Тень на шторе, стр. 6
Госпожа Мартен в трауре! И ждет его битый час в приемной уголовной полиции!
Накануне вечером Мегрэ видел на шторе в окне третьего этажа только ее тень: эта смешная тень размахивала руками.
«Они часто ссорятся», — говорила консьержка.
И жалкий чиновник из регистратуры, забывший перчатку, ушел прогуливаться в одиночестве по темным набережным.
Мегрэ вспомнил о том, что, когда он в час ночи уходил со двора, стекло в окне на третьем этаже звякнуло.
Он неспешно поднялся по пыльной лестнице здания уголовной полиции, пожимая руки коллегам, заглянул в приоткрытую дверь приемной.
Десять обитых бархатом кресел. Стол, похожий на биллиардный. На стене мемориальная доска: фотографии двухсот инспекторов, убитых при выполнении служебных заданий.
В среднем кресле, выпрямившись, как палка, сидела одетая в черное дама, держа в одной руке сумочку с серебряной застежкой, а другой опираясь на ручку зонтика.
Тонкие губы. Твердый, устремленный прямо перед собой взгляд.
Она не шелохнулась, почувствовав, что за ней наблюдают.
Глава 4
Окно на третьем этаже
Она прошла впереди Мегрэ в его кабинет с вызывающим достоинством тех людей, для кого ирония постороннего представляет собой худшее из несчастий.
— Прошу садиться, мадам!
Принимая ее, Мегрэ разыгрывал увальня, добряка с грустными глазами.
Она приняла точно такую же позу, что и в приемной. Позу нарочито благопристойную, но и вызывающую! Лопатки ее не касались спинки стула.
— Я предполагаю, господин комиссар, что вы спрашиваете себя, почему я… Вы, наверное, не ожидали меня.
— Ожидал!
И он добродушно улыбнулся. Пальцы в черных нитяных перчатках сразу же словно застыли. Госпожа Мартен острым взглядом обвела кабинет, и тут ее озарила мысль:
— Наверное, вы получили анонимное письмо?
Задавая этот вопрос, она как бы заранее на него отвечала, притворяясь, будто уверена в своем предположении.
— Анонимного письма я не получал.
Она недоверчиво покачала головой.
Госпожа Мартен абсолютно подходила служащему регистратуры, за которого вышла замуж. Легко было представить себе, как они прогуливаются в воскресенье после обеда по Елисейским полям: черная спина госпожи Мартен; всегда сдвинутая набок из-за шиньона шляпка; быстрая походка деловой женщины и особое движение подбородка, которым она подчеркивала, что ее слова не подлежат обсуждению. А рядом — бежевое пальто месье Мартена, его кожаные перчатки и трость, его уверенная, неторопливая походка, его попытки выглядеть беззаботным гулякой, разглядывающим витрины…
— У вас уже был траурный костюм? — как бы невзначай спросил Мегрэ.
— Три года назад умерла сестра… Я имею в виду свою сестру из Блуа… Ту самую, что была замужем за комиссаром полиции. Так что…
— Что?
Молчание.
Она предупреждала его!
Впрочем, она начинала нервничать, потому что этому толстому комиссару не нужна была ее заранее приготовленная речь.
— Когда вам стало известно о смерти вашего первого мужа?
— Сегодня утром, как и всем. Консьержка сказала мне, что вы занимаетесь этим делом, а так как мое положение весьма щекотливое… Вы не можете этого понять.
— Нет, понимаю! Кстати, ваш сын не заходил к вам вчера после обеда?
— На что вы намекаете!
— Ни на что не намекаю. Просто спрашиваю.
— Консьержка может сказать вам, что он не был у меня по меньшей мере три недели…
Слова ее звучали холодно. На Мегрэ она смотрела вызывающе. Разве Мегрэ не допустил ошибку, не дав ей возможности высказаться?!
— Я счастлив, что вы пришли сюда, — сказал он, — ведь это свидетельствует о вашей деликатности.
При одном слове «деликатность» что-то сразу изменилось в серых глазах женщины. Она кивнула головой в знак благодарности.
— Бывают очень трудные ситуации, — начала она. — Но не каждый это понимает. Даже мой муж, который мне советовал не носить траур! Обратите внимание, что я ведь не ношу траур, хотя и в трауре. На мне нет вуали, крепа. Только черный костюм.
