Заманчивые обещания, стр. 31

Очень жесток.

Этому научила его жизнь.

Деду Трейса пришлось бросить школу в шестом классе: если он хотел есть, он должен был заработать на еду. Так в возрасте одиннадцати лет Джек Баллинджер оказался на угольных шахтах западной Пенсильвании (которая если не географически, то экономически была частью Аппалачей).

Джек Баллинджер до срока состарился, ожесточился и, напиваясь, превращался в настоящего ублюдка.

Трейс помнил, как его дед лежал в малюсенькой спальне их крохотного дома, стоявшего неподалеку от железнодорожных путей. Воздух был сизым от табачного дыма — Джек продолжал выкуривать по три пачки сигарет в день, не собираясь отказываться от этой привычки, что бы там ни талдычили эти чертовы докторишки о его легких.

Если у Трейса и сохранилось какое-нибудь отчетливое и яркое воспоминание, связанное с дедом, то это был звук сухого кашля и хриплый шепот, которым тот проклинал имя Грантов.

В тот год, когда Трейсу исполнилось десять, Джек Баллинджер умер от рака легких.

Его отец желал себе лучшей доли. Вес Баллинджер дождался шестнадцати лет, чтобы бросить школу. В итоге он получил работу на сталелитейном заводе в Питсбурге. Это была тяжелая работа. Грязная работа. Опасная работа. Но платили хорошо и стабильно, пока на рынок отечественной стали не обрушился кризис.

Когда Трейсу исполнилось девятнадцать — к тому времени он работал вместе с отцом на заводе Грантов уже пять лет (хотя порой ему казалось, что все двадцать пять), — Вес Баллинджер перенес сердечный приступ.

Его отец жил сталью и, не достигнув пятидесяти лет, умер от нее, осыпая проклятиями имя Грантов.

С того дня вся энергия Трейса была направлена на то, чтобы выбиться в люди и свести счеты с Грантами. Он был сыном своего отца и представлял уже третье поколение Баллинджеров, которое ненавидело все и вся, связанное с именем Грантов.

Шайлер Грант вела происхождение от голландских патронов и английских земельных магнатов, которые первыми построили свои особняки на берегах Гудзона в XVIII и XIX веках. Она принадлежала к старинному знатному роду. Училась в частной школе, затем в университете Парижа, объездила весь мир: у нее все и всегда было самого высшего класса.

Шайлер была настоящей аристократкой — от макушки до кончиков пальцев.

Конечно же, найдутся люди, которые скажут, что Шайлер слишком хороша, чтобы быть подлинной.

Кто-то будет утверждать, что за благополучным фасадом прославленного рода Грантов, за стенами их роскошного поместья скрываются зловещие тайны.

Грантвуд: дом — это мания странной, эксцентричной женщины, которая в результате трагедии лишилась всех, кто был ей дорог.

Грантвуд: один из самых величественных особняков, когда-либо стоявших на берегах Гудзона, который в отличие от многих поместий, быстро пришедших в упадок и не сохранивших даже намека на былую аристократическую роскошь и прежнюю эпоху, все еще принадлежал потомкам основавшей его династии.

Вверх и вниз по реке сквозь деревья и густую растительность виднелись развалины: руины, которые когда-то были великолепными домами, снаружи — с башнями, шпилями, портиками, блестящими колоннами и причудливыми горгульями [10], внутри — со сводчатыми потолками, просторными бальными залами и огромными библиотеками, что говорило о исторически сложившемся пристрастии здешнего высшего общества к книгам.

Однажды Трейс прошел несколько миль вдоль реки. Сквозь заросли деревьев он мельком увидел очертания заброшенных особняков и решил разглядеть их поближе. Он обнаружил ужасные развалины пришедших в упадок строений, которые хранили тайны прежних времен в обрушившихся мансардах, потайных коридорах и беседках, заросших сорняками.

Трейс часто в мыслях возвращался к своей первой случайной встрече с Шайлер той темной дождливой ночью, когда они оба прибыли в Грантвуд, промокшие до нитки, в полушоковом состоянии, после едва не произошедшей аварии на дороге.

