Суд присяжных, стр. 19
— Вроде бы волосы, — воскликнула она, и на лице ее появилось брезгливое выражение.
Утюг был запачкан какой-то темной массой, к которой прилипли волосы.
— Что вы говорите?
— Говорю, похоже на…
Врач, не менее любопытный, чем все остальные, нагнулся над утюгом и немедленно объявил:
— Это, без сомнения, волосы госпожи д'Орваль — она как-то была у меня. А это…
— Вы утверждаете…
— Да, утверждаю: тут кровь, а утюгом воспользовались, чтобы…
Пять минут спустя явился вызванный консьержкой полицейский. Он ничего не стал делать до прибытия комиссара полиции, только запер квартиру. Комиссар задал несколько вопросов и позвонил в уголовную полицию.
Суматоха продолжалась весь день. Сначала приехал судебный врач вместе с инспектором, потом, около пяти вечера, собрались сотрудники прокуратуры, согласно требованиям закона: товарищ прокурора, судебный следователь и письмоводители. Никто больше не вспоминал о запахе газа, и Нюта, возвратившаяся в половине первого, обнаружила, что у нее открыта газовая конфорка.
Все время в коридорах и на лестницах толпились люди. Раз десять консьержку вызывали наверх, чтобы задать ей одни и те же вопросы. В конце концов она не выдержала:
— Я ведь уже все сказала. Уезжали утром, в шесть, на такси, я слышала шум мотора.
— Вы их видели?
— Я же толкую вам, что молодой человек разбудил меня и сказал, что они уезжают.
— Значит, вы его видели?
— Вот как вас вижу.
— Вы видели госпожу д'Орваль, я хотел сказать — госпожу Ропике?
— Можете называть ее д'Орваль, тут все ее так называли.
— Ее вы тоже видели?
— Да.
Она не лгала, но на мгновение заколебалась, словно уличенная в дурном намерении. Да, по правде говоря, она не была уверена в своих словах.
— Это очень важный вопрос, прошу вас, подумайте.
Вы подтверждаете, что в то утро видели госпожу д'Орваль?
— Да, видела.
Ну и что? Пусть будет так, она не станет отрекаться от своих слов.
— Как была одета госпожа д'Орваль?
— Этого я не заметила.
— Она говорила с вами?
— Не помню… Нет.
— Она простилась с вами?
— Да где мне все это упомнить? Вы с вашими вопросами совсем меня затуркали, а у меня ребенок один.
«Эклерер» печатал не все подробности, а лишь часть их вместе со старой фотографией Констанс Ропике, обнаруженной в одном из ящиков комода. В конце заметки сообщалось:
«Полиция усиленно разыскивает секретаря потерпевшей Луи Берта, известного под кличкой Малыш Луи, ранее уже привлекавшегося к ответственности».
Сидя на террасе. Малыш Луи с невозмутимым видом читал газету. Он поднялся и направился к киоску.
— Есть у вас «Ле Пти Вар» или «Ле Провансаль»?
Он просмотрел их, чтобы убедиться, пишут ли о нем, но там ничего не оказалось. Очевидно, корреспондент из Ниццы не успел продиктовать свое сообщение по телефону.
— У вас больше не осталось «Эклерер»?
— Один, последний, для повара из «Гранд-отеля».
— А сколько вы их получаете?
— Восемь.
Луи сохранял спокойствие. Увидев его на площади в тени эвкалиптов, когда на церковных часах пробило одиннадцать, никто не заподозрил бы…
Пароход на Тур-Фондю уже отходил, на него не успеть. Другой отправится через два часа. Правда, он мог бы нанять моторку, в порту их полно.
— Вчера вечером ты была недобрая, — грустным голосом сказал он служанке, вернувшись в кафе.
Он и в самом деле был огорчен ее неуступчивостью.
— Принеси мне счет.
— Вы уезжаете?
Он чуть было не ответил: «Если не помешают» — и поднялся в номер уложить чемодан.
Глава 9
Окна номера выходили на площадь и были открыты.
Вот почему, бросая как попало в чемодан свои вещи, Луи увидел по ту сторону большого ослепительного квадрата, окаймленного тенью эвкалиптов, открывшуюся дверь почтового отделения.
