Гаяна (Художник П. Садков), стр. 75

Понятно, что в точке А параметры напряжения и другие характеристики гравитационных полей будут отличаться от параметров точки Б. Это записано на нашей карте.

Другой способ — угломерный. Скажем, космические лучи распространяются по гравитационным траекториям, а, допустим, иные лучи могут образовывать угол с направлением гравитационным. Особые приборы измерят эти углы и сличат с заданными, то есть записанными на нашей карте ранее гаянцами. Другие механизмы измерят разницу, если таковая будет, и передадут в аналитические машины, а последние внесут коррективы, в управление кораблем.

В действительности все это много сложнее, но я рассказываю только о принципе.

Но ведь небесные тела и потоки энергий все время находятся в движении, и картина их общего взаимодействия, постоянно меняющаяся, не будет похожей на ту, что зафиксировали гаянцы, скажете вы. Как быть в этом случае?

Здесь я отошлю вас к изящной сказке Шарля Перро о мальчике с пальчик. Помните, когда он, углубляясь в лес людоеда, чтобы найти обратный путь, бросал белые камешки?

Так поступали и гаянцы. Только они разбросали на своем пути не камешки, а несколько десятков ксан. Ксана — это как бы путеводная звезда, шар с крохотными механизмами, которые учитывают изменения среды, вычисляют ее общую тенденцию и по запросу передают данные. Места их расположения в космосе мы знаем, позывные их — тоже и будем иметь возможность не только получать свежие вариации (это слово обозначает у летчиков и моряков сумму магнитных поправок для уточнения курса движения), но даже пеленговаться и определять свое местонахождение: ведь ксаны разбросаны по извилистой кривой, и многие из них попадут в зону досягаемости для нас!

По плану мы должны иметь на борту оранжерею. Однако это не только добавочный груз. Это и объект, существенно нарушающий аэродинамические формы. Наши конструкторы вышли из положения просто: мы повезем с собой детали разборной оранжереи, семена, яйца птиц, инкубаторы, водоросли и солнечную электростанцию. Выйдя в космос и достигнув заданной постоянной скорости, мы, надев скафандры, возьмемся за строительство, а точнее, за сборку оранжереи и электростанции. Три месяца работы — и все будет готово. Затем посевы, инкубация — и мы будем иметь свое сельское хозяйство!

Многослойная оболочка с протектирующим составом в одном из слоев будет охранять нас от метеоров, а после вылета в безвоздушное пространство наружная обшивка автоматически покроется защитным инеем из фтористых и кремниевых соединений. Метеорная пыль, сглаживая и как бы полируя иней, потеряет часть кинетической энергии, а естественный при этом нагрев вызовет спаивание кристаллов и их испарение. Время от времени защитный слои на поверхности корабля будет обновляться.

Сильное впечатление на меня произвела камера биотрона — что-то напоминающее кровати. Каждая такая кровать была заключена в прозрачные яйцеобразные футляры из пластмассы. И опять приборы, трубочки, шланги, провода. Здесь были установлены особые кибернетические машины, которым надлежало облучить нас и погрузить в состояние анабиоза.

— М-да… — вздохнул Хоутон. — Здесь мы будем лежать ни живы ни мертвы сто двадцать лет!

— И еще в начале полета, — улыбнулся Глебов. — Ведь нашим взлетом будут управлять с Земли, а мы — в анабиозе — выдержим огромные ускорения.

— Учтите, Боб, — напомнил Шелест, — вас еще не знает биотрон. Ложитесь…

— Простите, командир, но мне прежде хотелось бы знать хотя бы принцип моего предстоящего анабиоза.

— Ваш друг Роберт Гровер и профессор Кобрен, — сказал Шелест, — развили свою идею и усовершенствовали аппаратуру, с помощью которой они усыпили обитателей «Дискавери».

— Помню, помню, — засмеялся Хоутон. — Облучением они замедлили жизненные процессы в человеке в сто раз.

— А теперь в наших биотронах новая аппаратура Гровера и Кобрена замедлит эти процессы в тысячу раз!

