В омуте блаженства, стр. 45

– Но...

– Ты должен что-то сделать с телом, Френк. А я позабочусь о ее вещах. Мы можем сказать всем, что она рассердилась и уехала. Конечно, Мария может спросить...

– Но...

– Я приберусь здесь, а ты позаботься о ней. – Изабелла переложила подушку и наклонилась, чтобы поднять подсвечники. Она взглянула на сына.

– Ну, Френк, возьми себя в руки!

Глава 20

Коул тяжело опустился на стул возле Джованны. Он смотрел, пока она спала на кровати в нескольких шагах от него. Он знал, она должна теперь поправиться. Она пока не говорит и не открывает глаза, но после двух недель его беспрерывного бдения ее лицо перестало быть изможденным, а кожа стала приобретать персиковый оттенок, точно такой, каким он его запомнил.

Он знал, что его задача близка к завершению, а их дни вместе сочтены, сознание этого ложилось тяжестью на его сердце. Он не хотел покидать ее, но знал, что должен будет это сделать. Джованна – замужняя женщина. Он – послушник монастыря, где ни одно живое существо не будет оскорблено видом его ужасного лица.

Одну только Джованну не оттолкнули от него его раны. Он хотел знать, как могла она целовать его лицо и говорить, что любит его. Она, такая прекрасная.

Он смотрел на огонь, вспоминая тот греческий огонь и боль, дни и ночи, проведенные с Джованной в башне. Он так сильно любил ее. Он и теперь ее любит. Но он знал, что должен похоронить свою любовь и никогда не знать сладости жизни с Джованной.

– Милорд?

Ее голос звучал так же живо, как будто он слышал его только вчера. Но уже больше десяти лет прошло с тех пор, как никто не называл его милорд. Он вздохнул.

– Милорд?

Голос звучал так отчетливо. Коул поднял голову, и он посмотрел на кровать. На мгновение он оказался в шоке, но потом вскочил со своего места.

– Джованна! – Она очнулась! Она смотрела на него. Она улыбалась!

– Это вы! – Она слабо улыбнулась. – О, это вы!

– Ты вернулась! – Коул обнял ее и прижал к груди. – Благодарение Богу! – Он был в восторге и гладил ее черные, как смоль, волосы. – О, Боже, Джованна!

Она положила руки ему на грудь, и он снова почувствовал себя счастливым.

– Милорд! – прошептала она.

Коул наклонился и прикоснулся к ее лицу, проводя щекой по щеке, а глаза его были закрыты от радости.

– Я подумала, что слышу ваш голос во сне.

– Да. – Он поцеловал ее в щеку и в подбородок. – Я все время был здесь и ждал, пока ты очнешься, Джованна.

– Я спала так долго, милорд, так долго! Он прикоснулся к ее губам и целовал с такой страстью, придерживая Джованну за спину, чтобы не причинить ей боли. Он страстно желал повалить ее на подушки, накрыть своим телом и любить. Она прикоснулась к его лицу:

– Как вы нашли меня?

– Меня вызвали помочь тебе. Я ведь врач.

– И монах?

– Да.

– А что же с вашими землями?

– Я отдал их церкви и должен был удалиться от общества из-за моего лица.

Джованна нежно прикоснулась к его изуродованному липу и посмотрела на него, любовь растворила топазы ее глаз и превратила их в золото. Коул смотрел на нее и боролся с желанием снова поцеловать ее.

– Для меня оно прекрасно, мой красивый милорд.

– Вы деликатны, миледи! Теперь отдыхай. Ты еще очень больна.

Она легла, утомленная, но продолжающая улыбаться.

– Любишь ли ты кого-нибудь, Джованна?

– Только вас, милорд. Скажи. – Она накрыла его ладонь рукой:

– Мой муж здесь?

– Нет, он уехал на юг и вернется через несколько недель.

– Хорошо. – Она закрыла глаза и вздохнула. Коул всматривался в нее. Он ухаживал за Джованной, купал ее, обследовал каждый дюйм ее тела. Он не забыл шрамов, которые видел на ее теле, и уже исчезающих синяков, которые нельзя было получить при падении с лошади.

– Скажи мне, Джованна, откуда у тебя шрамы на спине.

Она тихо открыла глаза:

– Это он.

– Твой муж?

– Да.

