Юнги (илл. И. Дубровин), стр. 10

Старший лейтенант скомандовал:

— Рота, смирно!

Бросив короткий взгляд на застывшие шеренги юнгов, как бы проверяя, четко ли они выполнили его команду, он подошел к начальнику школы и доложил:

— Товарищ капитан первого ранга, по вашему приказанию первая рота построена!

Абрамов, держа руку у козырька с золотыми лавровыми листьями, поздоровался с юнгами бодрым, хорошо натренированным на командах голосом:

— Здравствуйте, товарищи юнги!

Ребята удивились силе в голосе старого человека, и желая не остаться перед ним в долгу, громко ответили:

— Здраст, товарищ капитан первого ранга!

Но хорошо получилось только «здраст», а остальные слова рассыпались горохом, вразнобой.

— Отставить! — скомандовал капитан первого ранга и поздоровался еще раз.

Рота на мгновение застыла, а потом не быстро, но дружно ответила:

— Здраст, товарищ капитан первого ранга!

На этот раз начальник школы остался доволен.

Потом рота приветствовала его на ходу, делала повороты налево, направо, кругом, разбегалась и собиралась снова.

Гурька стоял в стороне, у палатки, и удивлялся. Собственно, удивляться, может, было и нечему. Строевой подготовкой юнги занимались редко. И все-таки он никак не думал, что рота ходит так плохо. Со стороны всегда виднее.

Когда рота делала поворот кругом на ходу, юнги почему-то вдруг спотыкались, хотя дорога была сухая, сбивались с ноги и некоторое время смешно семенили, приноравливаясь к шагу впереди идущих, те тоже сбивались, и все налаживалось только после того, как командир роты начинал давать счет, растягивая слова:

— Ать, два-а, три-и! Ать, два-а, три-и!

Юнги (илл. И. Дубровин) - pic_12.png

Ходите вы пока плохо, — сказал начальник школы роте. — Разболтанности у вас много. И это не случайно. Дело не только в том, что вы еще мало занимались строевой подготовкой. А недисциплинированности у вас хоть отбавляй. Вот, пожалуйста, посмотрите…

Юнги (илл. И. Дубровин) - pic_13.png

Он приказал выйти из строя нескольким юнгам, которых заметил раньше. Среди них были Ваня Таранин, Жора Челноков и Петушок. На Агишине болтались такие непомерно широкие брюки, что он сам вместился бы в каждую из штанин.

— Что это такое? — спросил начальник школы, обращаясь к стоящим перед строем юнгам. — Вы думаете, это хорошо, красиво? Безобразие, вот что это такое! Клешники на флоте давно уже перевелись, и вам ли, юнгам, возрождать старое, плохое, чему советские моряки объявили войну с первых лет Советской власти? Вы изуродовали свою форму! Тяжелое, суровое время переживает наша Родина. Идет жестокая война с гитлеровскими захватчиками. Условия у нас здесь такие, что мы не смогли пока хорошо подогнать на вас обмундирование. Но это временно. Подготовимся к началу учебных занятий, займемся и формой. А вот такие юнги не понимают этого. Стараясь щеголять широким клешем, они портят обмундирование. Ваши отцы и братья, не жалея собственной жизни, дерутся с врагами Родины — немецкими захватчиками. Пройдет немного времени, и вы станете рядом с ними. Флот в вашем лице должен получить стойких, мужественных моряков, способных преодолеть любые трудности и победить врага. А некоторые из вас напугались, не выдержали первых испытаний здесь, в школе. Поведение таких юнгов не достойно их звания и марает флотскую честь!

Здорово пристыдил начальник школы клеш-ников и бродяжек, которые целыми днями гуляют по лесу, таскают с камбуза посуду и не работают вместе со всеми.

Ваня Таранин стоял с опущенной головой и красным от стыда лицом. Про себя он решил, что больше никогда не будет так делать, и в душе ругал Цыбенко.

Петушок тоже опустил рыжую голову. Но серые глаза его с хитринкой посматривали на юнгов и начальника школы. На лице его появилась улыбка, простая, невинная: дескать, что мы такого особенного сделали?

17

Строительство землянок закончилось, и юнги перебрались в них из палаток.

