Заманчивые обещания, стр. 13

— Какой породы?

Трейс поставил стакан и расстегнул пиджак. В салоне Людовика XIII, на его взгляд, стало немного жарко и душно — а может, все дело в этом чертовом костюме.

— Бадди наполовину охотничий пес. Насчет другой половины я не совсем уверен.

— Бадди был бездомным?

— Да.

— Муз тоже. Некоторым образом. — Сосед Коры пустился в воспоминания: — Я поехал в торговый центр за продуктами. На обратном пути я случайно заметил коричневый бумажный пакет, валявшийся на обочине. Я до сих пор не знаю, что заставило меня тогда остановить машину, открыть пакет и заглянуть внутрь. Там был Муз. Тогда он был еще щенком. Щенком, которого кто-то выбросил, как ненужный хлам. — В голосе Адама слышалось недоумение. — Я взял его с собой. Всю первую ночь я провел рядом с ним. Боялся, что он не выживет, но он выжил. Это было пять лет назад — с тех пор мы не расстаемся.

Трейс был почти серьезен, когда предложил:

— Муз с Бадди должны как-нибудь встретиться. Каждое утро мы вместе совершаем пробежку.

На лице Адама Коффина появилось странное выражение.

— А Муз и сейчас здесь.

Губы Трейса сложились в улыбку.

— Где здесь?

Адам пошевелил рукой, той самой, что он бережно держал в кармане пиджака. Мгновением позже оттуда высунулась крошечная, почти безволосая тощая собачья мордочка.

Трейс вспомнил старую присказку о сходстве собак со своими хозяевами. Откашлявшись пару раз, он отважился высказать свое предположение:

— Муз…

— Чихуахуа.

Глава 8

Шайлер перевернулась с боку на бок, открыла глаза и посмотрела на часы, стоявшие на прикроватной тумбочке.

Было три часа ночи.

Шли первые часы после полуночи, а у нее сна ни в одном глазу.

Она подумала, что если б сейчас была в Париже, то как раз бы уже пошла на работу, в свой кабинет в музее. Остановилась бы в маленьком кафе на углу рядом с Лувром, где подавали горячий кофе и сдобные рогалики, которые просто-таки таяли во рту.

Но она была не в Париже. Она находилась в Нью-Йорке, точнее, в его пригороде, и сейчас была середина ночи.

К несчастью, Шайлер отметила у себя все признаки, указывающие на то, что заснуть она сможет не скоро.

Она села на своей кровати с пологом и старательно подпихнула груду подушек себе под спину. Устроившись как можно удобнее, она тихонько вздохнула и стала разглядывать залитую лунным светом комнату.

Ей всегда было хорошо и спокойно в Желтой комнате, названной так — по крайней мере отчасти — из-за обтянутых желтым шелком стен и лежавшего на полу старинного французского ковра с черно-желтым узором.

В комнате находился уникальный мебельный гарнитур в стиле французский ампир, который когда-то Наполеон I подарил маршалу Сульту. Над богато украшенным комодом висел портрет всадника кисти Альфреда Дидро, написанный в английской манере, а над кроватью — двойной портрет кисти Хессе. На последнем были изображены две сестры. В семейной коллекции картин эта всегда была у Шайлер одной из самых любимых.

В солнечные дни в Желтой комнате было особенно светло и радостно. Кровать стояла напротив целого ряда окон, тянувшихся от пола до потолка и выходивших на юг — из них открывался великолепный вид на сады и зеленый простор лужаек вдоль берега Гудзона.

Но в лунном свете комната совершенно преображалась. Становилась темной и таинственной.

Больше зависела от настроения.

Была более чувственной.

Ощутив внезапное беспокойство, Шайлер сбросила одеяло, соскочила с постели и босиком прошлепала к одному из огромных окон. Она не удосужилась перед сном зашторить окна. А теперь отдернула в сторону еще и тюль.

Небо было ясное. Луна — полная. В небесной синеве мерцали мириады звезд.

Отсюда она могла беспрепятственно видеть английский сад с беседкой в центре, а дальше — Гудзон и каменистую косу, известную как «наблюдательный пункт Люси».

«Кора утверждала, что видела Люси».

