Мальчик из Брюгге, стр. 14

ГЛАВА 7

Облокотившись о парапет моста бегинок, Ян немного наклонился, чтобы лучше видеть проплывающие в обе стороны суда. Углубившийся в раздумья, он прошагал вдоль Рея до озера Амур, по которому пробегали воды, прежде чем вылиться через Гентские ворота. Одно судно проходило шлюз, другое приближалось к набережной, третье медленно скользило в тени двух башен в виде полумесяца, служивших границей озера.

Не так-то легко было вытащить Ван Блоска из его лавочки. Он ничего и слышать не хотел, пока Ян не произнес три волшебных слова: ливры, экю, золотые монеты… Вернувшись домой, Ян застал Ван Эйка склонившимся над письменной доской и понял несвоевременность своего появления. Он вышел и отдался на волю улиц. Действительно ли случай неизменно приводил его туда, где полной жизнью жили корабли и вскипала вода в шлюзах?

Какой поворот произошел в жизни Ван Эйка? Откуда пришло нечто, внесшее сумятицу в их спокойное существование?

Ян рассеянно осматривался по сторонам.

Тут-то он ее и увидел.

Она смотрела на него из окна монастыря. Ян тотчас же проникся уверенностью, что уже где-то видел ее. Сколько же ей лет? Тридцать, самое большее. Ему показалось что она с интересом рассматривает его. Неужели она тоже где-то его встречала? Ян продолжал внимательно смотреть на нее; его очаровала ее красота. Почему такая красивая женщина предпочла удалиться от мира? Ни для кого не было секретом, что бегинки посвящали свою жизнь молитвам и благим делам.

Она сделала ему знак рукой. Ян ответил ей почтительным поклоном. Она сделала то же самое, и скрывавший волосы чепчик, видимо, плохо завязанный под подбородком, сполз с ее головы. Вырвавшиеся на свободу длинные каштановые пряди золотом заблестели на солнце, вызвав в памяти Яна другое лицо: юной девушки с такими же волосами, которую когда-то Ван Эйк написал полуголой рядом с медным тазиком, ту самую, изображенную на картине, покрытой лаком несколько дней назад. Модель, конечно, была более молодой.

Он увидел руку Ван Эйка, легко пробегающую по картине, нежно касающуюся бедер, груди, ляжек, обводящую контуры модели. Нет, не может быть! Это другая девушка. Никогда бегинка не демонстрировала бы себя в неглиже. Позировать обнаженной — значит, идти против устремлений души, предназначенной Богу. Решительно, от всех этих убийств у Яна ум за разум зашел. Лучше уж вернуться домой.

Именно в этот момент он и заметил гиганта.

Идельсбад стоял в одном туазе [12] от него. Прислонившись к парапету, он равнодушно разглядывал снующие суда. Случайность?

— Как дела, мой мальчик?

Мужчина задал вопрос, не отрывая взгляда от реки.

— Но что… вы здесь делаете?

— Страсть как люблю корабли. — Он указал на один из них: — Вот все гадаю, это анвар или скута?

— Анвар, конечно.

— Как ты их распознаешь?

— По длине весел. У скуты они короче.

— Браво. Похоже, ты большой знаток.

— Я просто разделяю вашу любовь к кораблям.

— Надо же! Я думал, тебя влечет только живопись. — И сразу же продолжил: — Ваша поездка в Гент была удачной?

— Да.

— Зато возвращение вас не обрадовало.

— Откуда вам известно?

— Разве в мои обязанности не входит знать все? Впрочем, достаточно было услышать вопли мадам Ван Эйк и понять, что в доме не все в порядке.

— Они все разграбили и разгромили! Картины, панно, шкафы — все!

— Любопытно.

— Вы находите? Одни кубки стоили целое состояние.

— Нет, я думал не о кубках, а о том, как ты называешь своего отца: мэтр. Так не часто бывает,

Ян пожал плечами:

— Ну и что? — Он спохватился, добавив с гордостью: — Иногда я называю его отцом!

— Они взяли еще что-нибудь?

— Откуда мне знать? Дом был перевернут вверх дном.

— А дверь комнаты, смежной с мастерской, была взломана?

— Нет, слава Богу. С мэтром случился бы удар.

— А там хранятся сокровища? Полагаю, ты-то имеешь право туда входить.

— Только у меня одного есть второй ключ.

— Тебе следовало бы поостеречься. Вокруг нас много людей с плохими намерениями. Надеюсь, ты не носишь его с собой?