Они встретились снова следующим утром в библиотеке: он — адвокат и душеприказчик Коры, она — аристократка, которая вот-вот унаследует Грантвуд и состояние Грантов.

Однако последующие встречи с Шайлер открыли ему, что она совсем не такая, какой показалась ему в первый раз. И сейчас Трейс Баллинджер чувствовал себя не в своей тарелке.

Он не мог забыть, что Гранты сколотили свои миллионы, используя рабский труд рабочих семей, которые так же, как и его собственная семья, поколение за поколением гнули спины на угольных шахтах и сталелитейных заводах Грантов.

Трейс думал, что получит истинное удовольствие — черт, просто-таки будет упиваться триумфом, — отомстив наконец Грантам. Но оказалось, что он зашел в тупик.

С кем он собирался сводить счеты?

Со старой леди, слабой здоровьем и прожившей на свете уже восемьдесят лет, когда он впервые встретил ее?

С Шайлер? С женщиной, к которой его тянуло как магнитом? С женщиной, которая являлась ему во сне каждую ночь? С женщиной, которая была живым олицетворением его мечты?

«Да, когда дошло до дела, месть оказалась совсем не такой, как представлялось», — решил Трейс Баллинджер.

Глава 21

Месть должна быть хладнокровной.

Холодной, как лед.

Он знает о мести все. Он жил, дышал, строил планы и мечтал о своей мести ночь за ночью, месяц за месяцем, даже год за годом. Сейчас наконец она должна осуществиться, и предвкушение этого было сладостным, действительно сладостным.

Мечты о мести были основной, мощнейшей, тайной силой, управлявшей его жизнью. И он был полон решимости осуществить ее во что бы то ни стало. Собственно говоря, все, что он делал, он делал во имя взывающего к нему голосу отмщения.

Его возмездие будет полным, абсолютным и беспощадным. В его сердце нет места жалости. Бесполезно взывать к его лучшему «я»: у него его просто нет. Без толку обращаться к его великодушию: его он тоже лишен.

И никаких пленных.

Он облизнул губы, наблюдая, как Шайлер Грант идет по саду Грантвуда. Все складывается как нельзя лучше для осуществления его планов, даже лучше, чем он смел мечтать.

Когда настанет нужный момент и все игроки займут свои места, он нанесет решительный удар подобно кобре: молниеносно и беспощадно.

Но он улыбнулся и снова облизнул губы, смакуя каждую крупицу своего наслаждения.

Это просто изумительно.

Он должен быть осторожен и не улыбнуться слишком рано, не выдать себя раньше времени. В конце концов, его так называемые сообщники тоже не столь уж глупы. Он сделал ставку на их алчность. Это сделает его месть еще слаще.

Он беспокойно оглянулся. Ему не нравилось находиться вне дома днем, даже если его скрывали низко свисающие ветви, как сейчас.

Он — дитя ночи. Он любит сумрак. Всегда любил, даже в детстве. Тогда как остальные дети боялись темноты и неизвестных, безымянных, ужасающих чудищ, которые прятались у них под кроватями, за закрытыми дверями, в подвалах и длинных коридорах, он был зачарован тьмой, неизвестностью и ужасом.

В ночи есть что-то умиротворяющее. Она тиха. В ней есть какая-то тайна. Уединенность.

Он любит бывать один.

Любит бодрствовать, когда остальные спят. Он частенько работает поздно ночью. Читает. Размышляет. Строит планы, обдумывает дальнейшие действия. Разглядывает свои коллекции, любуясь последними находками и осмысливая свой очередной шаг.

Ему нужна ночь, как большинству людей нужен воздух, чтобы дышать. Ночью он расцветает. Он обожает ночь. Она нужна ему для сознания, для тела, для души.

Да, ночь — его стихия.

К тому же ночь полна соблазнов. Мужчины и женщины становятся совершенно не похожими на себя существами, как только заходит солнце и на небе появляется луна.

Во тьме ночи происходит, обсуждается, свершается так много всего того, чего никогда не было бы при свете дня.

Он часто обходился без фонаря. У него зрение, как у ночного зверя: в темноте он видит отчетливее, чем при дневном освещении.