Соблазнительное предложение, стр. 34

– Вы доставите нас к ближайшему врачу.

Тот вскинул бровь.

– Прошу прощения, милорд. Я сам из Лондона и не уверен, что в этой глуши можно найти доктора.

Второй кучер спустился с насеста и остановился рядом с приятелем.

– Отсюда час до Белфорда. Там есть постоялый двор. Уж они-то точно знают, где искать доктора.

Эмма едва не застонала вслух. Они уже проехали Белфорд. Придется возвращаться назад!

– Отлично. Значит, мы поедем с вами, – сказал Люк.

Кучеры убрали с дороги обломки коляски, привязали лошадей к почтовой карете и погрузили багаж Эммы и Люка. Люк заверил ее, что убрал в саквояж всю мокрую одежду. Затем трое пассажиров забрались на крышу почтовой кареты, освободив для Люка и Эммы место внутри. Люк осторожно внес ее туда, усадил возле окна и сел рядом.

Час тянулся бесконечно. Люк бросал гневные взгляды на двух оставшихся в карете пассажиров, едва кто-нибудь из них осмеливался посмотреть на Эмму, поэтому та сидела смирно. Кожа ее онемела от холода, а в ступне пульсировала боль.

Белфорд находился всего в пятнадцати милях от Беррика-на-Твиде. После всего пережитого оказалось, они продвинулись вперед лишь на какие-то пятнадцать миль. И к тому же остались без экипажа. Эмме хотелось обсудить с Люком дальнейшие действия, но сделать это в присутствии посторонних было нельзя.

Поэтому она с огромным облегчением покинула почтовую карету в Белфорде. И не успела глазом моргнуть, как кучер схватил протянутую в окошко почту, хлестнул лошадей, и карета помчалась дальше, забрызгав грязью выгруженный багаж.

Эмма стояла, балансируя на одной ноге, а Люк поддерживал ее одной рукой, а в другой сжимал поводья лошадей.

Он раздраженно смотрел вслед почтовой карете, затем уставился себе под ноги и глубоко вздохнул. Потом поднял голову:

– Прости.

Эмма вскинула бровь.

– За что?

– За то, как они на тебя смотрели. Бог свидетель, я ужасно хотел стереть эти наглые усмешки с их рож. Еле-еле сдержался.

Эмма негромко рассмеялась:

– Восхищена твоим самообладанием, но право же, не такие они и плохие.

– Мне не нравится, когда кто-нибудь на тебя так смотрит. – Он прищурился. – Разумеется, кроме меня.

Двое слуг вышли из постоялого двора и забрали багаж. Еще один увел лошадей, пообещав как следует их вычистить и поместить на ночь в теплый денник.

– Пожалуй, мне нужна пинта красной краски, – пробормотал Люк.

Эмма обернулась к нему, широко распахнув глаза.

– Зачем, ради всего святого?

– Чтобы написать у тебя на лбу: «Собственность лорда Лукаса Хокинза. Любой, кто осмелится на нее посмотреть, будет удушен на месте».

Эмма засмеялась:

– Сомневаюсь, что все это уместится у меня на лбу.

Втайне она ликовала от идеи быть его «собственностью», но это же и тревожило. После обернувшегося катастрофой брака Эмма не желала больше считать себя чьей-то собственностью. И уж точно не была собственностью Люка. Она ему ничего не обещала, и он ей ничего не обещал. Но даже если бы они дали друг другу какие-то обещания, Эмма очень сомневалась, что сможет когда-нибудь примириться с мыслью снова принадлежать мужчине. Всю жизнь она считалась чьей-то собственностью: сначала отца, затем – Генри. Сейчас она принадлежит только себе и решения принимает сама. И это ей нравится.

Но размышлять об этом некогда. Им нужно решать более важные задачи.

– Что же мы будем делать? – пробормотала Эмма, глядя на дорогу, за поворотом которой скрылась почтовая карета.

– Прежде всего устроимся на ночлег. Ты еще не согрелась. Затем найдем доктора. А потом я подыщу нам новую карету. – Он самоуверенно усмехнулся. – Если все пойдет хорошо, завтра мы снова тронемся в путь.

Глава 11

Врач долго мял ногу Эммы. Она стиснула зубы, но жаловаться не стала. Наконец он объявил, что у нее сильное растяжение. От колеса, упавшего ей на ногу, остались только синяки и ушиб, а пострадала она, когда ударилась о землю и вывихнула лодыжку. Честно говоря, Эмма не помнила, как все произошло, – в памяти все размылось.