Коул ощутил приступ гнева:

– За что?

– Потому что я была непокорной.

– Он сек тебя?

– Да.

Коул замолчал, думая о ее страданиях и оскорблениях, вынесенных за эти годы. То, что молодая женщина делила постель со старым графом, было уже большим наказанием для нее, но физические оскорбления были уже неприемлемы.

– Я никогда не была покорна ему, милорд. Я ему не уступила ни разу. Он брал меня только силой.

– Джованна...

– Я знаю о своем супружеском долге, но мне так трудно ему повиноваться.

Коул увидел капающие из ее глаз слезы. Он сжал ее руку.

– Я всегда хотела только вас, мой милорд.

– Почему же ты вышла за него замуж? – Голос Коула дрогнул.

– Я была обручена с ним в десять лет. Отец отказался разорвать помолвку, несмотря на все мои просьбы и мольбы. Он сказал, что я привыкну к Бриндизи, но я не привыкла. Он – порочная свинья.

Вдруг Коул почувствовал, как что-то твердое и острое повернулось у него в животе. Он больше не мог слушать того, что говорит Джованна.

– Я хотела умереть и освободиться от несчастья быть его женой. После того как он избил меня в последний раз, я уже больше не хотела жить. Но потом я услышала твой голос. Вы воскресили меня, милорд.

– И я так рад, что ты вернулась. – Коул взял ее руку и поцеловал кончики пальцев. – Но мне сказали, что ты упала с лошади.

– Я не падала. – Она высвободила свою руку. – Это муж избил меня до бесчувствия. В этой вот комнате.

– Значит, я слышал одну только ложь, – пробормотал он. – Но почему Бриндизи бил тебя в чужом доме? Он что, был уверен, что здесь никто не услышит твоих криков?

– Он был слишком зол, чтобы думать о последствиях. – Джованна прикрыла рукой глаза.

– Почему, Джованна?

– Потому что я отдала моего сына в церковь.

– Почему же это его разозлило?

– Потому что мой сын – его единственный наследник, – Она тяжело вздохнула. – А я не хочу, чтобы мой Николо вырос и стал похожим на этих скотов Бриндизи. Поэтому я и отдала его. И мой уважаемый муж никогда не найдет его, хотя бы он дошел до ворот ада.

Джессика рано проснулась на следующее утро с сильнейшим желанием рассказать Коулу о причинах его обмороков, дать ему надежду. Она быстро умылась и позавтракала. Когда она открывала шторы в кабинете, то заметила небольшую стопку бумаги около пишущей машинки. Заинтересовавшись, она взяла верхний листок и прочитала вступление к пьесе. Она пробежала десяток страниц рукописи, брови ее поднялись. Отец действительно начал писать пьесу.

Ободренная, она пошла к двери, когда раздался звонок. Она открыла и, к своему удивлению, увидела на пороге Грега, держащего в руках горшок с цветком.

– Приветствую тебя! – воскликнул он, протягивая ей растение.

– Ах, спасибо, Грег. – Она взглянула на блестящие красные листья, потом на Грега. – Ты сегодня – ранняя пташка.

– Ранняя пташка приносит тепло! – Он переступал с ноги на ногу и дул на свои руки в перчатках, давая ей понять, что не хочет больше стоять на холоде.

Джессика неохотно приняла намек и пропустила его в дом.

– Чашку кофе, Грег?

– Пожалуйста. – Он взглянул на часы. – Я должен быть у Каванетти в девять часов.

– Да?

– Дело.

Он прошел за ней в кухню, снимая перчатки. Она налила кружку кофе ему и полчашки себе и встала, прислонившись к буфету.

Грег расстегнул пальто и не стал его снимать, поскольку у него оставалось всего несколько минут.

– А какое дело у тебя с Каванетти? – спросила она, стараясь показать заинтересованность.

– Ну, я посмотрю, как пойдут дела, и, может быть, стану партнером Изабеллы.

– Партнером на винном заводе? – Она отпила кофе и изучающе посмотрела на него.

– Не обязательно. Мосс-Клифф – не место для винного завода, Джессика. Земля гораздо ценнее.

– Но я миллион раз слышала, как Майкл Каванетти говорил, что здешний климат идеален для винограда.

– Может быть, но недостаточно идеален, чтобы акры первосортной земли служили лишь живописным видом.