Дни и ночи, стр. 8

5

— Тебе не кажется, что пора объявить день нашей свадьбы?

Рикардо, поднеся ко рту ложечку с вареньем и молоком, утвердительно кивнул. Он обожал сладкое. Посетив много ресторанов Буэнос-Айреса, побывав всюду от Флориды до Палермо, и даже в Ла-Реколетта, он пришел к выводу, что в грязном квартале Ла-Бока подавали самое лучшее дульсе де лече 5.

Флора не отставала:

— Что скажешь, если мы назначим церемонию приблизительно на двадцатое декабря? У нас тогда будет еще три месяца, чтобы подготовиться.

— А ты не боишься, что это случится перед праздниками? Большинство наших друзей уедут.

— Тем хуже для них. В противном случае мы будем вынуждены все перенести на пятнадцатое апреля. Мне бы этого не хотелось. Вот уже год весь город видит нас вместе, даже мои родители начинают задавать вопросы. — Она схватила свободную руку Рикардо и поцеловала ее. — Ты согласен?

— Не хочется тебя терять. Я согласен.

Настороженность пропала из глаз Флоры — они засияли.

— А сейчас скажи, что ты меня любишь. — Она настаивала: — Ну хоть раз, один разочек…

— Любовь моя, я…

Фраза повисла в воздухе. В ресторан вошел мужчина, прямой как палка, несмотря на немалый возраст. На нем был костюм-тройка «галльский принц», превосходно сшитый. Под двойным накладным воротничком, тщательно накрахмаленным, лучился безупречно вывязанный узел шелкового галстука-бабочки. Рикардо отметил, что, как и всегда, Ансельмо Толедано был само благородство и элегантность. Он узнал бы его среди тысяч других.

Вакаресса извинился перед Флорой:

— Секундочку… Друг моего отца… Я сейчас вернусь…

Он подошел к вошедшему в тот момент, когда гарсон предлагал тому столик.

— Доктор Толедано, как поживаете?

Мужчина окинул удивленным взглядом обратившегося к нему — он явно его не узнал.

— Я Рикардо. Рикардо Вакаресса.

На лице врача читалась нерешительность. — Сын Хулиано, — уточнил Рикардо.

— Бог мой! Что за наказание эта старость! Ну конечно же, сын Хулиано Вакарессы! Боже! Сколько же времени…

— Десять лет. Ровно. На похоронах. Что за печальный день!

Толедано взял Рикардо за плечи и поцеловал его.

— Десять лет! А сколько же тебе сейчас?..

— Сорок один скоро.

— Сорок один год. На тридцать меньше, чем мне! Подумать только, я знал тебя, когда ты ползал на четвереньках под юбками женщин!

— Я нисколько не изменился, — пошутил Рикардо. — Только на четвереньках ползать уже трудновато. Вы кого-то ждете?

— Нет. Я просто пришел немножко погрешить.

— Дульсе де лече, — с заговорщицким видом прошептал Рикардо. — Тогда присоединяйтесь к нам. Буду рад представить мою будущую супругу.

— С удовольствием!

Минутой позже Толедано уже овладел вниманием Флоры.

— Практически я рос вместе с Хулиано Вакарессой. Мы учились в одних школах, жили в одном квартале в Палермо. Он был мне как брат. А ведь их у меня было трое! Но со временем что-то разладилось.

Флора сочувственно поинтересовалась:

— Что произошло?

— С годами он стал удачливым плантатором. А я выбрал профессию врача. Именно в эти времена мы и поссорились насмерть. — Он профессорским жестом поднял палец. — Врач никогда не должен лечить друга! Пациент никогда не должен выбирать врача среди друзей! Если вы хотите сохранить одновременно и дружбу, и здоровье, остерегайтесь доверяться одному и тому же врачу.

Рикардо объяснил:

— Мой отец был неисправимым ипохондриком. Он постоянно жаловался тем, у кого хватало терпения его слушать, что страдает дюжиной болезней.

— Дельно сказано, — поддал жару Толедано. — Он постоянно обзывал меня неучем, шарлатаном, награждал названиями всех птиц, которые приходили ему в голову. В одно прекрасное утро он проявил мудрость. Хулиано решил порвать с врачом вроде меня, а я — с пациентом, каким он хотел быть. Я посоветовал ему, а он согласился лечиться у одного из моих коллег. С тех пор ни одно облачко не омрачало наших отношений.

