Компасу надо верить, стр. 8
— Брось ты!
— Правду говорю!
— Ловко нас Тарлыков обошел. Субботник придумал. «Школе надо помочь!»
Длинные гудки сирены напомнили, что погрузка закончена.
— Садись скорей!
Я плюхнулся на широкую подушку. Алешка включил скорость, и тяжелая машина медленно поползла по разбитой широкой колее. Некоторое время Алешка сосредоточенно крутил руль.
— Ну и дела, брат.
— Обидно. Пускай бы сами собирали. Правда должна быть!
— Без правды нельзя.
Мы выехали на бетонку. Начался крутой подъем. Неожиданно за поворотом дизель как-то странно загудел. Колеса бешено завертелись на одном месте. Алешка быстро выжал педаль и включил рычаг на первую скорость. Но ЯАЗ медленно полз вниз. Я вцепился рукой в дверку.
Бетонка шла по краю глинистого обрыва. Еще секунда, и мы сорвемся вниз. Я посмотрел на Алешку. На его лбу светились капельки пота. Он не замечал грозящей опасности.
— Алешка, прыгай!
— Тише! Паника! Глины намыло. Буксуем малость!
Алешка передернул рычаг скорости, и машина медленно поползла вверх. Дизель ревел исступленно, стараясь передать всю свою ярость колесам.
Алешка обтер тыльной стороной руки пот со лба и постучал согнутым пальцем по круглому стеклу прибора.
— Поспел самовар! Посмотри, как вода кипит в радиаторе.
Я не мог понять, как Алешка может шутить, когда совсем невесело. В кабине не продохнуть от едкого дыма. Газ ест глаза, кружится голова.
Наконец машина вырвалась в степь, и я свободно вздохнул. Дышу, не могу надышаться: воздух густой, как сметана. Настоян на полыни и доннике. Впереди лежит бескрайняя равнина.
А сбоку машины, в окне, без остановки несутся холмы. Когда дорога понижается, холмы кажутся огромными. Меловые шапки блестят на солнце, как снег. В солнечный день на них больно смотреть.
Алешка сосредоточенно крутил баранку и молчал до самого отвала. А дорога туда оказалась не из близких.
Неожиданно среди сероватой зелени жухлой травы ослепительно блеснул меловой отвал. Издали он мне показался широкой рекой, на которой плывет туман.
— Обидел ты меня, — медленно сказал Алешка. — Думай в другой раз! Дать тебе по шее, чтобы не болтал зря! Когда я был очковтирателем? А ну, скажи? Вот смотри, — он возмущенно показал на кучу земли, которая большой черной заплаткой торчала на белом меле. — Видишь, песок насыпали. Ты понимаешь? Не захотел какой-то мудрец в свой отвал везти. Сюда ближе. Встретить бы мне этого шутника! Веселый бы я с ним разговор затеял. Избил бы — вот тебе правда! Совести нет у подлеца. Разве я думал, что с металлоломом так выйдет? Хорошее всегда легко испортить. Тарлыков нас на пушку взял. Объявил субботник. Почему не поработать? Стране нужно железо. Старались вовсю! Ну и подлец Тарлыков! Здорово нас обкрутил! А директор школы тоже хорош! Должен был разобраться!
— Ругаешься! Было бы из-за чего! Ну, ссыпал песок, и ладно! — спокойно протянул я.
— Не все ты, видно, понимаешь. С металлоломом разобрался, а здесь не сумел. Платят нам с километра. По ездкам. Ссыпал в этом карьере песок — выгадал ездку. Четыре километра. Два конца — уже восемь. За день сколько километров нащелкаешь? Ты сосчитай. А мел чистым должен быть. Затем и отдельные отвалы завели. Понадобится мел химии — бери, нужен строителям песок — пожалуйста.
— А ты сам песок здесь никогда не ссыпал?
— Раньше было… А теперь поумнел, — не смущаясь, признался Алешка. — Завтра приду в школу. Ну, будь здоров.
ГЛАВА 5
Алешка Звездин будет защищать меня
Ребята торжественно встретили мое появление в классе и подняли страшный галдеж. Хорошо, что была перемена и учителя не обратили внимания. Федя Зайцев захлопнул дверь и вцепился в ручку.
— Юра, Баскет за нами следит. Хочет узнать, куда ты ездил, — шепотом сообщил он. — Ребят подговорил. Весь шестой «Б» за нами следит.
— А вы не проболтали? — спросил я строго.
— Ты что? — Федя от обиды даже покраснел.
