Красный рассвет, стр. 45

Вертолет менял высоту. Опускался еще ниже, хотя бы на пять-десять метров. Нужно было слиться с морем, обмануть неизвестного и наглого противника. Оба вертолетных аса обшаривали небо вооруженными очками-дисплеями глазами. Пока они ничего не заметили, но ведь они боялись выдать себя активной локацией. Кстати, надеяться на собственное зрение было не столь уж и наивно. Для очков-дисплеев не имело никакого значения наличие или отсутствие окон – они давали круговое изображение. Летчик мог смотреть сквозь пол или потолок наверху. Сама ракета – штука, конечно, маленькая, но она разгоняется и выдает себя факелом. Или теплом. Очки-дисплеи могут реагировать и на такую составляющую спектра. Разумеется, вертолет не истребитель, тем более тяжелый грузовой вертолет. Он не способен уклоняться от ракет, могущих переносить осевые нагрузки до шести-восьми «G». Однако, согласитесь, сама убежденность в наличии или отсутствии реального врага – это уже большое дело. Вот летчики и пытались сделать свое дело. Точнее, полдела. Потом ведь следовало еще пробовать уклоняться.

А там, в главном отсеке, кто-то еще держал руки над красными кнопками со все еще защелкнутыми пластиковыми колпачками – ждал своего звездного часа. Однако смерть на войне имеет ту особенность, что может накатиться абсолютно неожиданно. И потому они даже не успели узнать, что их звездный час миновал, когда их неповоротливая машина разорвалась в клочья от прямого попадания, и объятые пламенем куски железа и пластика сыпанули в совсем близкую водную равнину.

Морские песни

Ну что ж, все имеет начало, и все имеет конец. Потихоньку, полегоньку, а пришел к завершению и путь АПЛ «Индира Ганди», когда-то «Шестидесятник». Она сделала рейд, достойный упоминания в крупногабаритном справочнике «Что? Где? Когда?». Именно в крупном, потому как каждый знает, что в брошюры попадает что-то уж совершенно «из ряда вон» и «впервые». Так что как ни напрягай АПЛ «Индира Ганди» сталетитановые жилы, ей все равно не оказаться рядом с Магелланом. Однако, реально смотря на вещи, весьма проблемно, что «Индира Ганди» вообще когда-либо попадет в какой-то справочник, даже широкоформатного фасона. Миссия ее тайная, да и лодка пиратская.

Тем не менее для отчетности. Из-за соблюдения секретности и для того, чтоб какой-нибудь шныряющий без особого дела эсминец не укокошил бывшего «Шестидесятника» во время случайной встречи, а еще для того, чтоб запутать совершающую пертурбацию и передислокацию американскую спутниковую группировку, атомоход пошел к своей неизвестной цели не по прямой, а несколько хитрее. В принципе в этом плане у командора Бортника имелся выбор. Поскольку цель похода была еще не ясна, но вот место приблизительно помечено – акватория слияния уже родного Индийского и неродного Атлантического океанов, то из окрестностей Цейлона имелось всего несколько путей. Тимур Бортник выбирал из двух.

Первый. Чиркнуть по южной оконечности проамериканского Аравийского моря – рискуя стать участником внеплановых учений по отработке противолодочных навыков авианосного ордена; пройти над Сомалийской котловиной, опасаясь того же самого; внагляк миновать Коморские острова; прокрасться по Мозамбикскому проливу, опасаясь, разумеется, не местных, реликтовых пограничных патрулей, а все тех же американских поисково-противолодочных дирижаблей; и по достаточно глубокой Мозамбикской котловине достичь котловины Агульяс. И уже там дожидаться новой инициации сибирского 98-километрового чуда.

Был и другой вариант. По сути, не намного более длинный. Зато в плане случайного столкновения с американскими фрегатами достаточно безопасный. А неслучайные столкновения Тимур Бортник в рассмотрение не брал, ибо был неумолимо уверен, что если ЦРУ или АНБ узнали бы о погруженных на его борт «гостинцах», то они бы снарядили против «Индиры Ганди» все стоящие по периметру Индийского океана эскадры. Так вот, другой вариант предусматривал прямое смещение на юг, почти до Антарктиды, а уже там поворот вправо, проход над Африканско-Антарктической котловиной, проскальзывание Африканско-Антарктического хребта и, наконец, тихонькое вползание все в ту же заветную котловину Агульяс.

Имелось еще множество промежуточных решений. Вполне вероятно, что при выборе вариаций Тимур Дмитриевич Бортник руководствовался примером своего литературного прототипа – капитана Немо. И Бортник пошел на юг, предпочитая чисто физическое противодействие среды ему же, да еще разбавленному вмешательством обвешанных глубинными бомбами патрульных дирижаблей и вертолетов.

