Третья стихия, стр. 65

Принудительные объятия, почти уже подарившие сопротивляющейся своему счастью жертве блаженство полного забвения, резко разжались, вместе с ними ушло оцепенение, а к замороченным мозгам тут же вернулась ясность. Как таковой красавицы в кабинете уже не было — она соскользнула к ногам Михаила длинной радужной лентой. Конец ленты оказался зажат у него в зубах, но на радостях челюсть облегченно отвисла, и он его выронил. Не подвела его все-таки старушка интуиция, значительно обострившаяся за последние, богатые приключениями дни! Правда, защитный информационный слой, спасший его от мгновенного паралича, оказался полностью слит. Да ведь не куда-нибудь слит, а на эту самую ленту, а с ней мы сейчас разберемся по-свойски!

В груди у Михаила образовалась узкая щель, вроде как в почтовом ящике. Правая рука, обратившись длинным шланговидный манипулятором, подхватила конец ленты, запихнула его в щель, и лента, извиваясь, змеей втянулась в недра почтового ящика, то есть, само собой — в Михаила. «Вот так вот! — подумал он самодовольно. — Сожри сам, или тебя сожрут — первый закон эволюции, он же — основной принцип деятельности информационных взломщиков — подлинных венцов этой эволюции, распустившихся махровым цветом на просторах виртуального мира!»

Михаил подошел к столу — в его центре беззащитно зеленела квадратная кнопочка. Присев на край стола, Михаил протянул к кнопке свой манипулятор, по пути преобразовавшийся обратно в руку. Первый этап — насильственное проникновение, оказавшийся более сложным, чем представлялось вначале, был благополучно завершен. Теперь начинался второй, самый легкий — снятие информации о клиенте, после чего предстояла настоящая работа — его поиск и, наконец, обработка — самый сложный этап, если, конечно, клиент не пожелает вернуться в покинутое тело добровольно, на что еще в принципе оставалась надежда. В противном же случае для того, чтобы обеспечить контакт с объектом, подразумевающий определенное взаимопонимание, придется производить изменения на той службе, где они все, даст бог, будут к тому времени находиться. «Короче — за работу!»

16. ПОСЛЕДНИЙ АРГУМЕНТ

Багровое солнце зловеще растекается по горизонту, как дырявый бычий пузырь, и сталь визжит в руках, алая от его лучей, а еще больше — от пущенной крови. Ржавый ветер пьян от крови, и прах под ногами превратился в кровавую кашу, а пурпурное небо походит на бездонные ворота в лучший мир — ворота, истекающие кровью тех, кто сегодня туда уже отправился. А вот и еще! И еще! Вы не защитники, вы свора псов — воющая свора, и ваш прекрасный белый город будет сегодня взят, он тоже станет красным, потому что захлебнется в крови! Он и сейчас уже красный, весь забрызганный пролитой нами кровью, как и все вы, как ваша земля и ваше небо!!!

— Эк ты, брат, размахался!

— Что?..

Зигфрид оглянулся через плечо — там, за спиной, где должен был биться Афтандил, никого не было: ни Афтандила, ни осадившей его вражьей стаи, ни горы убитых ими врагов. Там было просто поле — ровное и пустое, если не считать разбросанных по нему нетесаных булыжников. И красное. Поглядел вперед — что за наваждение? Ни города, ни поредевшей когорты его защитников больше не существовало: впереди расстилалось все то же каменистое поле с одиноко торчащим поблизости корявым кустом. Зигфрид опустил меч и огляделся еще раз. Боевой запал как-то резко схлынул, под ребрами тоскливо екнуло что-то, давно им забытое, очень похожее на человеческое сердце.

— Кто это сказал?!

— Да я, я это сказал!

Из-за его левого плеча выступила и остановилась рядом фигура в черном. Краем глаза Зигфрид уловил колыхание плаща за его спиной, но, только полностью обернувшись на неожиданного собеседника, понял — то, что он принял поначалу за плащ, было на самом деле сложенными за его спиной огромными черными крыльями.

— Сердечко уже не то, чтобы города брать! Пришло и тебе время отворять ворота в лучший мир. Вот и узнаешь кстати — такой ли уж он лучший?

— Это ложь! Я бессмертен!

