Пылающий остров (илл. В. Лукьянца), стр. 102
Но самым страшным было сознание собственного бессилия. Обладать запасами радия-дельта и не дать об этом знать..
Эта мысль и овладела Дмитрием, овладела настолько, что вытеснила все его терзания. Матросов был человеком действия и, вспомнив все, чему его учили в американской разведшколе, а также все напутствия Кленова, наметил для себя невероятный, казалось бы, неосуществимый план. Но, раз взявшись за него, он уже не переставал трудиться.
Дышагь в подземелье было тяжело. Воздух сюда не проникал, он только уходил. И утечка его с каждым часом становилась все ощутимее.
Но Дмитрий, проклиная себя, неустанно трудился. Упрямо, в полной темноте, только на ощупь продолжал он начатую работу.
Иногда мысли его отвлекались соседями по тюрьме. Два человеческих скелета, один из них женский… Какая драма произошла здесь? Какова была эта женщина, кости которой здесь лежат?.. Вероятно, она была красива. Может быть, походила на Марину или на Иоланду…
И Дмитрий рассмеялся. От смеха стало труднее дышать, закололо в боку. Какое ему дело до этих человеческих костей! Сейчас для него в них существует только одно свойство — не проводить электричество, больше ничего! И нужно работать, работать… «Эх, Маринка! Милая Маринка! Ты-то считала меня непогрешимым…»
Зачем могли понадобиться Матросову изоляционные свойства человеческих костей? Какую затеял он работу?
В одной из комнат замка сидел Вельт.
Появившаяся за последние дни одышка очень раздражала и мучила его. Сообщения, которые он получил о задуманном социалистическими странами плане уничтожения воздушного пожара, выводили его из равновесия. Он вовсе не собирался отказаться от мысли о создании нового мира. И если большевики сооружают какие-то фантастические орудия для расстрела острова Аренида, то у него, Вельта, владельца мировых военных вооружений, найдется средство стереть с лица земли эти самые сооружения. Опять проклятый Кленов путает его планы! Нет, господа, Вельт не позволит природе идти вспять! Он предпримет глубокий рейд своих машин к сердцу Каракумов, куда коммунисты запрятали свои сооружения.
Вельт направился к радиопередатчику, чтобы переговорить с генералом Копфом — комендантом Вельттауна.
Какая гнусность! Кто постоянно мешает в эфире? Откуда эти непрекращающиеся возмутительные звуки «ти-ти-ти»? Вельт был вне себя от ярости. Он не мог отстраниться от них, словно кто-то нарочно посылал это надоедливое тиканье на его замок.
Ти-ти-ти…
Над разгадкой этих звуков продолжал ломать голову старый сыщик. Сейчас он бродил близ доков. Сырой, пронизывающий ветер не давал туману опуститься на Темзу. Где-то вдали сквозь мутную пелену проступали башни Тауэра. Зажигались редкие огни. В доках смутно темнели силуэты кораблей, которым некуда и незачем было больше плыть.
Сыщик пришел осмотреть нанятую им яхту. Завтра он пересечет на ней море, придерживаясь направления загадочной радиоволны.
«Как быстро теперь устаешь! — подумал сыщик. — Голова кружится, в ушах звон. Сказывается разрежение».
У одного из пустых строений сыщик заметил одинокую фигуру. Ему послышалось тихое: «Сэр…»
Агент подошел к дощатой стене… Он пристально вглядывался. Кажется, это ребенок. Без карманного фонаря плохо видно. Может быть, следует достать фонарь. Но слабость и апатия сковали тело сыщика.
— Сэр, у меня умер мой маленький братик… Его не хотели пустить туда, хотя у меня и был для него билет…
— Какой билет? — устало спросил агент.
Девочка тяжело дышала.
— Такой… золотой, с черными разводами…
Агент непонимающе пожал плечами и наклонился. Рука коснулась чего-то теплого.
— Он умер, а я пришла сюда, в доки. Дядя здесь работал сторожем… Ведь братика надо похоронить…
— Да, — неопределенно согласился сыщик.
— Я не могу дойти домой, и у меня нет денег… — Девочка заплакала и задышала еще чаще. — Право, сэр, мне так трудно дышать…
Что-то шевельнулось в сердце сыщика.
— Я отвезу вас домой, — устало выговорил он.
Девочка перестала плакать.
— Пойдемте, — протянул руку сыщик.