Ян хитро подмигнул ему:

— Много хотите знать…

Мимо, громко смеясь, проследовала супружеская пара. От их одежды веяло богатством и той иногда показной элегантностью, какую нередко можно встретить в Брюгге. Мужчина был в шелковой парче из Флоренции, в шляпе с закругленными полями, на каждом пальце было по перстню; молодая женщина была одета в платье, плотно пригнанное по моде шотландского двора, отделанное мехом куницы и белки. На голове искрилось некое сооружение из вуали, усеянное лесом золоченых шпилек. Ян спросил себя: как подобная конструкция могла противостоять яростным порывам ветра?

Он поднял взгляд к окну монастыря. Незнакомка все еще была там.

— Прощайте, минхеер. Мне пора возвращаться.

— Погоди! Ты, случайно, не знаешь, был ли Петрус Кристус подмастерьем у твоего отца?

Ян ответил отрицательно.

— А причину его пребывания в Брюгге?

Мальчик чуть не поделился с ним словами, брошенными молодым художником пару дней назад: «И на этот раз — человек из нашего братства…» Но подумал, что Ван Эйк не одобрил бы его.

— Этого я не знаю.

— Как долго он намеревался жить в городе?

— Сожалею, минхеер. Мне нужно идти.

Ян безразлично взглянул на своего собеседника и повернулся к нему спиной.

— На твоем месте я бы не доверял никому! — крикнул ему вдогонку гигант.

— Не доверять?

— Никому и ни за что. — Напрягая голос, он еще раз крикнул: — Смерть бродит по Брюгге! Она слепа. Мы еще увидимся, малыш!

Вернувшись на улицу Нёв-Сен-Жилль, Ян нашел только Кателину, которая была занята тем, что «золотила» топленым маслом «малиновую» кукушку. Он утащил со стола яблоко и наставил палец на птицу:

— Это в честь чего? Где-то свадьба?

— С тех пор как я стряпаю для вас, ты должен знать, что я не жду праздников, чтобы приготовить блюдо, которое мне по нраву.

— Ты права. Надеюсь, ты положила достаточно жира?

— Не беспокойся. Я знаю, что ты без ума от него. Положено столько, сколько надо.

— А где остальные?

— Дама Маргарет с детьми ушла к Фридлендерам. Она очень разнервничалась. Думаю, они вернутся к ужину.

— А мэтр?

— Понятия не имею. После ухода Ван Блоска он вспрыгнул на свою лошадь и куда-то умчался.

Ян с удивлением посмотрел на нее:

— Отправился в дорогу? В такой час?

— Это его право, не так ли? После сегодняшних переживаний прогулка ему не помешает. Я бы тоже удрала, если бы умела ездить верхом.

— Такое с ним впервые. Обычно если он не в духе, то не выходит. Он работает.

Кателина вздохнула:

— Ян, сердце мое, когда ты прекратишь задавать тысячу вопросов?

Очень осторожно Лоренс Костер взял последнюю букву «S», вырезанную из глины. Намазав чернилами, он приложил ее к листу бумаги, в конце ряда из семи букв. Сильно нажал на нее большим пальцем, потом повернулся к Уильяму Какстону и Петрусу Кристусу, но обратился к последнему:

— Понимаешь теперь, насколько утомителен этот способ при многократном использовании? Для развлечения детей он подходит. Но для того чтобы отпечатать настоящую книгу, требуется неизмеримое терпение. — Он при поднял палец и воскликнул: — Смотри. Твоя фамилия вписалась в вечность!

Петрус осмотрел бумагу. На ней печатными буквами стояло слово «Christus».

— Результат поразителен! — восхищенно воскликнул Какстон.

Едва двадцати лет от роду, небольшого роста, близорукий, с веснушчатыми щеками, англичанин, сияющий от восхищения, больше походил на юношу, чем на негоцианта, поднаторевшего в делах. В шестнадцать лет ему повезло, он поступил в обучение к богатому торговцу сукном из Кента, который двумя годами позже был назначен лорд-мэром Лондона. После смерти своего патрона, последовавшей год спустя, Какстон, унаследовавший его фирму, обосновался в Брюгге с твердой решимостью разбогатеть на торговле текстилем. Но кроме рано проявившихся способностей к коммерции, у него была одна тайная страсть: литература. Навязчивой идеей, в частности, было «искусственное письмо».