У нее вновь появилась уверенность. Она исподволь готовилась произнести свою речь, убедившись, что ей не угрожает ирония Мегрэ:
— Я предпочитаю не рассказывать, сколько я от Куше натерпелась! Все зарабатываемые деньги он терял в каких-то нелепых спекуляциях. Он намеревался разбогатеть. Раза три в году он менял место работы, так что, когда родился сын, у нас не осталось ни гроша и моя мать вынуждена была купить малышу приданое…
Наконец она поставила свой зонтик к письменному столу. Мегрэ подумал, что с такой же ожесточенной холодностью она разговаривала вчера вечером, когда он заметил ее тень на шторе.
— Если не можешь прокормить женщину, не надо жениться! Вот что я вам скажу. А также если у тебя нет никакой гордости. У меня язык не поворачивается назвать вам все профессии, какие перепробовал Куше.
Я его просила подыскать серьезное место, где после смерти платят пенсию. К примеру, где-нибудь в управлении. Чтобы, если с ним что-либо случится, я не осталась безо всего. Так нет! Он дошел до того, что проехал вместе с велосипедистами «Тур де Франс» в качестве черт знает там кого… Он ехал впереди гонщиков, занимаясь снабжением или чем-то вроде этого! А вернулся без гроша. Таким был этот человек! И такова же была моя жизнь!
— А где вы жили?
— В Нантере. Ведь мы даже не могли платить за квартиру в городе. Вы же знаете Куше? Ему на все было наплевать! Никакого стыда у него не было. Он ни о чем не заботился. Он считал, что рожден для того, чтобы зарабатывать много денег, и что он их сумеет заработать… После велосипедов настал черед цепочек для часов. Нет, вы даже не представляете себе! Этими цепочками, месье, он торговал в палатке на ярмарке. И мои сестры не решались пойти на ярмарку в Нейи, боясь увидеть его в таком положении…
— Это вы потребовали развода?
Она потупила голову:
— Господин Мартен жил в том же доме, что и мы… Тогда он был моложе. Он занимал отличное место в управлении. Куше из-за своих авантюр почти всегда оставлял меня в одиночестве. О! Не думайте ничего дурного, все у нас с Мартеном было очень пристойно. Я призналась мужу. Мы оба согласились на развод по причине несходства характеров. Куше только должен был выплачивать мне алименты. И мы, господин Мартен и я, ждали год, прежде чем поженились.
Теперь она беспокойно ерзала на стуле, теребя застежку сумочки; губы ее начали дрожать.
— Как видите, мне не повезло. Сначала Куше даже нерегулярно выплачивал алименты. Каково было видеть, что господин Мартен оплачивает расходы по содержанию чужого ребенка… Лишь одной мне известно, что я пережила. Я заставила Роже учиться. Я хотела дать ему хорошее образование. Он не был похож на отца. Он был ласковым, чувствительным. Когда ему исполнилось семнадцать, Мартен нашел ему в банке место ученика. И тут, не знаю уж где, он встретил Куше…
— И привык просить у отца деньги?
— Обратите внимание, мне Куше всегда во всем отказывал! Для меня, видите ли, все было слишком дорого! Я сама шила себе платья и по три года носила одну и ту же шляпку.
— А Роже он давал все, чего бы тот ни попросил?
— Он его испортил! Роже бросил нас и стал жить один. Изредка он приходил ко мне. Но ведь он встречался и со своим отцом!
— Давно ли вы живете на площади Вогезов?
— Около восьми лет. Когда мы нашли эту квартиру, то мы даже не знали, что Куше занимается сыворотками. Мартен хотел переехать. Не хватало еще только этого! Если кто и должен был переехать, так именно Куше, не правда ли? Переехать должен был Куше, который, не знаю каким образом, разбогател и которого я видела приезжающим в автомобиле с собственным шофером! У него был даже свой шофер! Я видела его жену!
— У него в доме?
— Я подкараулила ее на улице, чтобы посмотреть, как она выглядит. Предпочитаю ничего не говорить о ней. Во всяком случае, она представляет собой не бог весть что, несмотря на важный вид, который напускает, и каракулевое манто.