В своей палатке Лупало заставлял товарищей ходить для него на озеро за водой, чистить его ботинки, добывать на раскурку газет. Ослушаться Лупало боялись — побьет. А бил Лупало умело. Не то чтобы нос расквасит или синяк поставит. Нет. А так, что и следов не оставит. После этого юнга побоится следующий раз ослушаться.

Лупало и в землянке вел себя по-прежнему. Петушка сделал своим ординарцем. Что Лупало Петушку скажет, то он и сделает.

— Жорка, — сказал как-то Лупало Жоре Челнокову, который рассматривал только что полученный учебник по двигателям. — Сходи за дровишками.

— Сходи сам. Что ты за командир?

Лупало поднялся с кровати:

— Я не командир. А раз говорю сходи, значит, сходи и принеси.

— Не пойду.

— Не пойдешь? Хорошо.

Лупало вышел из землянки.

— Петушок! — позвал он Агишина, занятого чисткой Лупаловых ботинок. — Иди сюда.

Они переговорили о чем-то, и Лупало вернулся в землянку.

Двое юнгов играли в шашки. Лупало подсел к ним, посмотрел и сказал, обращаясь к Толе Носову, который только что выиграл партию:

— Давай, Толька, играть в щелчки.

— Как это в щелчки?

— А просто. Кто проиграет, тому щелчки.

— Да, с тобой только и играть…

— А что со мной? Я проиграю. Вот увидишь, проиграю. Ты здорово играешь. Сколько сухарей у тебя останется, столько и щелчков мне дашь.

Толя, действительно, играл в шашки хорошо и в шашечных турнирах всегда выходил победителем. Но играть с Лупало он боялся. Если такому верзиле проиграешь, он таких всыплет!…

— Давай без щелчков, — предложил Толя.

— Без щелчков неинтересно. Да ты что, боишься проиграть мне?

— Вовсе не боюсь.

— А вот давай, давай…

Лупало начал расставлять шашки. Толя был честолюбив и решил во что бы то ни стало выиграть у Лупало. Неплохо всыпать несколько щелчков этому нахалу.

Первую партию Лупало проиграл. У Толи на доске остались четыре простые шашки и дамка.

— Ну вот, — сказал Лупало, — я же знал, что ты выиграешь. Сыпь мне свои орехи.

Он подставил голову.

Толя дал Лупало девять щелчков.

— Давай, Толька, лупи меня, раз ты такой сильный, — сказал Лупало и снова взялся за шашки.

Толя хотел отказаться играть другую партию. Честолюбие его было удовлетворено. Но Лупало сказал, что Носов должен сыграть с ним еще одну партию, иначе с его стороны будет нечестно.

Начали играть. Теперь Лупало играл по-другому. Очень скоро одна его шашка пробралась в дамки. Толина же шашка прочно засела в правом углу на половине доски противника. Толя уже не мог играть как следует. Он смотрел на сильные с широкими толстыми ногтями пальцы Лупало, когда тот передвигал шашки, и мысленно подсчитывал вероятное количество щелчков, которые влепит ему Лупало.

— Так. Подсчитаем, — сказал Лупало выиграв партию. — Так… десять. Да за две дамки по пяти — тоже десять. И два сухарика. Всего двадцать два щелчка. Подставляй лоб, Толик.

— Ну, уж и лоб, — сказал Толя и покраснел. — Я тебя щелкал в голову.

— Хорошо. Я спорить не буду. В голову так в голову. Все равно подставляй ты мне. Не за то мать сына ругает, что играет, а за то, что отыгрывается.

А я отыгрался. Давай…

Лупало щелкал здорово. Он бил с размаху, так, что у Носова звенела голова. После каждого щелчка Толя все глубже вбирал ее в плечи, пытался закрываться руками, но Лупало кричал:

— Убери руки!… Четыре… пять… шесть… Терпи, казак, атаманом будешь. Восемь… терпи… девять… десять…

Толя совсем сполз вниз, и голова его была у самого края стола.

Лупало пожалел его:

— Ладно, хватит пока. Дюжина останется за тобой. Это вроде американки будет. Попрошу что — исполнишь. А не исполнишь — получишь остальную дюжину. Давай еще сыграем. Ты тоже можешь отыграться. Тогда квиты будем.

Но Толя играть отказался, решив, что лучше пока побыть у Лупало в долгу. Он тер пальцами голову и с боязнью посматривал на довольного противника.