Уйти, чтобы вернуться, стр. 29

И Саймон протянул Эндрю листок с таким текстом: «Если бы вероломного Эндрю Стилмена раздавил автобус, то его колеса были бы забрызганы дерьмом, зато национальная пресса спаслась бы от позора».

— Похоже, ответ у меня уже есть, — тихо проговорил Эндрю, ошеломленный прочитанным. — Если хочешь, я займусь Олсоном сам.

— Сиди и не рыпайся, старик. Во-первых, у меня нет никаких доказательств, он же не единственный сотрудник «Нью-Йорк таймс». Во-вторых, если ты вмешаешься, он станет осторожнее. Предоставь это дело мне, а сам замри, пока я не дам тебе зеленый свет. Договорились?

— Договорились, — нехотя согласился Эндрю.

— Веди себя так, как будто в газете все в порядке. Поди знай, на что способен субъект, которого душит ненависть такого накала. Самое главное — безошибочно его опознать. Не важно, какое настоящее имя этого Спуки Кида — Фредди Олсон или нет, он первый в отряде тех, кто желает тебе смерти и даже охотно об этом сообщает.

Эндрю встал и подал другу руку. Он уже шел к выходу, когда Саймон окликнул его и спросил с улыбкой:

— Мне продолжить слежку, или ты и дальше будешь надо мной смеяться?

* * *

Остаток дня Эндрю посвятил своему аргентинскому досье: делал звонки, готовясь к командировке. Он так заработался, что от усталости задремал и увидел сон: длинная кипарисовая аллея, взбирающаяся на холм, и девочка, неподвижно стоящая в ее дальнем конце. Эндрю забросил ноги на стол и немного отъехал в кресле назад, устроившись поудобнее.

Девочка повела его в горную деревню. Он много раз пытался ее догнать, но она всякий раз ускоряла шаг и припускала вперед, маня его за собой веселым смехом. С наступлением темноты поднялся ветер. Эндрю вздрогнул: он так замерз, что зубы стали выбивать дробь. Перед ним выросло заброшенное строение, он вошел внутрь. Девочка ждала его, устроившись на подоконнике под самой крышей и болтая ногами в пустоте. Эндрю подошел вплотную к стене, но черты ее лица все равно не сумел разглядеть. Он видел только ее улыбку — странную, взрослую. Девочка шептала слова, которые доносил до него ветер: «Ищи меня, найди меня, Эндрю, не отступайся, я на тебя рассчитываю, у нас нет права на ошибку, ты мне нужен…»

Она скользнула вниз, в пустоту. Эндрю попытался ее поймать, но она исчезла, не долетев до земли.

Оставшись в сарае один, он весь дрожа опустился на колени. От приступа страшной боли в спине он лишился чувств. Придя в себя, он обнаружил, что пристегнут к железному креслу. Дышать было невозможно, легкие разрывались от жара, он задыхался. Его дернуло током, все мышцы свело, неодолимая сила швырнула его вперед. Откуда-то издали до него долетел крик: «Еще!» Он задрожал с головы до ног, артерии завязались узлом, сердце вспыхнуло факелом. В ноздри ударил запах горелой плоти, путы на руках и на ногах причиняли нестерпимую боль, голова упала набок, и он взмолился, чтобы пытка прекратилась. Биение сердца замедлилось. Воздух, которого только что не хватало, ворвался в легкие, и он сделал глубокий вдох, как после длительной задержки дыхания…

Кто-то схватил его за плечо и бесцеремонно тряхнул:

— Стилмен! Стилмен!

Эндрю открыл глаза и увидел прямо перед собой физиономию Олсона.

— Хочешь дрыхнуть на работе — дрыхни сколько влезет, но беззвучно — здесь вокруг люди!

Эндрю резко выпрямился:

— Черт, тебе чего, Фредди?

— Уже минут десять я слышу твои стоны. Ты мешаешь мне сосредоточиться. Я решил, что тебе стало дурно, и поспешил на помощь. Но если ты меня гонишь, я ухожу.

На лбу у Эндрю выступили крупные капли пота, при этом его бил озноб.

— Ступай домой и отдыхай, а то совсем расхвораешься. На тебя смотреть тяжело, — произнес Фредди и вздохнул. — Я уже собираюсь уходить. Хочешь, посажу тебя в такси?

Эндрю не впервые в жизни снились кошмары, но такие осязаемые — никогда. Он внимательно посмотрел на Фредди и поерзал в кресле.