Доктор заверил Люка, что растяжение – это не опасно и через несколько недель все пройдет, если Эмма не будет утруждать ногу. Он наложил тугую повязку, велел держать ногу на одном уровне с телом, через равные промежутки времени делать горячие компрессы и вручил ей трость.

Когда врач вышел из комнаты, снятой ими на постоялом дворе «Блю белл», Люк не сдвинулся с места. Эмма сидела на кровати, прислонившись спиной к стене, а Люк стоял и разъяренно смотрел на нее, сжимая и разжимая кулаки. Он был в бешенстве – на самого себя, на то, что позволил ей пострадать. Вот еще одно подтверждение его никчемности.

И это не говоря о том, что он врал ей с самого начала.

Люк сдержанно вздохнул. Необходимо было найти карету. Он попытался улыбнуться Эмме, но это скорее напоминало гримасу.

– Дилижанс.

– Что?

– Чтобы добраться до Лондона, мы наймем дилижанс.

Эмма сначала задумалась над предложением, затем криво усмехнулась:

– Там, в Бристоле, я бы пришла от этой мысли в восторг.

Люк нахмурился.

– Но не сейчас?

– Полагаю, я привязалась к маленьким экипажам. Мне было бы жаль видеть дилижанс развалившимся на куски.

Он подошел к кровати, сел на край и взял ее изящную ручку в свою большую руку.

– Не следовало мне его покупать. Мог бы сразу додуматься.

– Я увидела всю Англию, от юга до севера. Каждый день дышала свежим, чистым воздухом. Это бесподобный опыт. В Бристоле я даже представить не могла, как сильно мне все это понравится.

– Но ты пострадала, – хмуро произнес он.

– Не так уж страшно.

– Могло быть и хуже.

И намного хуже. Люк снова вспомнил, как ее тело взлетело в воздух, как тряпичная кукла, а потом рухнуло на землю. А следом полетело колесо. Господи, эти кошмарные картинки снова и снова представали перед глазами, а живот скрутило в тугой узел.

– Но не случилось же, – возразила Эмма. – Со мной все хорошо, благодаря твоему умению управляться с лошадьми.

Люк поднес ее руку к губам и нежно поцеловал костяшки пальцев.

– Отдыхай. Я должен спуститься вниз и подыскать нам новый экипаж.

Эмма вздохнула:

– Ну хорошо. Пока тебя не будет, я напишу Джейн.

Люк принес письменные принадлежности и устроил все так, чтобы ей не пришлось выбираться из постели. Затем надел сюртук и ушел.

Полчаса спустя он нанял дилижанс, который отправлялся от «Блю белл» на следующий день ровно в девять утра.

Уже возвращаясь к Эмме, он зацепился взглядом за паб напротив постоялого двора. Приближалось обеденное время, и народу в нем становилось все больше.

Ему необходимо выпить. Всего одну порцию, а потом он вернется к Эмме, и они пообедают вместе, а может быть, он даже отнесет ее вниз.

Солнце садилось. Пришла служанка и зажгла лампы. Эмма не стала заказывать обед наверх – Люк говорил, что они поедят внизу.

Прошел еще час. И еще. Другая служанка принесла ей стопку горячих полотенец для больной щиколотки. Эмма поблагодарила ее и отослала.

Она уже поняла, куда он делся. Отложив полотенца, Эмма дохромала до окна и прижалась лбом к стеклу.

Этот мужчина вызывал в ней такие противоречивые чувства: от подлинного счастья до глубокого отчаяния. Она знать не знала, что способна на столь сильные чувства.

Сейчас преобладало отчаяние. Эмма просто ненавидела то непреодолимое влечение, которое заставляло его покидать ее. Она знала, он бы уходил каждый вечер. В Беррике-на-Твиде Люк оставался с ней по одной простой причине – им было чем заняться в постели.

Она бы и сегодня с радостью увлекла его в постель. Тот прилив желания, нахлынувший после поломки двуколки, никуда не делся, по-прежнему таился где-то в ней – мощный и восхитительный.

Но сегодня это желание удовлетворено не будет, это уж точно. Люка здесь нет. Он ушел в паб через дорогу, на который посматривал еще днем, когда они только входили на постоялый двор.