Но девочка не поднималась.
Сыщик не мог больше ждать. Недовольный, он наклонился и одним движением поднял удивительно легкое тельце. Однако нести его было необыкновенно тяжело. Дул сшибающий с ног ветер. Рука, тоненькая и слабая, беспомощно болталась в воздухе.
Сыщик не заметил, как слабеющие пальцы ребенка выпустили какую-то бумажку. Ветер тотчас подхватил ее и унес. Сыщик положил девочку на колени, и автомобиль двинулся.
Девочка порывисто дышала, иногда слабо вздрагивала.
Когда автомобиль проезжал по улице Стрэнд, мимо здания городского суда, девочка перестала дышать.
В судорожно сжатом кулачке ее старый сыщик нащупал какой-то мягкий, видимо фланелевый, мешочек.
Он был пуст…
Глава IV. СТРАНА ВПОТЬМАХ
Василий Климентьевич Сергеев принял от Молнии строительство батареи сверхдальнего боя в Каракумах, оставил на монтаже орудий только самых нужных специалистов, всех остальных людей он отослал.
Пришлось уехать и Наде.
В Москве она снова встретилась с Ксенией. Здесь, в большом городе, на людях, мрачное, упадочное состояние, заставившее Ксению бежать из пустыни, прошло. Она обрадовалась подруге, бросилась ей на шею и долго плакала. Ксения рассказала, что о Дмитрии нет никаких вестей. Надя, в свою очередь, поведала все о Молнии. Ксения готова была ополчиться против полковника, но тут выяснилось, что Надя больше всего удручена несчастьем и одиночеством Молнии, который все равно очень хороший…
Ксения поняла, что ей лучше всего не вмешиваться.
Подруги решили, что они должны чем-то активно помогать стране в эти тяжелые дни.
Вечерний, залитый огнями город походил на опрокинутое ночное небо, где звезда самой последней величины горела как первостепенная.
Ксения и Надя спешили. Идти было трудно. Ветер нестерпимо давящим грузом упирался в грудь, бил в лицо сплошным, фантастически растянутым, непрекращающимся ударом. Он захлестывал легкие разреженным воздухом, но кислорода все равно не хватало. Говорить из-за ветра не удавалось. Девушки старались соблюдать все инструкции: дышать размеренно, считать до трех на вдох, до трех на выдох…
Люди пробирались вдоль освещенных прожекторами стен, держась за натянутые канаты, как на океанских кораблях во время шторма. На улицах было пусто и неприятно тихо.
Вдруг завыли сирены. Звук их, низкий и глубокий, выползал, казалось, из-под земли. Злобно подхваченный, заверченный ветром, он с каждой секундой становился все выше и пронзительнее. Наконец, перейдя в истерический визг, он достиг самой высокой ноты.
По коже подирало, звук сверлил уши, давил мозг, сжимал сердце…
Надя обернулась к подруге и прошептала:
— Началось…
Ксения не слышала слов, но поняла и согласно кивнула.
Вой постепенно спадал, глухо пропадая вдали.
Девушки остановились. Они смотрели друг на друга неподвижными расширенными зрачками.
Где-то вдалеке завыли новые сирены.
— Сюда! — сказала Надя, и они повернули в подъезд.
Вестибюль был ярко освещен. На вешалках висело много пальто. Девушки торопливо разделись и мельком взглянули на себя в зеркало.
— Этот несносный ветер делает нас всех похожими на косматых ведьм! — сказала Надя, поправляя волосы.
По коридору шли молча. Дверь аудитории оказалась приоткрытой.
— Нет, доктор еще не пришел, — сказала Ксения.
Подруги едва успели войти в аудиторию и сесть около окна, как следом за ними вошел и доктор Шварцман. Осунувшийся, он был непривычно серьезен.
Взойдя на кафедру, он оперся о нее рукой и оглядел своих слушателей.
— Атмосфера стала разреженной, — начал он. — Людьми овладела горная болезнь… То, что было прежде участью немногих, что прежде интересовало только академических ученых, стало делом всех. Вы, может быть, думаете, что медицина здесь бессильна? Ничего подобного! Для этого и организован новый институт. Он призван сейчас помочь слабым в течение значительного промежутка времени бороться с последствиями перехода в новые условия. Но без вас, товарищи, мы ничего не сможем сделать. Инициатива молодежи, ваша инициатива, товарищи комсомольцы, решает здесь все.