Жажда всевластия, стр. 55

Мы превратились в завсегдатаев нашего клуба, только больше так не напивались, полюбили смотреть там премьеры новых фильмов и играть в бильярд на шатающемся столе. Танцевали все известные нам танцы при включенных нейрошунтах, ловили музыку в такт нашим чувствам, а под разноцветным потолком щелкали кастаньеты, и андроиды аплодировали нам. Мы устраивали фокусы с выдыханием огня и подкладывали пищалки на соседние стулья. Один раз даже распотрошили мою коллекцию новоделов и поставили натуральную сабельную драку на семь человек с участием двух андроидов и случайных посетителей. Разнесли половину столиков, изрубили часть стойки. Все прошло относительно хорошо, вот только Процессор-узловик неудачно воткнул карабеллу [5] в робота-бармена: короткое замыкание и несколько часов в медицинском коконе ему были обеспечены. Мы превратились в своеобразную достопримечательность — всегда готовые устроить маленькое представление, веселые на потеху публике и замкнутые в себе, но мы не были одиноки в своих безумствах, у нас всегда хватало зрителей и компаньонов. Люди не были слепы, поворот истории — слишком заметная вещь, чтобы сохранить ее в тайне.

Несколько человек из младшего персонала повесились в слободе, кто-то вскрыл себе вены, кто-то отравился. Тех, кто использовал медленные методы самоубийства, успевали вытащить с того света. Им промывали мозги и опять бросали в бой. Психологи-безопасности перешли на авральный режим и применяли гипнотизирующие программы порой в чисто превентивном порядке. Универсальная церковь не могла пожаловаться на количество посетителей, хоть раньше случались недели, когда пыль на ее полах убиралась только роботами. Сейчас там ставили свечи, били поклоны, резали баранов — возникли даже какие-то трения на почве проделывания всех этих манипуляций в одном помещении.

Охрана досадливо поморщился на очередной оперативке: в слободе, среди тех тысяч незаметных работников, что поддерживали жизнь нашего учреждения, обнаружилась самая натуральная гуманистическая ячейка типа марксистской. Пришлось ее удалять. Такого не было со времен второго основания института.

Глава 16

Неудачный промышленный шпионаж

Эта история началась, как и многие другие, с незначительной переписки. Мюнхенское и лионское отделения ЕИНИ [6] начали между собой тихую грызню по поводу вероятного открытия. Открытие это предсказывали давно, вокруг него было сломано множество копий, отпечатаны тонны научной литературы, защищены диссертации, и сотни людей в ожидании его так жадно всматривались в мониторы компьютеров, что были вынуждены после обращаться к окулистам.

В чем суть этого яблока раздора? Мысли в человеческом разуме каждую секунду стоят на тысячах перекрестков. Порой их развитие строго логично, его можно предсказать на основании элементарных законов, а иногда оно совершенно беспорядочно. Разум человека — как булыжник, установленный на острие иглы, и в какую сторону он свалится, не знает никто. По науке это называется неравновесной системой, проходящей через момент бифуркации. Сухое название, обозначающее отличие человека от часового механизма. Из-за этого создать программу, описывающую работу мозга, чрезвычайно трудно. Тысячелетиями это воспевалось поэтами, столетиями над этим ломали головы ученые, десятилетиями фантасты считали это гарантией превосходства человека над машиной.

Но человеческий гений стремится к самопознанию, и остановить его может только человеческая же глупость. Изобретены тысячи обходных путей, помогающих на кривой козе объехать проблему хаотичности разума. Многие из случайных человеческих решений получили объяснение, кое-что удалось протезировать на старом добром аппарате распределения вероятностей. Словом, тайны души понемногу вскрываются, просвечиваются, описываются. Весь вопрос в том, кто первым сможет решить проблему целиком или почти целиком.

И вот в деловой переписке между мюнхенцами и лионцами, переписке не слишком конфиденциального уровня, начали проглядываться ссылки на это открытие. Намеки самые невинные и тонкие. Некий франкоговорящий магистр с вьетнамской фамилией увлеченно доказывал немецкоговорящему бакалавру с венгерской, что приоритет все равно останется за их отделением и ребята с той стороны могут не волноваться.

Фразы были более чем обтекаемы, их проверяла цензурная программа в каждом отделении, но многие были заинтересованы в том, чтобы понимать даже тончайшие намеки. И уже через два дня некий ответственный работник известного зеленоградского института, носивший кличку Шпион, читал аналитические выкладки своих подчиненных. Он пожевал губами, отстучал на подлокотнике кресла первые такты заученной в детстве польки и вызвал заместителя.

— Коля, перспектива у вещи мутная, но попробовать надо. Обработай этот вопрос потщательней. Разрешаю использовать оперативные ресурсы.

— Попробуем. — Заместитель был человек немногословный, потому больше никаких обсуждений разводить не стал, а начал работу.

Аналитики еще раз пересмотрели всю доступную почту ЕИНИ, на этот раз целенаправленно. И лингвистические программы выявили намеки на возможное событие уже в четырех случаях. Идея о том, что интересная тема именно та, появилась у какого-то третьестепенного сотрудника, но мгновенно обросла, как магнит стальной стружкой, косвенными подтверждениями и указаниями. Это было уже очень серьезно. Шпион собрал в недавно занятом им отделанном под малахит кабинете совещание четырех ближайших подчиненных. Он не забыл связаться с начальством. Относительно короткий разговор в почтительном тоне имел серьезнейшие последствия: ему выписали дополнительные полномочия и потребовали добыть объект.

— Во-первых — это необходимо проверить, я не хочу вляпаться в неприятности и тратить деньги на пустышку. Во-вторых, если это все же что-то настоящее, хоть маленький кусочек настоящего, хоть наполовину стертый файл покажется в поле нашего зрения — его надо достать. Очень надо, — с нажимом повторил он. — Аристарх санкционировал использование по этой проблеме стратегических фондов.

Подчиненные оценили решимость начальника. Стратегические фонды института были достаточны велики для финансирования регионального конфликта средних размеров. И когда они приходили в движение — собственность меняла хозяев столь быстро и необъяснимо, что разобраться в этом после было совершенно невозможно. Так дело обстояло не только с собственностью.

По идее, директор сам должен был проводить это совещание и отдавать подобные приказы, но сейчас он боролся с вышестоящей бюрократией.

— До тех пор, пока мельница не раскрутилась, людей постарайтесь не трогать. Но если дело дойдет до приоритета на разработку проблемы — я никого не ограничиваю. — Шпион посмотрел на маленький настольный аквариум, внутри которого были обречены остаток вечности выяснять отношения два игрушечных боевых робота. — Добудьте это.

Шпион еще некоторое время произносил эту речь с умеренным содержанием патетики, после чего изверг серию конкретных указаний. Подчиненные, взбадриваемые щедрыми посулами и туманными угрозами, разбежались для их выполнения.

Но даже такой могущественный начальник, как Шпион, не может вести настолько крупную операцию в одиночестве. Первым делом он переговорил с коллегой Торговцем и обрисовал ему ситуацию.

— Да-а-а. Это серьезно. Математики отдадут за такую вещь не только все свои деньги и калькуляторы, но даже способность без машины брать производные.