Реинкарнатор, стр. 54

— Поехали, — хмуро сказал Иван Николаевич и, срывая раздражение, добавил: — Нашел чего читать! Ты еще «Московский комсомолец» в руки возьми!

Но вернемся к Анне Леонидовне. Беспокойство о судьбе сына не было беспочвенным. С некоторого времени Миша, взяв в руки лист ватмана, чтобы предаться живописным упражнениям, испытывал некоторый дискомфорт. Едва он протягивал руку за фломастером, внутренний голос грубо командовал: «Отставить! Пиши стихи, салабон!» Миша сопротивлялся. Однако после того как по собственной инициативе, но явно против своей воли он вымыл туалет, к своему внутреннему голосу он относился с некоторой опаской. Теперь, взяв в руки карандаш, он уже подумывал, не написать ли ему и в самом деле что-то стихотворное. А то ведь, не дай Бог, придется еще и посуду мыть, а то и картошку до маминого прихода чистить. Было ведь однажды такое, полтора мешка Миша почистил, прежде чем Анна Леонидовна вернулась! Поэтому, заслышав очередную команду внутреннего голоса, Мишутка только вздохнул и мысленно вопросил: «О чем?» Возвратившись домой, Анна Леонидовна сразу же почувствовала неладное. Уж больно тихо было в детской комнате. Она встревожилась. Последние события давали повод для беспокойства. После подсадки генеральской души Миша вдруг ощутил склонность к дрессировке и педагогике. Некоторое время он учил домашнего кота стоять по стойке «смирно», потом начал командовать отцом и матерью, заставляя их ходить по двору строевым шагом. Слава Богу, тяга к спиртному у него начисто пропала. Анна Леонидовна даже с некоторым удовольствием тянула носочек, отрывая стройную ногу от земли на положенные сантиметры.

Анна прошлась по комнатам и обнаружила сына на кухне. Недовольно сопя, Мишутка мыл полы. Кухня была в длинных мокрых разводах.

— Мишенька! — слабо ахнула Анна Леонидовна. — Что, у нас дома полы помыть некому? Зачем ты себя изводишь?

Миша бросил тряпку, посапывая, протопал в свою комнату и вернулся с листом ватмана, на котором темнели старательные каракули.

— Вот, — сказал он, протягивая лист бумаги матери.

— Что это?

— Стихи, — сказал сын. — Сегодня написал.

— Мишенька, — Анна Леонидовна подняла на сына недоумевающий взгляд, — а кто он, прапорщик Жеребцов?

— Ну ты даешь, мамка, — сказал Миша. — Забыла, что Флобер ответил на вопрос, с кого он писал госпожу Бовари?

Честно говоря, Анна Леонидовна смутно помнила, кто такой Флобер, но вот кто такая госпожа Бовари, она не знала. В конце концов, со дня окончания школы не один год прошел, а жизнь заставляла Анну Леонидовну Брюсову больше интересоваться правилами торговли, чем беллетристикой. Она стыдливо поинтересовалась у сына, что именно ее Мишутка имеет в виду.

— Однажды французского прозаика Флобера спросили, с кого он писал образ героини своего романа «Госпожа Бовари», — раздумчиво сказал ребенок. — И знаешь, что он ответил? Он сказал любопытствующим: «Эмма Бовари — это я!»

Глава 25

Даосов ночевал у Натальи.

Вроде бы все закончилось, но беспокойство не оставляло Бориса Романовича. Только представьте себя на его месте. События последних дней вышибли Даосова из колеи обыденности. А кто бы остался безучастным к происходящему? Правда, о нагло обобравшем его бесе Даосов думал без особого раздражения. Более того, он жалел лукавого! Оказывается, система разлагала не только людей, от системы страдали и бесы. Похоже, что подобное происходило и в верхнем мире. Вот только способы урегулирования своих проблем бес выбрал не слишком корректные. А с другой стороны, что от него еще можно было ожидать, от исчадия Ада?

