Роза пустыни, стр. 15

Элизабет была несколько озадачена тем, что ему известно название их поместья.

— Ну… да.

Молодой человек объяснил:

— Ваш отец, лорд Стенхоуп, часто рассказывал мне об этом месте. — Он устремил взгляд вдаль. — Мне хотелось бы увидеть Англию и этот великолепный дом, который носит имя Стенхоупов.

— Возможно, вы когда-нибудь поедете на мою родину, — вежливо предположила она.

Элизабет вдруг залюбовалась благородным профилем Али. Он напомнил ей царственных фараонов, которые когда-то правили этой «желтой страной».

— Возможно, когда-нибудь я поеду в Англию, — мечтательно произнес Али и тут же вернулся к своей роли проводника. Указывая на густую зеленую растительность над их головами, он сообщил: — Эти прекрасные деревья посадил Измаил-паша, чтобы дорога к древним памятникам была тенистой и доставляла удовольствие всем, кто пожелает совершить к ним паломничество. Солнце в нашей стране бывает очень жестоким, госпожа, и тень высоко ценится.

— Безусловно, — сказала она, зная, что иногда тень решает вопрос жизни и смерти.

Али выпрямился в седле и проговорил интригующе:

— Пока мы едем, я расскажу вам историю — древнюю историю о странном, непостижимом звере, которого называют сфинксом.

Элизабет заинтересованно посмотрела на проводника.

Али начал рассказ:

— Повернувшись лицом к восходящему солнцу, огромный лев с головой человека присел у подножия древних гробниц, этих таинственных каменных гор, которые указывают на сами небеса.

— У пирамид?

— У пирамид, — подтвердил он. — Говорят, что черты сфинкса — это черты короля Хафре, который правил много тысяч лет тому назад. Но моя история — о молодом принце, который однажды ехал по пустыне и остановился отдохнуть в тени могучего зверя.

Элизабет хорошо знала эту легенду, но хотела услышать ее из уст местного жителя, да еще такого красивого интересного собеседника.

Али увлеченно рассказывал:

— Принц, устав от жары и солнца, решил поспать между гигантскими каменными лапами человека-льва. Заснув, он увидел сон, будто сфинкс заговорил с ним, пообещав трон Египта, если только он отгребет тот песок, который собрался вокруг зверя за долгие столетия.

— И когда принц проснулся…

— Он велел отгрести песок. И наступил день, когда принц действительно стал Тутмосом Четвертым, правителем Верхнего и Нижнего Египта, объединившим две страны, великим фараоном Египта. Это было, конечно, много веков тому назад.

— Много веков тому назад, — эхом откликнулась Элизабет.

— Конечно, тридцать три века назад, — сказал Али. — И в те времена сфинкс уже был древним.

Внезапно они возникли на горизонте, у начала бескрайних желто-коричневых песков Ливийской пустыни, величественно, немыслимо возносясь к пустому небу, — великие пирамиды и их древний страж!

Элизабет не могла больше говорить, она не смела даже дышать.

Ей вспомнились слова лорда Джонатана, которые он произнес утром, когда они ехали в экипаже: «Считаю долгом предупредить вас, леди Элизабет, что никакие рассказы и иллюстрации не могут подготовить человека к первой встрече с пирамидами Гизы — последним, что осталось от семи чудес древнего мира».

Он сказал правду.

Элизабет считала, что готова к этой минуте, что не будет потрясена величием этих древних каменных гробниц, устремленных в небо. Усыпальниц, построенных из тысяч, нет, миллионов огромных известняковых блоков.

Она ошибалась.

— Mon Dieu! C'est magnifique! C'est merveilleux! [1] — прошептала Колетт, ослик которой затрусил рядом с Зизинией. Лорд Джонатан тоже подъехал ближе.

Он вдохновенно прочитал из сонета Шелли:

Я — Озимандия, я — мощный царь царей!

Взгляните с завистью на плод моих деяний,

Владыки всех времен, всех стран и всех морей!

Однако Элизабет испытывала не зависть. Ее переполняли изумление, благоговение и радость. Такая радость, какой она еще никогда не испытывала.

