Компасу надо верить, стр. 33
Громкие звуки горна и дробь барабана встревожили Зеленую улицу.
Распахивались окна, из дворов выбегали малыши.
Мы прошли по Зеленой улице, потом торжественно промаршировали по улице Ленина. Федя Зайцев никому не уступал знамя. Я убедился, что он развил руки и стал сильным.
Подошли к дому Лутака. За высоким забором злобно разрывался Джек.
— Отряд, слушай мою команду! — выкрикнул Алешка. — Равняйсь! Кругом! Смирно!
Мы громко закричали:
— Лучшему шоферу Лутаку слава! Слава!
Потом я затрубил в горн, а Ваня Касьянов принялся бить по барабану.
Когда я впервые услышал слово «коммунист»? Сколько мне было лет? Пять, семь, десять? Нет, не могу точно вспомнить. Мои любимые герои Павка Корчагин и Жухрай были коммунистами. Коммунистом был летчик Чкалов, челюскинцы и папанинцы.
Папа все время казался мне слишком обыкновенным человеком. Но он был коммунистом. Он храбро и честно воевал. Я не имею права его забывать ни на один день, ни на один час!
Дядя Макарий настоящий коммунист. Я в этом уверен. Он, как командир, идет все время впереди, заботится, чтобы не растерять людей. Несет ответственность: за Кузьмичева, Сергея Даниловича, Алешку, Элю Березкину, Андрея Петровича, Настю и меня. Для одних припасены ободряющие, ласковые слова, для других — суровые приказания. На него нельзя обижаться, а надо помогать. Надо строить коммунизм!
Получил письмо от Витьки. Хорошо, что у меня характер неунывающий. Верил я ему. Здорово жить на свете, когда есть настоящие друзья! Новость! Витьку с ребятами называют следопытами! За то, что они ходят по местам боев, ищут трофейное оружие и беседуют с жителями. Мы тоже должны все узнать о своем бронебойщике. Будем следопытами!
Витька пишет, что с ними теперь ходит учитель географии Денисов. Он воевал. Вернулся без руки.
В балку я не заглянул, а зря! Ребята отыскали там снайперскую винтовку. На прикладе шестьдесят зарубок. Витька думает, что снайпер убил шестьдесят фашистов. Правильно! Одна зарубка — фашист! А еще ребята отыскали три больших окопа. Но Витька не знает, в каком стоял папин танк.
Им страшно повезло. Отыскали землянку. Все как было во время войны: стол, скамейка и нары.
Надо мне собираться в Корочу. Уговорю дядю Макария. Пусть поедет со мной. Отыщем папин окоп!
ГЛАВА 22
Вывозные полеты закончены
— Здравствуй, герой! — дядя Макарий шумно вошел в комнату. Взлохматил мои волосы. Провел большой рукой по щеке. Рука пахла тавотом и машинным маслом. — Можешь поздравить. Вывозные полеты закончил. Вылетел! Понимаешь, сам работал на экскаваторе! — Он выбрасывал перед собой кулаки, как будто двигал рычаги экскаватора. — Варя, слышишь?
Дядя Макарий радостно улыбался. Лицо его посветлело. Около глаз веером сбежались морщинки, и взгляд от этого стал еще приветливее и добрее. Дядя сейчас напоминал мне папу.
Когда я вспоминал папу, то всегда чувствовал раскаянье. Я недостаточно ценил и любил его. Слишком мало узнал о его жизни, особенно о молодости, которая прошла на войне; мало стараюсь сейчас.
— Радость какая! — мама пожала дяде Макарию руку и неловко поцеловала в щеку.
Я бросился дяде на шею. Сцепил замком пальцы рук и поджал ноги. Папа меня так удерживал. Дядя Макарий был тоже сильный и не качнулся.
— Юра, шею сломаешь! — засмеялась мама.
— Фунт не фунт, а пудов сто есть! — стуча сапогами, дядя пронес меня по комнате. — Наша, мурашкинская порода. Тяжелый, костистый!
— Чего я стою? Пора ужинать! — захлопотала мама и скрылась на кухне. Скоро на столе появились селедка, колбаса, помидоры, огурцы. И бутылка столичной водки с белой сургучовой печатью.
— Бутылку нашла? — удивился дядя. — Живем, брат!
— Давно припасла для такого дня.
— Варя, достань еще рюмку. Племяшу налью!
— Обойдется!
— Мама, я не маленький! Кто говорил, что я у тебя помощник?