Настя сидела за партой, уткнувшись в книгу. Она даже не повернула головы, когда я вошел.
Кто-то дернул дверь, и Федя Зайцев с трудом удержал ее.
— Юра, Каланча рвется.
— Открой, пусть входит.
Но вместо Володьки Тарлыкова на пороге, к нашему удивлению, стояла Ирина Капитоновна — классный руководитель.
Молодая очень наша учительница. И в школе у нас работает она недавно. Года три, наверное, не больше. Волосы у нее светлые, как солома. Носит она косу, но закручивает узлом. Не знаю, как такая прическа называется. Не буду же я девчонок об этом спрашивать!
Ирина Капитоновна никогда не повышает голоса.
— Кто держал дверь? — учительница недовольно уставилась на меня. Во время борьбы с Федей Зайцевым щеки ее раскраснелись и горели. — Мурашкин, твоя работа? — Ирина Капитоновна поправила растрепавшиеся волосы. — И почему ты не был на двух первых уроках?
— Я ходил к зубному врачу, — для большей убедительности схватился рукой за щеку.
— Когда? Сегодня или вчера? Вяткина, — учительница повернулась к Насте. — А ты почему, милочка, прогуляла школу? Где вы были с Мурашкиным?
— Я ездила на железнодорожную станцию. Мы должны получить багаж из Туркмении. А где был Мурашкин, не знаю.
Настя не смотрела в мою сторону.
Ирина Капитоновна критически окинула меня взглядом с головы до ног. Что учительница нашла в моих ботинках? Ботинки как ботинки. Старые. Вчера подметка оторвалась.
— Зубной врач принимает в меловом карьере? — спросила Ирина Капитоновна, прищурив глаза. — Вот не знала! Расскажи, Мурашкин.
Я давно замечаю, что учительница часто прищуривает глаза. Может, она думает, что ее взгляд от этого будет строже?
— Молчишь? Видишь, меня трудно обмануть. Так где же ты был?
Я не ответил.
В класс заглянул директор школы. Его бритая голова ослепительно блестела.
Андрей Петрович невысокого роста, с круглым животиком, короткими толстыми руками. Так и кажется, что его накачали велосипедным насосом. Вышло два шара. Первый — голова, а второй — туловище. Маленькие черные глазки чуть косят за толстыми стеклами очков. Одна дужка короче, и очки сидят косо. Не знаю, кто первый назвал нашего директора Колобком, только прозвище прижилось.
Но внешность обманчива. В отличие от сказочного колобка, Андрей Петрович не добродушен, он строгий и придирчивый. Он всегда узнает, кто из ребят подрался или разбил окно. Провинился — лучше сам заранее вызывай родителей в школу.
— Андрей Петрович, полюбуйтесь на героя. Мурашкин только что явился! А вчера вообще не был в школе, — неторопливо объясняла учительница, словно хотела перечислить все мои проступки за несколько лет. — Уверяет, что ходил к зубному врачу. Ботинки в мелу. Был в карьере. Мурашкин, может быть, ты скажешь нам с Андреем Петровичем, зачем ездил в карьер?
Директор осторожно перевалил через порог и покатился к учительскому столу.
— Я ходил к зубному врачу.
Вяткина подняла руку. Наверное, еще злится на меня. Но Ирина Капитоновна не замечала ее. Зря старается Вяткина: Ирина Капитоновна терпеть не может доносчиков. Знаю я, она справедливая.
— Мурашкин, нам некогда выяснять, вчера ты был у зубного врача или сегодня, — сухо сказал Колобок. — Пусть завтра в школу придет мать. Мы с ней разберемся. Дай дневник!
Вяткина хлопнула крышкой парты и поднялась. Я заметил: лицо у нее побледнело.
— Ирина Капитоновна, можно мне сказать?
— Я слушаю тебя, Вяткина, — директор повернулся к Насте.
— Не знаю, почему Мурашкин боится сказать правду. Я вчера ловила рыбу. Большой карп попался. Сломал удочку. А Юра прыгнул в реку и вытащил. Я сушила его вещи у костра. А сегодня Юра ездил в карьер к Алеше Звездину. Рассказал ему об обмане.
— О каком обмане? — Колобок уставился на Настю.
— Разве не обман? Мы помогали грузить железную балку на самосвал, а «Б» забрал ее у нас. Тарлыков не собирал металлолом. Все знают. Надо, чтобы было справедливо. Мы тоже будем собирать железо. А потом у нас нет вожатого. А мы все равно будем собирать железо!