула его голову и поцеловала, а затем погладила его небритую щеку. — Все хорошо. В самом деле. Пожалуй, еще поваляюсь. И почитаю всю эту порнографию, которой напичканы современные газеты.

— Да, ты знаешь, — произнес Эдвард, оглядываясь на дверь. — Есть одна вещь, которая может тебя удивить. Она касается твоего старого приятеля Хоупа.

— Удивить меня? — резко повторила Анни, ее сердце забилось. — В каком смысле «удивить»? Эдвард поднял брови.

— Это одна история о Хоупе времен, когда он учился в Оксфорде. Она мне показалась чепухой, и я ее не читал. Но ты, должно быть, знаешь кого-нибудь из людей, о которых идет речь.

— Он не был моим другом, — произнесла Анни. — Ты знаешь, как я отношусь к политике. Это Роза часто спорила с ним о производительности труда и дискриминации.

— Роза — и вдруг феминистка? Забавно, я думаю, сейчас они просто хотят высосать из пальца еще одну сенсацию.

Анни засмеялась.

— Но не все же такие сознательные, как вы, «Господин адвокат с социальной ответственностью».

Когда Эдвард вышел из комнаты, улыбка на лице Анни погасла. Она прислушалась к тому, как он спустился вниз по лестнице, как закрылась дверь, и, отложив поднос, стала быстро перебирать газеты, сбрасывая их на пол одну за другой. Моды, книги, назначения, комиксы. «Только бы нигде не упоминалась я», — молила она. Образ жизни, кинообозрения, путешествия, бизнес. С того времени, как газеты разнюхали, что Джордан уклонился от военной службы, пресса принялась виться вокруг его пребывания в Оксфорде. Анни двадцать лет старательно прятала все, что касалось ее прошлого. Но когда за дело берутся пронырливые журналисты, откуда можно знать, где и когда последует нападение?

Ей сразу бросился в глаза крупный снимок Джордана в окружении его однокурсников. Они все были одеты в одинаковые вечерние костюмы и своими молодыми лицами напоминали мальчиков из церковного хора. Она никогда раньше не видела эту фотографию, жадно ее разглядывала, особенно трудно было оторваться от широких плеч Джордана и от его открытой улыбки. Именно таким она видела его последний раз, в этом самом костюме. На другой странице она обнаружила другую фотографию Джордана — небольшая фотография, на которой он был в своем афганском пальто, таком знакомом, что на нее тут же нахлынула волна воспоминаний. Раздутые ноздри и круглые глаза лошадей… Маленький ресторанчик, который она так и не смогла потом найти еще раз…

«Янки в Оксфорде» — возвещал заголовок. Анни подсчитала, что судьбой янки в Оксфорде заинтересовались не менее двадцати репортеров. Она взяла апельсиновый сок и залпом освежила вдруг пересохшее горло, после чего принялась внимательно изучать газетные столбцы.

7

Дитя любви

Над южным концом Кингзуэй грозно нависает огромное здание Буш-Хауза, в котором размещается Всемирная служба Би-Би-Си. На вершине этого желтого здания возвышается скульптурная группа — два человека держат факел, протянув его над машинами, деловито снующими по дороге. Надпись у подножья статуи гласит: «Братству англоговорящих народов». «Вы не можете его пропустить», — уверил Тома торговец из Сомерсет-Ха-уза. «Встаньте под памятником, посмотрите направо, и перед вами будет как раз Сент-Кэтринз-Хауз».

Том пересек улицу и подошел прямо к этому довольно уродливому зданию постройки шестидесятых годов. Неужели здесь и в самом деле размещается Публичная информационная служба? Но, очень непривлекательное снаружи, внутри это здание оказалось обставлено со вкусом и очень удобно. Разноцветный план на стене указывал на расположение различных служб. Каждая из комнат была заставлена металлическими стеллажами, на которых тесно стояли объемные гроссбухи размером один фунт на два, обернутые в кожу и с металлическими пластинами на корешках. В красных томах — информация о рождениях, в зеленых — о браках, в черных — о смерти. Здесь был и специальный отдел, в котором любой посетитель мог заказать копию. В проходах стояли лестницы, и каждый сам мог найти необходимую ему информацию. Том ожидал, что он увидит что-то вроде Британской библиотеки, но здесь атмосфера была много свободней. Подростки крутились в секции рождений, пожилые люди направлялись в секцию, где были документы о смертях. Несколько пар работали в тандеме — один называл имена, а другой снимал тома с полок. Здесь были все данные о любом человеке, который был рожден в Англии или Уэльсе с 1837 года, открытые публике, жаждущей информации.

Ладно, поглядел и будет. Том решительным шагом направился в отдел рождений и нашел фолиант, в котором были зафиксированы все родившиеся в январе, феврале и марте 1971 года, с фамилиями от Е до К. Он перенес том к лампе и раскрыл. Сердце стало биться чаще, когда он нашел букву «Г» и начал искать свою фамилию. Гамид, Гамилфорд, Гамильтон. ГАМИЛЬТОН, Томас Стенли. Его фамилия черным по белому. Девичье имя матери — Паксфорд.

Слава Богу! Есть хотя бы одна вещь, которую он знает теперь о себе наверняка среди всех этих сомнений, которые его переполняли. Его рождение было зарегистрировано в Челси. Это похоже на правду. Мать часто упоминала о маленькой квартирке в Баттерси-Парк, где ей приходилось таскать коляску на второй этаж и домовладелец каждый раз, когда Том плакал, ворчал: «Вы бы давно оказались на улице, если бы не были такой привлекательной дамой».