— Слушай, Даосов, — сказала Наталья, закинув на любовника длинную горячую ногу и тем самым отвлекая Бориса Романовича от размышлений. — А почему бы тебе на мне не жениться? Нет, правда, котик, я буду верной женой. И готовить я умею.

Даосов обнял женщину и, не открывая глаз, поцеловал ее ведущие губы.

— Я подумаю, — пообещал он. — Только не забывай, меня ободрали как липку.

— Не в деньгах счастье, старичок. — Наталья куснула любовника за ухо, дразняще прижалась к его груди.

— Кстати, как твоя нога?

Наталья села, огорченно разглядывая темный синяк на бедре. Синяк впечатлял.

— Болит, — пожаловалась она. — Нет, Даосов, ты представляешь, они меня как драную кошку в багажник запихали! Нормальные люди могут так поступать?

— Люди еще и не так могут, — зевая, сказал Даосов. — Слушай, ты меня завтра разбуди пораньше. Кажется мне, что денек не из легких будет!

— А ты не ходи, — сказала Наталья, укладываясь рядом и обнимая Даосова за шею. — В конце концов, ты на себя работаешь, а не на дядю или государство. Позвони своей нимфоманке, пусть она за тебя завтра отдувается.

«Хорошо бы, — сонно подумал Даосов. — Выдернет меня завтра мэр, а у меня ни одной души. Ведь не поверит, посчитает, что я против него играю». Впрочем… Борис Романович сонно осклабился. Была в этой истории своя прелесть. Кажется, он знал, какую приманку подбросит Брюсову. Знал и не сомневался, что мэр Царицына на нее польстится. Прием был, конечно, не слишком честным, но угрызений совести Даосов не чувствовал.

Тем более что сны ему в эту ночь не снились.

Борис Романович не ошибся. Рабочий день его начался с визита референта главы города. Терентьев подождал реин-карнатора в прихожей, сопроводил Бориса Романовича к машине и даже открыл перед ним дверцу. По всему было видно, что получил референт указание вести себя почтительно и корректно.

— В общем, так, Боря, — уже в дверях встретил реинкар-натора энергичный мэр. — И не возражай! Все продумано до тонкостей. Воду пить будешь? Или что-нибудь покрепче желаешь? Садись, садись, дружище, нам надо детали обговорить. Значит, так: ты инструктируешь все имеющиеся у тебя души, и мы подсаживаем их в тех, кто может голосовать против меня. В первую очередь, конечно, в учителей и рабочих тракторного завода, завода гидрометизов и некоторых других предприятий. Список я уже набросал. Представляешь, все будут ждать, что они против меня проголосуют, а они будут голосовать за меня! Как тебе мысля? Нравится?

— Мысль неплохая, — осторожно согласился Даосов, пощипывая бородку. — Только вот одна загвоздочка у нас с вами наметилась. Душ-то у меня нет!

— То есть как? — Мэр машинально выпил стакан минералки, налитый им Даосову. — Как это нет? Темнишь, Боря?

Кинуть меня решил?

Даосов молча протянул ему газету с объявлением, которое было обведено красным фломастером. Брюсов прочитал объявление, поднял глаза на реинкарнатора и некоторое время укоризненно смотрел на него.

— И ты продал? — тоном государственного обвинителя спросил он.

— Если бы! — Борис Романович коротко пересказал мэру события недавнего прошлого,

Мэр слушал его, недоверчиво вздернув левую бровь. По лицу Валерия Яковлевича Брюсова было видно, что ни на грош он не верит сидящему перед ним прощелыге. Загнал по объявлению души, а теперь оправдания придумывает, сочувствия ищет.

— Так… — Валерий Яковлевич энергично потер подбородок. — Значит, ваши души уже у него? Я правильно понял? — Даосов кивнул, стараясь не смотреть мэру в глаза.

— Скажите, — Брюсов заерзал в кресле, — я так понял, что он еще и договора оформляет?

— А вы что, хотите с ним договор заключить? — Даосов искоса глянул на мэра.