Исходя из того, что путешествие пока прошло без эксцессов, можно заключить, что Тимур Бортник угадал верный азимут.

Ну а сейчас их странствия вошли в новую фазу!

Твердый грунт

Ночное небо здесь, на краю материка, было красиво до сумасшествия. В 2030-м не обязательно было изучать астрономию, чтобы разобраться, где и что сияет наверху. Элементарные навыки работы со специальной компьютерной программой, только и всего. Да и то, если не умеешь, она сама все растолкует и введет в курс дела. Имелось бы желание. Разумеется, в двадцать первом веке благодаря усилиям прогресса во главе с телевидением большая часть населения планеты уже утратила способность к обучению хотя бы чему-то относительно сложному. Половина молодежи мира не умела читать ни на одном языке, включая тот сленг, на котором говорила. К счастью, Герман Минаков относился к тем, кто еще умел, пусть и не связно, рассуждать, но по крайней мере задумываться на абстрактные темы. Кроме того, несколько раз в своей короткой жизни ему везло встречать почти вымершую породу человеческих существ, способных без всякого компьютера ориентироваться в небесной сфере и даже захватывающе рассказывать о природе свечения звезд. В настоящий момент он бы очень хотел переговорить с одним парнем – Олегом Петренко. Они познакомились в Марокко, в лагере переподготовки легионеров, и с тех пор не виделись. Привязанность Петренко к небу инструкторы учли. Переразвитый прагматизм «золотомиллиардников» не позволял пропасть втуне никакому таланту. Олега учили обращаться с переносными противосамолетными комплексами нескольких типов. Где-то он сейчас?

Герману очень хотелось потолковать с ним о природе Магеллановых Облаков. Здесь, в Капских горах, они просматривались великолепно. Неплохо было бы побеседовать в полночь о невидимом в Северном полушарии Канопусе, который, как следовало из электронной энциклопедии, превосходил Солнце по светимости почти в две тысячи раз. Разумеется, потыкать пальцами в альфу Эридана – Ахернар, чье имя носил отряд. И, конечно, поспорить о возможности жизни на системе Центавра. Кажется, во времена Германовой юности туда запустили что-то роботизированное. Он совсем не помнил, за сколько лет или сотен лет эта штуковина должна долететь и сообщить о результатах экспедиции.

Сейчас, безоблачными ночами, Герман любовался небом Южного полушария в одиночку. Нельзя сказать, что в отряде никто вообще не поднимал голову кверху, однако делалось это крайне вяло и уж вовсе не предусматривало собеседования. Однажды он решил поговорить с Матиасом Соранцо о проблеме конечности распространения сигналов во Вселенной. Ему почему-то казалось, что слившийся со своей фотонной винтовкой итальянец наиболее близок к постижению загадки. Корсиканец слушал скудные излияния Германа, являющиеся выжимкой энциклопедийной статьи, не слишком долго. Он быстро перенасытился, а объяснить ему, что такое триста тысяч километров в секунду, так и не удалось. Ну что же, времена Леонардо да Винчи миновали давно, ждать из Италии новых гениев в ближайшее время не приходилось. И потому смотрины Южного Креста в одиночестве стали для Германа Минакова аналогом некоего приобщения к тайному ордену.

Кстати, проблема с итальянцем не ограничивалась аналогией его мозга с «черной дырой», в которую любые физические константы проваливаются без возврата. Проблема касалась вообще всех иностранцев отряда. Так и не очнувшийся напоследок майор Драченко, теперь отправленный в какой-то неизвестный и неясно где находящийся госпиталь, естественно, не удосужился напоследок растолковать преемнику, что же делать с иностранным контингентом в условиях переподчинения Русскому центру возрождения. Может, по предварительным планам, от них следовало еще до того избавляться любым способом? Однако бросить их там, в бассейне пересохшей Лимпопо, все равно бы не получилось. Наверняка не стоило начинать служение новой – и весьма хочется, чтобы светлой, – идее с подлейшего предательства. Разумеется, не было ничего удивительного, что правопреемник власти, бывший русский лейтенант Герман Минаков, не знал, как быть. И дело даже не в непредусмотрительности Потапа Епифановича. Откуда он мог угадать, что одновременно поляжет большой кусок командной цепи, ведь не на атомную же войну они шли. Почти наверняка, хотя проверить это теперь не получится, его первый заместитель – геройски сгинувший капитан Яков Прутков – ведал, что к чему.