Четверо из России (сборник), стр. 38

— Не знаю, как в Доусоне, — сказал он, — а у русских золотоискателей принята в таких случаях бутылочка шампанского. Впрочем, может, наши дамы желают ситро?

— Ага, мне ситро, — сказала Белка, сразу вообразившая себя дамой.

— На Клондайке все больше виски глушат, — сказал Левка, как будто только и делал, что сидел в Доусоне и глушил виски.

— Гнусный напиток, я вам скажу, — сморщился академик.

Расставил он еду, отошел к двери, прищурил глаз, оглядел стол и справа и слева, а потом спрашивает:

— Как вы находите? По-моему, все для праздничного банкета готово. Разрешите поэтому сообщить вам небольшую новость. За открытие месторождения медной руды вам, друзья, законно причитается 75 тысяч рублей премии. Скажите, куда перевести деньги?

Мы так и опешили. У Белки глаза стали величиной с блюдце.

— Зачем же вы даете им так много денег? — удивилась она. — Мне раз дали тридцатку, и то я с ней измучилась, не знала, куда девать.

— На танк, ребята! — закричал я.

— На танк! На танк! — заорали Димка с Левкой, и мы все зааплодировали, потому что теперь-то уж могли купить танк.

Вместе с академиком Туляковым мы стали думать, как назвать этот танк.

— Давайте назовем так, — глубокомысленно заявил Левка: — «Три двоечника».

— Разве вы все еще плохо учитесь? — удивился Туляков.

— Нет, — запротестовала Белка. — Это он просто старину вспомнил. Это когда еще им «бы» мешало…

— Я предлагаю, — сказал я: — «Три отличника».

— Вот правильно! — сразу откликнулся Туляков. — Наконец я слышу речь не мальчика, но — мужа. Откуда это? — спросил он у Димки.

— Думаете, не знаю, да? — обиделся Димка. — Из «Бориса Годунова». Слова Марины Мнишек в сцене у фонтана.

— Хорошо! — похвалил Туляков. — Вот это хорошо. Люблю начитанных, но не терплю, когда плохо учатся. Ну как: «Три двоечника» или «Три отличника»? И почему только три? А четвертая? — указал он на Белку.

Мы думали, думали и решили назвать танк «Отличниками.

— Тогда предлагаю… — сказал Туляков.

Но тут пришла с работы моя мама, а с ней Димкина мама, и академик Туляков, хотя и не знал мудрости Снежной Тропы, повел себя в чужой хижине как хозяин. Он снял с женщин пальто, подал им стулья:

— Предлагаю выпить за отличников! — и взял в руки бутылку, сломал проволоку, вытащил немного пробку и крикнул: — Внимание!

Мы все стали смотреть, как из бутылки выползает пробка, а Туляков спросил:

— Куда прикажете выстрелить? Я в молодости был очень метким стрелком.

— В мишку, — сказал Левка.

На шифоньере у нас всегда сидел плюшевый мишка. Туляков повернул бутылку на шифоньер, Белка стала жмуриться так, что от васильков остались одни реснички. Бах! — мишка кувыркнулся.

— Наповал! — рассмеялся академик и стал разливать по рюмкам шампанское.

— Мне ситро! — крикнула Белка.

— И нам ситро! — сказали Левка и Димка.

Мне очень хотелось выпить со взрослыми, но я решил быть солидарным с друзьями и тоже попросил ситро.

— Ого, — сказал Туляков, — наши золотоискатели привыкли к содовой!

Он открыл бутылку ситро, и оно стрельнуло еще громче.

Бывают же такие хорошие академики! А ходит в очках на ниточке, в смешной шапочке — ни за что не подумаешь, что хороший…

Танк «Отличник» упоминался за боевые подвиги даже в сводке «Совинформбюро». Экипаж его с нами переписывается, и мы стараемся, чтобы наш танк соответствовал своему званию, учимся только на «отлично».

— «Бы» больше не мешает? — спросил однажды, встретив меня на улице, академик Туляков.

Вместо ответа я задал ему загадку:

— А и Б сидели на трубе. А — упало, Б — пропало, что осталось?

— И…

— Нет, «о». Отлично!

Он засмеялся и чмокнул меня в щеку. Хороший академик. Не то что тот майор!