Я неловко поднял рюмку за пузатую ножку и чокнулся. Поднес ко рту и чуть не задохнулся от крепкого запаха. Хорошо, что дядя Макарий не смотрел в мою сторону. Быстро зажал пальцами нос и проглотил. Раскаленным железом обожгло горло. На глазах выступили слезы.
— Не понравилось? — засмеялся дядя Макарий.
Мама спросила, трудно ли было дяде Макарию научиться управлять экскаватором.
— Легко ничего не дается! — задумчиво сказал дядя. — Самолет сложнее, но летают на нем. Попробую сдать экзамен экстерном. Без документов не разрешают работать. Сергей Данилович — виртуоз! Засмотришься, как работает! Мало таких экскаваторщиков.
Упоминание о Настином отце расстроило меня. Разве дядя Макарий еще не убедился, какой он человек?
— Не верю я Вяткину!
— Ну, ты, Юра, слишком быстро людей со счета списываешь. Так нельзя!
Я ничего не мог понять. Почему дядя вдруг стал заступаться за Сергея Даниловича? Алешка рассказывал, что на профсоюзном собрании ругал его даже больше, чем шофера Кузьмичева. Может быть из-за Валентины Васильевны? Недавно она приходила к нам. Говорила с дядей. Старые они знакомые. Дядя сам признался. Случайно здесь встретились.
Дядя Макарий задумчиво смотрел на меня. Много бы я отдал, чтобы узнать, о чем он думал. Верит, что можно спасти человека?
…Прошла неделя. Все следующие дни дядя Макарий приходил домой хмурый и молчаливый. Ничего не рассказывал. От Насти я узнал, что он поругался с Сергеем Даниловичем.
Алешка все объяснил. Шофер Кузьмичев пожаловался на Вяткина — он подбил его сбрасывать песок в меловом отвале. Им было выгодно: один выгонял лишние рейсы, а второй — кубики!
Однажды поздно вечером прибежала заплаканная Настя. К счастью, я вышел во двор.
Она была в одном платье, без пальто. Волосы растрепанные. Я догадался, что дома у Вяткиных снова скандал.
— Отец напился?
— Да.
— Бил?
— Нет.
Я не поверил. Взял Настю за холодную руку и вытащил из темноты к освещенному окну. Правая щека у Насти была красной, горела.
— Пошли! — настойчиво сказал я и потащил девочку за собой. Настя упиралась.
— Юра, не говори дяде. Он заступается, а это больше злит отца! Сильнее дерется!
— Зачем обманывала? Бил тебя?
— Бил… — Настя беззвучно заплакала.
Не зная, как успокоить Настю, я взял ее холодную руку и крепко пожал.
— Ушли бы вы от него…
— Я говорила маме! — Настя всхлипнула. — Знал бы все…
Со мной что-то произошло. Мне захотелось все время быть около Насти, оберегать ее. Я снова взял ее за руку. Крепко пожал. Настя тихо ответила на пожатие. В упор посмотрела мне в лицо широко раскрытыми глазами.
— Оставайся у нас!
— Нельзя! — девочка попыталась вырвать руку.
В сад вошла Валентина Васильевна с Настиным пальто.
— Одевайся, идем домой.
— Мама, я не могу… — Настя обняла мать и заплакала. — Никуда не пойду!
— Перестань!
Я вбежал в дом и быстро все рассказал маме и дяде Макарию.
— Юра, ты останься, — сказал дядя Макарий. — Мать выйдет к Валентине Васильевне.
Много раз на кухне хлопала дверь. Потом я услышал негромкие голоса: говорили мама, Валентина Васильевна и Настя.
В комнату вошла мама. Взяла с кровати две подушки и матрац. Достала из сундука простыни.
— Валентина Васильевна с Настей будут у нас ночевать, — сказал дядя. — Давай и мы будем ложиться.
Дядя Макарий скоро заснул, а я долго еще ворочался на диване. Думал о Насте, о ее матери и отце. Потом вспомнил Алексея Алексеевича Лутака. Он мужик правильный, а жена и Витька — спекулянты!
Я уже засыпал, когда услышал на улице громкий голос:
— Настя! Валентина! Куда попрятались?
Рано утром Валентина Васильевна и Настя ушли от нас. Встретились мы в школе, но я ни о чем не расспрашивал. Все уроки Настя сидела грустная. Напрасно я поджидал ее возле школы, чтобы вместе идти домой. Она убежала от меня.