— Приятно, — засмеялся Боб. Он разделся и лег в крайнее справа прозрачное «яйцо». — Начнем ab ovo, — усмехнулся он.

Тут я должен кое-что пояснить читателю. Конечная наша цель — добраться целыми и невредимыми до Гаяны. Вот почему камера биотрона, точнее, ее диагностические установки, терапевтические агрегаты (есть и такие!), кибернетика, — в общем все хозяйство биотрона было связано с автоматами управления ракетой таким образом, что если ускорение при взлете вдруг начнет угрожать жизни кого-либо из нас, даже погруженных в анабиоз, то умные машины биотрона немедленно притормозят полет, помогая механизмам управления высчитать новый режим полета, а если будет острая необходимость, то и возвратят ракету на Землю.

Вместе с тем сигнализирующие устройства биотрона передадут на Землю все данные о нашем самочувствии и в том случае, когда все будет в порядке. Но для всего этого биотроны должны «знать» каждого из нас и записать в своих запоминающих агрегатах нужные данные. Боб еще не успел познакомиться с биотронами, и потому он сейчас послушно лег на свое необычное ложе.

Минут через пятнадцать зеленый глазок автоматов мигнул и разрешил Бобу встать.

— Ну вот, — сказал Глебов, — вы уже взвешены, обмерены и проанализированы.

5

… Двенадцать часов ночи.

Приехали члены правительства. Пока комиссия по организации полета занималась последними приготовлениями к старту, состоялся… Я чуть не написал «митинг». Но это было нечто иное, еще более торжественное и вместе с тем теплое, дружеское. Последние интервью.

Потом перед дальней дорогой, по русскому обычаю, мы все уселись и помолчали. Никто из нас не смотрит на часы, но я слышу, как идет время по сужающейся тропинке, чувствую его как человек, просыпающийся без будильника в назначенный час…

Увижу ли я тебя, родная планета? Кто встретит меня? Дети? Правнуки? Когда это произойдет, если счастье будет нашим добрым водителем на пустынных дорогах Мироздания?

Каковы особенности пространства и времени, разделяющие нас и Гаяну? Что сулит нам бесконечное многообразие природы? Кто знает… Между вопросом и ответом, сомнением и надеждой подчас глубокая пропасть без мостов и трамплинов.

В Московском часовом поясе шагает третье декабря. В час ноль четыре — старт… Происходящее кажется холодным и страшным до ужаса, будто я прирос пуповиной к планете и кто-то силится оторвать меня от нее.

Ищу успокоения в размышлениях о том, что мы и в космосе будем живой частицей Земли, что нет более почетной и возвышенной миссии, чем наша.

Сегодня мы отправимся в полет дружбы и мира, к народу, который, возможно, ждет нас и уж во всяком случае будет рад встрече с посланцами Земли. И я знаю, что мы пройдем сквозь испытания, не осквернив тех, кто доверил нам совершенные творения своего ума, кто мысленно сейчас с нами, кто от всей души желает нам счастливого пути!

Последние секунды расставания настигли нас у подъемного лифта. Я обнял жену за плечи, и мы взглянули на юг. Над горизонтом взошло гигантское созвездие Ориона, и нам показалось, будто мы отчетливо видим не только маленькую звездочку, которая так прозаически зарегистрирована в каталоге — 13-я Ориона, но и ту планету, к которой влекла нас мечта…

Гаяна (Художник П. Садков) - pic_8.png
Гаяна (Художник П. Садков) - pic_9.png

ПАРАДОКС ГЛЕБОВА

ГЛАВА ПЕРВАЯ

Космический робинзон

1

Необъятная материя окружает нас!

Мириады галактик рождаются и умирают, носятся по своим, казалось бы, причудливым, но единственно возможным траекториям.

Природа не любит единичности. Все — от атома до человека — она создает массовыми тиражами. Так было, да так бы осталось и в дальнейшем, если бы..

Во всяком случае, не по ее вине обстоятельства однажды сложились так, что в Галактике появился звездолет «Ар» («Жизнь»), в корпусе которого находился единственный обитатель, мальчик Ло, потомок смелых гаянских звездоходов.