Дни и ночи, стр. 4

Рикардо затянулся сигаретой, прежде чем поднести соломинку к губам. Ему нравился этот вкус горького чая, смешанного с табачным дымом. Бог знает почему он напоминал ему поцелуи Флоры.

По залу поплыла мелодия флейты. Пронзительная, чарующая, с налетом меланхолии. Мелодия, словно поток чистой воды, омывала тишину. Рикардо поискал глазами музыканта. Это мог быть только старый индеец, виденный минутой раньше. Углубившись в себя, безразличный ко всему, положив локти на стол, играл именно он. К какому раздробленному племени он принадлежал? Чаруа? Гарани? Что он делал здесь, вдали от высокогорных плато?

Он отвернулся, продолжая потягивать свой мате. Было что-то трогательное в этой мелодии, как в рыданиях ребенка. Звуки ее еще некоторое время очищали атмосферу, потом наступила тишина.

— Как тебя зовут, друг? Мое имя — Янпа. Рикардо вздрогнул от неожиданности. Как к нему мог подойти индеец?

— Ты не обязан мне отвечать. Имена преходящи. Мы можем менять их по своему усмотрению. Я же — Янпа. Я из племени техуельчей.

Рикардо немного пришел в себя. Еще один тронутый, один из тех бедняков, который за разговорами выудит из него несколько песо.

— Ты думаешь, что я свихнувшийся старик, не так ли? Ты, может быть, даже принимаешь меня за хейоку? Кто знает? Может, я и такой.

— Я не знаю, что такое хейока, — проворчал Рикардо.

— У моих братьев, которые живут на равнинах, там, далеко на севере, хейока — это человек, делающий все наперекор другим. Он садится на лошадь головой к хвосту, прощается, когда надо здороваться, говорит: «Я сейчас испачкаюсь», — вместо того чтобы сказать: «Я сейчас умоюсь». У него тысячи других причуд. Над ним смеются, он делает все, чтобы над ним смеялись, но, поверь мне, племя тоскует без такого хейоки. Если бы у техуельчей были подобные типы, они легче переносили бы несправедливость.

Рикардо сунул руку в карман и вытащил пригоршню песо.

— Нет! Друг! Не делай этого.

Тон был таким неожиданным, что рука замерла в воздухе. Рикардо раздраженно бросил монеты на стол и собрался встать.

— Погоди!

Бугорчатая рука индейца с удивительной силой схватила его за локоть; рука была шершавая и твердая, как высушенная глина.

— Погоди. Ответь мне. Я должен знать. Это очень важно. Ты уже совершил Великое Путешествие?

— О чем ты говоришь?

— Ну и глупец же я! Ведь ты живешь в городе. А душа давно не говорит с людьми из городов.

— Разумеется, — сказал Рикардо, пытаясь подавить нетерпение. — А сейчас мне нужно уйти. Меня ждет длинная дорога.

Индеец тихо покачал головой, в уголках его губ затаилась загадочная улыбка.

— Твоя дорога действительно будет длинной.

— Да отпусти же меня!

— Не бойся. Я не сделаю тебе плохого. — Он наклонился к уху Вакарессы: — Ты принадлежишь к избранным. Ты обладаешь властью.

Было что-то ненормальное в силе, с которой индеец сжимал его локоть.

— Ты — шаман, шаман. Я сразу это увидел. Как только ты вошел…

Хозяин крикнул из-за стойки:

— Эй, там! В чем дело? Этот старый дурак пристает к вам?

Не обращая на него внимания, индеец снова зашептал:

— Ты шаман, только еще не знаешь этого. Лишь тебе предстоит пройти в дверь круга.

— Я это запомню. Может, теперь отпустишь меня?

Янпа снисходительно разжал свои тиски.

Рикардо гневно взглянул на него и поспешил к выходу. Переступая порог, он услышал за спиной скрипучий голос индейца:

— Что бы ты ни делал, помни: сон — разум одного. Действительность — безумие всех!

3

— Вы опасный делец, Вакаресса. Я благодарю небо за то, что не каждый день имею дело с плантаторами вашей закалки.

Рикардо во второй раз налил вина в стакан своего собеседника, прежде чем поправить его:

— Вы ошибаетесь, Джон. В сделке, которую только что заключили, мы оба выигрываем. Вы американец и должны знать, что американца, к тому же техасца, не проведешь.

