Сапфировая скрижаль, стр. 73

— Приор Ла-Рабиды?

— Да. Только тогда он еще им не был и жил в монастыре Святого Николая неподалеку от Севильи, дожидаясь назначения. В тот день он много говорил, а я только слушал. Потом мы с ним снова встретились два дня спустя и в последующие дни. Только уже я ходил к нему в монастырь. В тиши монастыря я обретал спокойствие и силу, о которых и не подозревал. В общении с этими монахами я находил успокоение, а главное — примирение с самим собой. Иными словами, душевное спокойствие. Через несколько месяцев, когда Хуану Пересу пришла пора отправляться в Ла-Рабиду, я попросил у него дозволения ехать с ним. Он согласился, но предостерег меня. Он спросил, всецело ли я уверен в своем желании вступить в орден? Не является ли мое решение лишь следствием разочарования и досады? Следствием отступничества, о котором вы говорили тогда в часовне, когда я поведал вам о моих терзаниях по поводу того, что считал — и считаю сейчас — убийством.

Мануэла воздержалась от комментариев и стала ждать продолжения.

— Я был полон решимости. Это уже не было следствием душевных ран, не пытался я и убежать от самого себя. Единственное, чего мне хотелось, это посвятить себя другим, положить конец жажде мирских радостей, а главное, больше никогда не становиться рабом чувств, не испытывать того, что Хуан Перес не без юмора называл «перебоями в сердце».

— Но вы ведь отлично понимали, что с этого мгновения все женщины в мире становились для вас Кристинами Рибадео.

— Верно. — Избегая ее взгляда, он застенчиво добавил: — Но сейчас все иначе.

Они стояли совсем рядом друг с другом. Мануэла чувствовала его дыхание, и его голос доносился как во сне. Дрожащий свет канделябра обволакивал их теплым облаком, оставляя как бы за пределами окружающего мира.

— Мануэла, — пробормотал он, — вы…

Она прижала палец к его губам.

— Нет, не говорите ничего. К чему слова?

Но его губы, подчиняясь внутренней силе, беззвучно выговорили: «Я вас люблю».

Рафаэль схватил руку молодой женщины и прижал к своей щеке, вдыхая аромат ее кожи.

— Я люблю вас.

Мануэлу вдруг окатила волна грусти.

— Мы всего лишь набросок — или законченное творение? — спросила она.

— С тех пор, как я узнал вас, я понял, что существуют наброски, обладающие таким теплом, каким никогда не будет обладать законченный шедевр. — Он говорил как во сне. — Что они — редчайший миг, когда душа творца сама воплощается на полотне, без подготовки, без раздумий. Некоторые эскизы — законченный шедевр.

Он медленно привлек ее к себе. Мануэла поддалась, ее сердце рвалось из груди.

В тот миг, когда их губы должны были вот-вот слиться, все тело Варгаса вдруг резко напряглось, как от приступа острой боли. Он тихонько отстранился и мрачно уставился на крест на своей груди.

— Боже… — выдохнул он.

И в этом тихом возгласе было столько отчаяния, что он прозвучал как крик.

ГЛАВА 27

В Бургосе начался день, и соборные колокола звонили во всю мощь.

В тени арки Сан-Мартин человек с птичьей головой с расстроенным видом слушал Мануэлу. Но про себя он наслаждался ее яростью. Он спокойно позволил ей читать ему нотацию, а когда она закончила, пробормотал:

— Вы правы, я напрасно это сделал. Но я был совершенно уверен, что эти арабы заслуживали наказания.

— Лжец! Вы признались, что наблюдали за стычкой. Следовательно, вы отлично знали, что мы отпустили их с миром.

Мендоса прикинулся удивленным:

— С миром, сеньора? Господь свидетель, я этого не знал. Я просто подумал, что, разоружив их, вы не смогли их хладнокровно прикончить.

— И вы присвоили себе право сделать это. Он едва слышно пробормотал «да».

— Хорошо, так тому и быть. А пока что есть более срочное дело. Мне необходимо встретиться с Великим Инквизитором. Немедленно. У меня есть для него сведения чрезвычайной важности.

Мендоса с трудом удержался от улыбки. Нет, все же Господь определенно на его стороне.

— Увы, фра Торквемада отсутствует. Несколько дней назад по вызову Ее Величества он отбыл в Толедо.