Девушка сморгнула с глаз слезы. Сердце ее отчаянно колотилось. Невольно она крикнула своему ослику:

— Быстрее, Зизиния! Теперь — быстрее!

Ей не терпелось увидеть вблизи великие пирамиды и охраняющего их сфинкса.

Глава 7

— Дайте мне руку, Элизабет.

Джек знал, что ей хотелось бы отказаться. Элизабет все эти дни старалась не видеть его, избегала, словно зачумленного. Но на этот раз ей требовалась помощь, чтобы подняться по огромным известняковым ступеням: иначе нельзя было попасть к входу в пирамиду Хеопса — они оба это понимали.

Девушка подняла голову, посмотрела на него, секунду поколебалась — ив конце концов вложила свою затянутую перчаткой руку в его ладонь.

Он широко ей улыбнулся. Это была победа — небольшая, но все-таки победа.

— Теперь не так трудно, правда?

— Да, милорд, — настороженно ответила она.

Он едва не потерял терпение.

— Как разумно, что вы надели тонкое платье, миледи. Жаль, что другие дамы, приезжающие в Египет, не столь практичны в своем выборе нарядов.

— Спасибо, — сказала она, и, продолжая подниматься, повернула к нему лицо, иронично выгибая изящную бровь.

Они ненадолго задержались на следующей площадке, и Джек прислонился к стене гигантского сооружения, уходившей вверх. Подниматься на пирамиду было действительно трудно. Да еще такая жара — даже в ноябре. Ему хотелось сбросить нелепый сюртук, который требовалось носить в европейском обществе, и облачиться в одежды пустыни. В них было удобно и не так жарко. Но он не мог себе этого позволить. И без того было трудно — приходилось сдерживаться и вести себя, как положено английскому джентльмену.

Стараясь отвлечься, он сказал Элизабет:

— Мы немного передохнем и подождем здесь Али и вашу француженку. Они от нас немного отстали.

Элизабет посмотрела, где находятся их спутники, и сочувственно сказала:

— Боюсь, подъем слишком труден для бедняжки Колетт.

Он улыбнулся ей:

— Но не слишком труден для вас?

— Да, — честно ответила она, — для меня — нет.

— И почему же?

Джек видел, как Элизабет задумчиво поджала свои прелестные губки. Лицо ее затеняла соломенная шляпка.

— Возможно, потому, что я очень много хожу пешком, милорд.

— Много ходите пешком?

— Дома. В Стенхоуп-Холле. Гуляю каждый день. Прохожу несколько миль и даже больше. Вверх и вниз по холмам.

Он был озадачен.

— Почему?

Она пожала плечами:

— Я очень люблю прогулки и обожаю сады, так что я гуляю по садам.

Джек решил, что, наверное, есть какая-то прелесть в пеших прогулках без всякой цели. Он уже давно забыл, что можно заниматься чем-то просто так, без цели, себе в удовольствие. Жизнь в пустыне требовала другого, здесь все сводилось к выживанию.

Вынув из кармана серебряную фляжку, он предложил Элизабет:

— Не желаете сделать глоток прохладной воды?

Она отрицательно покачала головой.

Он поднес фляжку к губам и смочил их, проглотив только чуть-чуть воды — ровно столько, сколько нужно было для того, чтобы прочистить горло от пыли. Еще одна привычка, порожденная пустыней, где вода была такой же ценной, как жизнь. Где вода и была жизнью.

А потом он, скрестив руки на груди, смотрел на профиль Элизабет — она в это время обозревала пустыню.

— Вы на меня уставились, милорд, — проговорила Элизабет, не поворачивая головы.

— Да, — признался он.

— Глазеть считается невежливо.

— Конечно, — подтвердил он, приблизившись к ней на шаг.

Джек заметил, что она замерла.

Он остановился.

— Вы избегали меня с той ночи, когда мы встретились на палубе, Элизабет.

Ее лицо залила краска.

— Мне бы не хотелось, чтобы вы говорили со мной о той ночи.

Это его озадачило.

— Почему?

— Это нехорошо.