— Спасибо, я справлюсь сам. Наверное, съел что-то в обед, вот и…

— Сейчас уже восемь вечера.

Эндрю прикидывал, когда утратил представление о реальности. Гадая, сколько было тогда времени, он вдруг задался вопросом, что реального вообще осталось в его жизни.

Он добрался до своей квартиры, чувствуя себя вконец разбитым. Еще по пути он позвонил Вэлери на работу — предупредить, что ляжет спать, не дожидаясь ее, но ассистент Сэм сообщил, что она только что приступила к операции и вернется домой поздно.

16

Ночь стала для него нескончаемой чередой кошмаров с участием девочки, чье лицо ему так и не удавалось рассмотреть. Просыпаясь весь в поту, сотрясаемый дрожью, он продолжал ее искать.

Один эпизод оказался страшнее остальных. В нем девочка остановилась, оглянулась, жестом приказала ему молчать.

Между ними затормозила черная машина, из нее вылезли четверо и, не обращая на них внимания, вошли в маленькую постройку. До пустой улицы, где остался стоять Эндрю, донеслись вопли, женские крики, детский плач.

Девочка замерла на противоположном тротуаре, опустив руки и напевая с безразличным видом песенку-считалку. Эндрю хотел ее защитить, но, шагнув к ней, поймал ее взгляд — смеющийся и одновременно угрожающий.

— Мария Лус? — спросил он шепотом.

— Нет, — ответила она взрослым голосом, — Марии Лус больше не существует.

Но сразу после этого она взмолилась детским голоском:

— Найди меня, без тебя я навсегда потеряюсь. Ты идешь по ложному следу, Эндрю, ищешь не там, где надо, ты заплутал, они все сбивают тебя со следа, ошибка дорого тебе обойдется. Приди мне на помощь, ты нужен мне так же, как я тебе. Мы теперь накрепко связаны. Скорее, Эндрю, скорее, у тебя нет права на ошибку!

Эндрю уже в третий раз проснулся от собственного крика. Вэлери еще не вернулась. Он зажег ночник и попытался успокоиться, но его душили рыдания и остановиться было невозможно.

В последнем по счету кошмаре он увидел на мгновение взгляд Марии Лус. Он был уверен, что уже видел этот пристальный взгляд черных глаз, это было далеко в прошлом, причем в чужом.

Эндрю сполз с кровати и потащился в гостиную. Там он уселся за компьютер, предпочитая провести остаток ночи за работой, но путавшиеся обрывки мыслей мешали ему сосредоточиться: он не смог написать ни строчки. Он взглянул на часы, немного помедлил, потом дотащился до телефона и набрал номер Саймона.

— Я тебя не разбудил?

— Конечно нет. Я перечитывал «Когда я умирала» Фолкнера и ждал двух часов ночи — в это время ты должен был позвонить.

— А если подумать?

— Я понял, уже одеваюсь. Буду у тебя через пятнадцать минут.

* * *

Саймон примчался даже быстрее, чем обещал, в своем шпионском плаще «Барберри» поверх пижамы и в кроссовках.

— Знаю, — начал он, едва войдя, — сейчас ты раскритикуешь мой наряд, но я встретил двоих соседей, выгуливавших собачек в халатах, — халаты были, конечно, на соседях, а не на собачках…

— Жаль, что пришлось побеспокоить тебя среди ночи.

— Вовсе тебе не жаль, иначе ты бы не позвонил. Что дальше: партия в пинг-понг — или ты объяснишь, зачем я здесь?

— Мне страшно, Саймон, никогда в жизни я еще не испытывал такого страха. Мои ночи ужасны, по утрам я просыпаюсь с болью в желудке и с мыслью, что мне осталось жить еще на день меньше.

— Не хотелось бы слишком снижать драматизм ситуации, но то же самое можно сказать об остальных восьми миллиардах землян.

— Мне, в отличие от них, остается всего пятьдесят три дня!

— Эндрю, эта немыслимая история удивительно напоминает манию. Я твой друг и не желаю рисковать, но все же скажу: у тебя столько же шансов пасть девятого июля жертвой убийцы, как у меня — попасть, выходя отсюда, под автобус. А ведь на мне пижама в красных квадратах, и водителю надо очень постараться, чтобы не заметить меня в свете фар. Я купил ее в Лондоне, она не по сезону теплая, но идет мне больше остальных. У тебя есть пижама?