Вот мой рассказ и окончен. Я, конечно, понимаю, что мне далеко до писателя, но одно скажу: эту книгу прочитают все наши острогорские ребята. Они слышали про нашу историю, и им любопытно будет узнать, как все у нас получилось. Девочки, конечно, читать не будут. Им нужны поэтические описания природы, психологические переживания, всякие охи да вздохи. Но я считаю? все это ни к чему.

Ребятам, по-моему, понравится. И Белке понравится. А остальные девочки, если уж им позарез нужны описания и переживания, пусть читают Майна Рида и Фенимора Купера.

ЧЕТВЕРО ИЗ РОССИИ

Эту историю я рассказывал еще в 1945 году своему сыну Всеволоду. Но сейчас его нет, и он никогда уже не сможет прочитать книгу, которую так ждал. Теперь с повестью ознакомятся тысячи мальчиков и девочек, таких же смелых, честных и отважных, каким был он. Светлой памяти сына посвящаю эту повесть. В. Клепов

— Не узнаете?

Высокий парень ростом под самую притолоку стоял в дверях и широко улыбался мне, как старому знакомому:

— Я — Молокоед. Помните?

Откровенно говоря, я давно перестал думать о Васе. Шустрый чернявый мальчишка с озорными карими глазами встретился на моем пути и исчез. Я знал, что его книга имела неожиданный успех и была дважды издана в Свердловске и раз в Москве. Знал и то, что Вася был теперь геологом. Впрочем, об этом можно было догадаться, увидев загорелое лицо и рюкзак.

Мы поговорили, и Вася спросил: — Вы знаете, что у меня в сумке? Он передал мне рукопись и высыпал на стол ворох писем. Все они были адресованы Васе Молокоедову. Я вытащил из первого попавшегося конверта письмо и прочитал:

«Дорогой товарищ Молокоедов! Мы отдыхаем в лагере имени Гайдара в Новосибирске. По вечерам собираемся в палате и читаем книги. И вот мы начали читать „Тайну Золотой Долины“. Книга захватила нас целиком. Мы прочитали ее за два вечера. Вот это здорово! Ну и приключения достались на вашу долю! Нам тоже хотелось бы быть такими же решительными, смелыми, сообразительными, как вы, Дубленая Кожа, Федор Большое Ухо и Белка.

Очень интересно узнать, чем вы занимаетесь сейчас? Где ваши друзья? Встречаетесь ли вы? А где Рыжая Белка? Что случилось со стариком и Белотеловым?

Вы нам обязательно ответьте на письмо, мы будем ждать. А то, что девчонки плаксы, — неправда. Мы очень много бегаем, прыгаем, играем в казаков-разбойников. Приезжайте в лагерь. В лагере у нас 500 человек. Всем будет весело послушать про ваши приключения.

До свидания, ждем вас в гости!

Наш. адрес: Новосибирск, Барышево, пионерлагерь имени Гайдара, девятый отряд».

По мере того как я перечитывал письма, передо мной вставали все эти мальчики и девочки, которым очень нравились приключения Молокоедова и его друзей в Золотой Долине. Одни писали, что «играют в Молокоеда», другие спрашивали, как стать геологом, третьи просили совета: учиться ли дальше или, закончив десятый класс, идти в жизнь…

— Ты, надеюсь, ответил им?

— Где же всем ответишь! — Вася обвел глазами всю эту кучу писем, фотографий и поздравительных открыток. — Ведь тут их около тысячи. Но ответить как-то надо. Хорошо бы издать, а?

Я прочитал рукопись. Чувствовалось, что писал ее уже повзрослевший человек, хотя кое-где и проглядывала прежняя ребячливость. Судя по эпиграфам, которые Вася старательно предпосылает каждой главе, он все еще остается горячим поклонником Джека Лондона и Фенимора Купера. Только один эпиграф показался мне неудачным — насчет страшных Соломоновых островов. Но, подумав, я решил оставить его: слова о том, что есть места и похуже Соломоновых островов, как нельзя больше подходили для определения фашистской Германии.

В. Клепов

ПЯТКАМИ НАПЕРЕД

— Почему у тебя вечно двойка по немецкому? — спросила Аннушка.

— Потому, — сказал я, — что фашистский язык изучать не буду.

— Язык врага надо знать, — опять говорит она.