Вскоре на возвышенности возле церкви показался не высокий суетливый человек, быстро спустился по ступенькам, не обращая внимания на палящее солнце, пересек площадь и пошел напрямик к расположенному возле отеля домику, где помещалась мэрия.
Луи не понадобилось вглядываться в газету, которую почтовый служащий держал в руке. Даже уменьшенная расстоянием, фигура человека была настолько выразительна, что Луи перестал упаковывать чемодан. Он готов был поклясться, что этот человек громко разговаривает сам с собой, и представил себе, как тот пронзительно закричит, схватив полицейского за пуговицу мундира:
«Знаете, кто к вам приехал? Убийца рантьерши в Ницце!»
И все же Луи не двинулся с места. Он продолжал смотреть на площадь, потом скользнул равнодушным взглядом по раскрытому чемодану, где были небрежно сложены костюмы.
Вот и попался! Прежде чем он доберется до парохода, полиция схватит его, а если ему случайно удастся отплыть с острова, все, даже самые маленькие, причалы на берегу уже будут оповещены.
Луи посмотрел в зеркало и остался доволен собой, своей выдержкой и горькой усмешкой, искривившей рот. Затем, спускаясь по темной лестнице, пожал плечами и вздохнул:
— Эх, Малыш Луи, Малыш Луи!
Это была единственная минута, когда он расчувствовался. Придя в кафе, он недрогнувшей рукой зажег сигарету и вспомнил, как восхищалась служанка его зажигалкой.
— Возьми! — сказал он ей. — Это тебе на память. Может, глядя на нее, пожалеешь, что была вчера такой недотрогой.
— Вы опять за свое!
Конечно, ей было невдомек, какое для него все это приобретало значение. Зал был почти пуст. Двое матросов с яхты дремали за столиком, но вскоре на площади появился полицейский, шедший с такой же решимостью, как и почтовый служащий.
— Принеси мне томатного сока.
Не заказать ли перно с каплей гренадина? В эти дни он почти не употреблял спиртного, но сейчас ему захотелось еще разок вдохнуть запах перно.
— На что это вы засмотрелись? — спросила служанка.
— Это мэр разговаривает там с полицейским?
— Да, а что?
У мэра, местного бакалейщика, были густые черные усы и серый, как у торговца скобяными товарами или наборщика, халат. Двое мужчин о чем-то спорили на самом солнцепеке.
Луи оставалось только ждать. Он задал себе вопрос, осмелятся ли они, и невольно улыбнулся, когда полицейский оставил наконец собеседника и подошел к двери, держа правую руку на кобуре.
— Входите, Боннэ! — сказал Луи. Ему случалось несколько раз угощать полицейского аперитивом.
Но тот, смущенный, нерешительно спросил:
— Вы и в самом деле Луи Берт?
— Да, он самый.
— Луи Берт, прошу вас облегчить мои обязанности и не устраивать скандала. Предупреждаю: при первой же попытке к сопротивлению я вынужден буду стрелять. Дайте руки.
Луи с улыбкой протянул обе руки и подмигнул служанке.
— Так уж сразу и наручники, — сказал он с добродушным упреком.
На площади с десяток человек обступили мэра, покуда Боннэ вел задержанного к домику с двумя тесными комнатушками, увенчанному флагом в знак того, что тут находится мэрия.
Боннэ держал себя очень прилично. Положение его было затруднительным. Ведь завтра вся печать заговорит об этом аресте.
— Проходите, — вежливо сказал он Луи, открыв перед ним дверь кабинета, где в углу лежали свернутые знамена, подготовленные к 14 июля, заряженные ракетницы и несколько венецианских фонариков. — Садитесь.
Он запер дверь на ключ и, так как к окну прильнули чьи-то физиономии, опустил занавески, оставшись с Луи в полумраке.
— Ясное дело, у меня нет еще постановления на арест, потому что сперва мне надо было удостовериться в вашей личности. А теперь я позвоню в Йер и получу инструкции.
— Валяйте! — согласился Луи.
— Дело-то сложнее, чем вы думаете. Тут ведь не скажешь — пойман на месте преступления.
Казалось, Боннэ рад получить собеседника, способного понять все эти формальности. Кроме того, он не мог заставить себя обращаться с Малышом Луи, как с заурядным арестантом, и, соединяясь по телефону, бросал на него скорее восхищенные, чем осуждающие взгляды.