Шайлер не верила, что ее двоюродная бабка на закате своих дней впала в старческий маразм, и Трейс Баллинджер считал так же. Но разум порой выкидывает странные шутки и с молодыми, а не только со старыми. Иногда мы слышим и видим то, что хотим — что нам просто необходимо — увидеть и услышать.

Откинув с лица прядь волос, Шайлер подалась вперед и прислонилась щекой к оконному стеклу. Ее отражение смотрело на нее огромными темными глазами, а бледная кожа в лунном свете казалась еще бледнее.

Они редко — а может, этого и вообще никогда не было — беседовали с Корой с глазу на глаз. Возможно, именно бабушка всегда соблюдала дистанцию. Это Кора убедила Шайлер вернуться в Париж после трагедии на яхте. Фактически она настояла, чтобы Шайлер осталась жить во Франции.

И все же, когда все было сказано и сделано, Шайлер почувствовала, что семья есть семья.

— Даю слово, Кора, — прошептала она, — я останусь здесь, пока все призраки не упокоятся с миром.

Хотя нельзя сказать, чтобы она верила в привидения.

Как раз в этот момент раздался какой-то звук. Шайлер насторожилась и прислушалась. Звук повторился снова.

Может, это просто ветер пошелестел в деревьях? Может, ветка стукнула по крыше или маленький ночной зверек пробежал в чаще, давшей название всему поместью?

Но это был жуткий, противоестественный звук.

Нечеловеческий.

И тут Шайлер увидела странную вспышку света у беседки.

Затем еще одну.

«Что, черт возьми, происходит? «

Кора утверждала, что видела и слышала странные вещи. А теперь, после того как она сама провела в Грантвуде менее трех суток, с ней происходит то же самое. Совпадение? Шайлер не была уверена, что верит в совпадения. Скорее это напоминало какую-то странную игру.

Она ненавидела такие игры.

Задернув шторы, Шайлер пересекла Желтую комнату, надела свой купальный халат, сунула ноги в тапки, которые остались возле постели, схватила зонтик (он первым попался ей под руку), чтобы в случае чего можно было обороняться, и, покинув спальню, поспешно вышла в коридор.

Справа от себя она отчетливо видела на обоях узор из голубых незабудок и уже знакомую третью дверь. Менее чем через десять минут Шайлер уже была внизу. Она отключила сигнализацию — и мощный замок кухонной двери открылся.

Потеряв в тот роковой день девять лет назад всех, кто был ей дорог, Шайлер утратила и чувство страха.

Ей пришлось усвоить несколько горьких истин. Прошлого не изменишь. Будущее — каждый следующий миг, каждый следующий вдох — не гарантировано никому. Настоящее — это все, что у нас есть, и это только данный миг и данный вздох. Шайлер считала, что именно постижение этой истины сделало ее в некотором роде фаталисткой и уж определенно избавило от всех страхов.

Она не боялась ровным счетом ничего, когда отправилась выяснять происхождение необычного шума и странных вспышек огня. Быстрым шагом она приближалась к саду. В лунном свете Шайлер видела, как качаются кроны деревьев. Она сделала глубокий вдох, и ее легкие наполнились свежим ночным воздухом. Звездное небо поражало своей красотой.

Шайлер смотрела и слушала. Свет снова вспыхнул совсем рядом с беседкой и затем неожиданно исчез. Странный звук повторился, на этот раз уже дальше.

— Глупые детские забавы, — вслух произнесла Шайлер.

Она раскрыла зонтик, положила его себе на плечо и несколько раз повернула туда-сюда черепаховую ручку.

Трейс не мог понять, что его разбудило. Еще минуту назад он крепко спал, а уже в следующий миг окончательно и бесповоротно проснулся.

— Какого?.. — проворчал он, приподнимаясь на локте.

Бадди приоткрыл один глаз, посмотрел на него секунду-другую и снова провалился в сон.

Простыни плотно обвили бедра Трейса, мешая нормальному кровообращению. Он освободился от них, сбросил одеяло и встал.

Из большого, в человеческий рост, зеркала, висевшего на двери ванной, на него воззрилось собственное отражение. В свете луны он увидел обнаженного мужчину, с блестящей от пота кожей, покрытой темными завитками грудью и эрегированным пенисом, вздымавшимся из зарослей темных волос между бедер.