Резко развернувшись, Зигфрид полоснул черного мечом поперек тела. Меч прошел насквозь, словно рядом с ним стоял призрак. И этот черный призрак смерти продолжил, как будто не заметив нанесенного ему удара:

— Полно! А как же твое бедное тело? Или ты про него совсем забыл? А ведь ему доверена в реальном мире великая миссия! И теперь, когда ты умрешь, эта миссия грозит остаться незавершенной!

— Откуда ты знаешь?..

— Те, кто стоят у Врат забвения, знают все. Это ли не лучшее доказательство того, что тело Хранителя сейчас умирает, не успев передать по наследству великий дар? Кто может предсказать, какими последствиями обернется это для твоего истинного к мира?

Зигфрид засмеялся. Что может быть общего между ним, Зигфридом Завоевателем, и тем болезненным червяком, прикованным к виртуальной капсуле, которого он сбросил навсегда, как потертые доспехи, в том унылом однообразном мире, где этот червяк влачил когда-то свое бессмысленное существование?

— Умирает? Что ж, пусть так! Что мне до этого жалкого тела и до вашего скучного мира? Он выполнил свою миссию, создав настоящий, высший мир! Этот мир независим, он бессмертен, как и мы в нем!

— Ты ошибаешься. Твой виртуальный мир — лишь производная от мира реального, в котором ты родился и где можешь умереть с минуты на минуту. Как и твой Зигфрид, потому что он также лишь производная от Виталия Калиострова и с его смертью обречен исчезнуть!

Зигфрид почувствовал раздражение. Кто может угрожать ему, познавшему и испившему до конца вкус славы и победы, ощутившему всей своей сутью, какой из миров более подлинный? Он-то знает, что неподвластен смерти! Пускай она забирает свою дань — давно заброшенную им пустую оболочку Виталия Калиострова! Никто и ничто не в силах заставить его вновь в нее облачиться!

— Кто бы ты ни был, но ты пришел не по назначению! Ты ошибся, и сейчас я тебе это докажу! Я — не производная от Калиострова, потому что я и здесь остаюсь Хранителем Стихии, способной разрушить ваш проклятый мир!

Он отбросил меч. Здесь все было проще, не требовало таких неимоверных мук и усилий, как в том, несовершенном мире: стоило лишь захотеть, и могущественный кристалл — древняя угроза и вечный ужас постылого мира — уже мерцал, покорный, в его в руках. Здесь, в лучшем из миров, кристалл даже бессилен оказался причинить ему боль! Как просто оказалось решение — покончить с ним раз и навсегда! Почему он раньше не догадался этого сделать?

Он поднял кристалл над головой, держа его двумя руками, намереваясь разбить о ближайший же камень. Черная тень собеседника метнулась, загораживая свет огромными крыльями, вцепилась, удерживая, в запястья. Зигфрид захохотал. Кто смеет противостоять Хранителю, принявшему решение уничтожить наложенное на него проклятое бремя? Сама Великая Стихия, стремящаяся испокон веков вырваться на свободу, была за него: он чувствовал, как она придавала держащим ее рукам — его рукам! — всесокрушающую мощь! Словно меч, он опустил кристалл на черного призрака. Подобно мечу, кристалл вспорол крылатое тело, отрубив от него изрядный кусок, потом ударился о лежащий позади камень и разбился, словно взорвался — как будто его разорвало изнутри на миллиарды крошечных сверкающих частиц, таких ярких, что окружающий виртуальный мир померк в их свете до полной черноты. Померк, чтобы больше уже не вспыхнуть. Абсолютный мрак поглотил его, лишь острые осколки кристалла мерцали, разлетаясь, в воцарившейся тьме, наподобие юных звезд в только что взорвавшейся новой Вселенной.

Невольным свидетелем этого катаклизма был и : Михаил Летин, присутствовавший при беседе Карригана с Зигфридом-Калиостровым под видом корявого куста. Теперь, пользуясь наступившим полным затемнением, он вновь преобразился в человека, вернее — думал, что преобразился. Себя он не видел, хотя принципиального значения это уже не имело: с внезапным наступлением ночи он ощутил себя потерянной душой, плавающей во тьме и не представляющей, в какой стороне ей теперь себя искать.