Джон зашелся в хохоте, да так, что у него затряслось брюхо.

— Ах! Вы еще опаснее, чем я думал. Знаете почему? В вас есть шарм, Рикардо Вакаресса, разрушительный шарм. Мы в таких случаях говорим: «You're so magnetic!» 2

Рикардо стряхнул пепел с сигары.

— Принимаю комплимент. И все-таки замечу, что магнит притягивает только железо, и основательно. Вроде вас, мой дорогой Джон.

Американец приложил к глазам ладонь козырьком, защищаясь от красноватого света заходящего солнца.

— У вас прекрасное имение, Рикардо. Но клянусь, в Техасе ранчо так велики, что по размерам поспорят с любым здешним поместьем. Однако в ваших есть не только пространство. — Он прищелкнул пальцами. — Есть здесь, не знаю как сказать… нечто волшебное, магическое. — Он ткнул указательным пальцем в Рикардо: — Если когда-нибудь решите продать его, не забудьте, что я покупатель. Вы мне это обещали!

— Не сердитесь. Но это все равно что пообещать первого броненосца, который родится от телки. Никогда я не расстанусь с этой собственностью. Она принадлежала моему деду, потом — отцу. Это память о них.

— Понимаю. Однако позвольте напомнить, что ваша мать скончалась, вы не женаты, детей у вас нет. Пока еще нет. Наследовать это поместье некому. В таком случае…

— Здорово у вас получается! Вы, стало быть, считаете меня увядшим стариком на последнем издыхании? К вашему разочарованию, у меня будет не один ребенок, а целая куча. Опять же, не желая обидеть вас, напомню, что я лет на двадцать моложе вас.

— Знаю, знаю, дружочек. Скорее всего я уйду в мир иной раньше вас. И тем не менее я упрям: не забудьте о вашем обещании. — Не отводя взгляда от пейзажа, американец бросил: — Вы никогда не говорили, как вашему деду, Эмилио, кажется, удалось сколотить такое значительное состояние. По правде говоря, меня поражает не столько оно само, сколько быстрота, с которой оно создалось. Я лично начал все с пустыми карманами, и мне хорошо известно, что значит пробивать себе дорогу, особенно в Техасе. Как вы изволили заметить, мне скоро стукнет шестьдесят. Мне потребовалось сорок лет, чтобы обрести то, что я имею. А ваш дедушка…

— Объяснение очень простое: пот, упорство, честолюбие и не в малой степени везение. У везения деда было имя: Теллье, Шарль Теллье.

— Меценат?

Солнечный шар еще чуточку скользнул за горизонт, и равнина незаметно темнела. Скоро ночь накроет ее и из Техаса будут раздаваться лишь сдавленное мычание быков, ржание да редкий стук копыт.

— Все началось примерно в середине шестидесятых годов девятнадцатого века. Объявление в не помню какой итальянской газетенке гласило, что производится набор землекопов в Аргентину на строительство железной дороги за десять песо в день, еду и жилье. Немалые деньги для молодого бедняка из Абруцци, оставшегося без отца. По примеру тысяч молодых итальянцев он, не раздумывая, решил покинуть свою родину, где жил в нищете, и завоевать Эльдорадо. В то время Аргентина была достойна так называться. Это была новая страна, раз в десять больше Италии, и надежд, стало быть, там было столько же. Эмилио, которому едва исполнилось двадцать, сломя голову бросился строить новую жизнь. Очень быстро ему осточертело копать землю, и он стал пробовать себя в разных делах, но и это был далеко не сахар. Однажды, когда он работал на полях в окрестностях Буэнос-Айреса, точнее, в Асуле, ему в голову пришла идея построить водяную мельницу. Так в стране появилась первая водяная мукомолка. Вы, конечно, представляете себе ее производительность и выигрыш во времени. Очень быстро фермеры этого края повезли к нему мешки с зерном и… свои песо. Потом появилась вторая мукомолка, а за ней и третья. Через пять лет он выгодно продал их и решил заняться разведением крупного рогатого скота, проявив при этом дар предвидения. Он, вероятно, первый осознал, какое богатство может принести пампа. Американец приподнял шляпу.