На лице молодой женщины явственно читалось огорчение.

— А его секретарь?

Мендоса поколебался. Фра Альварес был на месте, Мендоса даже общался с ним не далее как вчера, чтобы сообщить о развитии событий. Но устроить этой женщине встречу с Альваресом означало подставиться. К тому же Мендоса отлично знал о привязанности королевы к своей подруге. Достаточно донье Виверо молвить слово, одно-единственное, и жизнь Мендосы превратится в ничто. В конце концов он ответил как можно более естественно:

— Положительно, сегодня не ваш день, сеньора. Фра Альвареса тоже нет. Он вернется в Бургос не раньше чем через неделю.

Она раздраженно топнула ногой.

— Вы сказали, что располагаете очень важными сведениями, — с невинным видом заметил он. — Вы выяснили, о чем идет речь в этой таинственной скрижали?

Мануэла, совершенно растерянная, кивнула.

— В таком случае, сеньора Виверо, вам следует написать Великому Инквизитору. Я передам ему ваше послание в кратчайшие сроки.

— Действительно, другого выхода я не вижу. Однако — и на этом я весьма настаиваю — скажите ему, что я жду немедленного ответа. Это понятно?

Человек с птичьей головой покорно склонил голову.

— Можете на меня положиться, донья Виверо. Будет исполнено.

Сарраг вернулся в келью, которую делил с Варгасом и Эзрой, и протянул маленькое круглое зеркальце, все в трещинах.

— Вот, — сказал он, отдавая вещицу раввину. — Должно сгодиться.

— Но оно же разбито! Не могли найти что-нибудь получше?

— Ну, у вас и запросы! Спросите у нашего друга монаха. И он вам скажет, что шансов найти зеркало в обители столько же, сколько разыскать крест в синагоге!

Варгас подтвердил, но чувствовалось, что мысли его витают где-то еще.

— Ну и где же вы его нашли? — поинтересовался раввин.

— Мне его дала одна из монашенок, причем с такими предосторожностями, словно вручает ключи от царствия небесного. По-моему — хотя я, естественно, ей об том не сказал, — она единственная из всех обитательниц Лас-Уэльгас, которая еще сохранила некоторое кокетство. — И с досадой заметил: — Ах, какая пустая трата, все эти женщины в покрывалах!

Губы Эзры дернулись в беззвучном смехе.

— Удивительное замечание из уст араба! Значит, по-вашему, женщинам лучше в ваших гаремах или когда вы вынуждаете их закрывать лица, выходя на улицу?

— С закрытыми лицами или нет, но они хотя бы доставляют мужчинам удовольствие.

Отпуская этот комментарий, шейх покосился на францисканца, выжидая его реакции. Однако ее не последовало. Да слышал ли его Варгас вообще?

Озадаченный его молчанием шейх обратился к раввину:

— Вернемся к тексту. Для чего вам понадобилось зеркало?

Еврей взял листок.

— Сами посмотрите. Если поставить зеркало так, чтобы эти слова в нем отражались, то их можно прочесть, и получается вот что: «ЭРВИГ — ИКАГЭ — ЦИНВЕНТ РЕФРЕР, и ИКСТС».

— Но это все равно совершенно непонятно!

— Только на первый взгляд, шейх Сарраг, только на первый взгляд. Нам ведь отлично известно, что у дорогого Абена то, что непонятно, таковым остается недолго. Не в первый раз он погружает нас в мир, где все вверх тормашками. Точнее, в перевернутый мир, — акцентировал раввин. — Вспомните тот кусок из второго малого Чертога, где он дает последовательность цифр: 30, 10 и 12 с половиной. А потом 30 и 20. Мы нашли размеры Храма в Иерусалиме, умножив на два цифры первой серии, и размеры Каабы — делением цифр второй серии, то есть обратным действием.

— А в данном случае?

— Я же вам только что сказал: применим правило перевернутого мира. Эти анаграммы можно вертеть по-разному, но лишь в одном случае мы получаем известные имена. Я просидел за этим часть ночи и вот что получил: Эрвиг — Эргив, икагэ — Эгика, цинвент рефрер — Винцент Феррер и, наконец, икстс — Сикст. — Эзра положил листок на стол. — Ну? Что вам напоминают эти персонажи? Спешу сообщить, что я сумел их вычислить.