— А где вы провели эти десять лет? — поинтересовался Вакаресса. — После смерти родителей я много раз пытался разыскать вас, но мне это не удалось. Я даже ходил к вам домой. Но вы переехали, не оставив адреса.

— Все правильно.

Толедано медленно поднял голову, но его взгляд прошел сквозь Рикардо, не видя его, а всматриваясь во что-то видимое ему одному — далеко, далеко.

— Это — другая история… Она уже ушла в прошлое… — И он сразу сменил тему: — Итак, вы скоро поженитесь?

— Двадцатого декабря! — радостно подтвердила Флора. — Вы наш первый гость.

— Свидетель, — поправил ее Рикардо. — Ведь вы окажете нам такую честь? Займете место моего отца на этой церемонии?

Толедано погладил руку своего собеседника:

— Грех отказываться.

— Ну и чудесно! — обрадовалась Флора. Она укоризненно погрозила пальцем жениху: — С этих пор конец кошмарам! Счастье должно окончательно изгнать демонов, врывающихся в твои ночи.

— Да, да, разумеется.

Едва скрываемое замешательство чувствовалось в его словах.

Толедано забеспокоился:

— Вы страдаете бессонницей?

— А почему бы тебе не рассказать обо всем? — предложила Флора. — В конце концов, сеньор Толедано врач.

— Да брось ты. Это совсем неинтересно. Пропустив мимо ушей его возражение, она обратилась к Толедано:

— Вы ученый человек, опытный…

— Перестань, Флора, прошу тебя. Она не слушала.

— Считаете ли вы нормальным, когда человек разговаривает во сне? — И добавила: — Да еще чужим голосом?

Толедано прищурился:

— Повторите, пожалуйста.

— Считаете ли вы нормальным, когда человек разговаривает во сне, но чужим голосом? И на незнакомом языке?

— Флора! Это абсурд. Кстати, вспомни слова нашего друга: «Если вы хотите сохранить одновременно и дружбу, и здоровье, остерегайтесь доверяться одному и тому же врачу». Давайте поговорим о другом.

— Подождите, Рикардо. Скажите: это правда? Вы действительно говорите на чужом языке во время сна?

Рикардо попытался сдержать нараставшее раздражение.

— Откуда я знаю, раз я сплю? Впрочем, все это — домыслы Флоры. По-моему, ничего серьезного — обычный бред.

— А голос? Как ты объяснишь, что он не твой?

— Флора, перестань! Умоляю. — Раздраженный и смущенный, он повернулся к Ансельмо Толедано: — Извините ее… Пылкость молодости… Мне очень жаль… Право, это смешно.

— Вы, конечно, удивитесь, но это не так смешно, как вам кажется. Только что вы спросили меня, где я пропадал десять лет. Я путешествовал. Я исколесил всю Европу. Может быть, неосознанно, но я искал свои корни. Вам, наверно, известно, что моих предков изгнали из Испании в тысяча четыреста девяносто втором году. Куда они отправились после Гренады? В Турцию? Грецию?.. Но не будем отвлекаться. В Париже я встретил одного обаятельного человека, эльзасского француза по имени Лафорг. Рене Лафорг. Когда я познакомился с ним — это произошло около трех лет назад, — он только что создал первую психоаналитическую консультацию при больнице Сент-Анн в Париже.

— Пси-хо-а-на-ли-ти-чес-кую? — еле выговорила Флора. — Что это?

— Совершенно ясно, что знать это слово вы не можете. Родившийся в Старом Свете психоанализ еще не получил широкой известности в нашей стране. Но верьте мне, ему принадлежит большое будущее; и в частности в этом городе, где каждый изгнанник ищет свою душу. Разгуливая по Буэнос-Айресу, невольно вспоминаешь свой квартал в Неаполе или Мадриде, а обосновавшись в Париже или Лондоне, тоскуешь по Буэнос-Айресу. Да что там! Сами увидите, припомнятся вам мои слова.

— Вы говорили о Лафорге, — напомнила Флора.

— Да. Именно он, частично правда, раскрыл мне все преимущества и пользу этой дисциплины. Речь идет о новом терапевтическом методе клинической психологии.

— Терапевтический метод клинической психологии? — задумчиво повторила молодая женщина.