Иллирия (СИ), стр. 19

Шелк был невероятно прекрасен, мне казалось, что я дотрагиваюсь до цветочного лепестка - настолько он был мягок. Даже в свете свечей его цвет не тускнел, а словно приобретал густоту и бархатистость. Никогда еще я не видела вблизи столь дорогого материала. Мои руки сами по себе достали отрез из сундучка, и, вот я уже стояла у зеркала, закутавшись в легчайшую ткань.

Темно-вишневый цвет странным образом оттенил мою внешность - он, казалось, высосал и без того неяркие краски из моего лица, которое в единый миг стало восковым. Но, вместе с тем, черты мои стали выразительнее и резче, как бывают иногда живее иных многоцветных картин быстрые наброски углем. Я увидела, что мои темные глаза приобрели несвойственную им раньше глубину, а рисунок бледных скул стал четче. Нет, я не превратилась волшебным образом в красавицу, точно героини сказок, которым хватало одного платья от чародейки для того, чтобы стать неузнанными, но не могла не признать, что шелк этот способен украсить даже меня.

Пребывая во власти очарования прекрасной тканью, я, сама не осознавая, что делаю, распустила волосы и закружилась перед зеркалом, наблюдая, как струятся складки шелка в движении. Возможно, я даже что-то напевала вполголоса, и совсем потеряла счет времени. К реальности меня вернуло лишь то, что в окно мое кто-то бросил небольшой камешек. Я совсем забыла о Вико!

Торопливо я загасила все свечи, кроме одной, и впустила его в комнату. Не надо было отличаться особенной наблюдательностью, чтобы понять: сегодня мой гость порядочно пьян, хоть и не до потери памяти.

- О, тот самый шелк от Ремо! - вместо приветствия сказал он, ткнув пальцем мне в плечо. - Я вижу, он вам угодил подарком!

Я торопливо, но бережно положила отрез обратно в сундучок, не без сожаления расставшись с ним. Слова Вико уязвили меня - и в самом деле, я повела себя, точно пустоголовая девчонка, у которой от вида подарка отшибло последний ум. Но Вико и не подумал далее обличать мою легкомысленность, что было ему несвойственно. Я присмотрелась и поняла, что он пребывает в крайне подавленном состоянии, хоть и пытается этого не показывать.

- Что с вами приключилось, господин Брана? - спросила я.

- О, сущие пустяки, - нехотя ответил Вико. - Был сегодня в отчем дому, согласно настойчивым пожеланиям батюшки... Эти визиты никогда не оборачиваются приятной беседой за чаепитием как вы понимаете. Казалось бы, выслушав сотню раз упрек в собственной бесполезности, в сто первый можно было бы и пропустить его мимо ушей, ан нет, я все же не настолько глух к увещеваниям, как обо мне рассказывают...

Тут я заметила, что под спутанными волосами виднеется запекшаяся кровь - бровь Вико была рассечена. Видимо, старший Брана и сейчас подкреплял гневные слова в отношении младшего сына рукоприкладством.

- Господин Вико, вы нетвердо стоите на ногах, - сказала я с жалостью. - Присядьте на кушетку, а я схожу за полотенцем. У меня осталось немного чистой теплой воды...

Даже на споры у Вико Брана, казалось, не осталось сил. Он молча принял мою небольшую помощь, а затем внезапно спросил:

- Вы не возражаете, если я немного посплю? Уже несколько суток я не смыкал глаз - когда я возвращаюсь от вас в Мальтеран, там разгар веселья и гости дружно недоумевают, отчего я отсутствовал - так что покинуть их я не могу уже до утра...

Я, немного посомневавшись, указала ему на кровать, ведь кушетка была совсем куцей, и спать на ней мог разве что карлик. Вико, тяжело ступая, прошел туда и неловко улегся на самом краю.

- Можете прилечь рядом, - пробормотал он заплетающимся языком. - Я безобиден для вас ровно настолько же, насколько бесполезен для отца...

Приглашением этим я вначале не воспользовалась, некоторое время посвятив поискам альбома, который собиралась показать Флорэн. Затем, внезапно увлекшись, листала страницу за страницей, и мне казалось, что ветер с полей Венты прилетел в мою комнату, неся с собой аромат сухих трав. Я давно уже не притрагивалась к альбому, после смерти Лесса потеряв всякий интерес к рисованию, как и ко всему остальному. Теперь же каждый набросок воскрешал в памяти беззаботные летние и весенние дни, подобные которым мне не суждено было прожить вновь. А ведь другого счастья я не знала, и даже мечтать мне стало не о чем - если не блеск стрекозьих крылышек над сонным ручьем, то что тогда оставалось хорошего для меня в этом мире?..

Когда от усталости у меня появилась резь в глазах, я, решив, что и в самом деле, опасаться Вико в сложившихся обстоятельствах уже поздно, легла рядом с ним. Он спал тихо, едва слышно дыша, лицо его выглядело измученным и преждевременно постаревшим. Но сон его был чуток: едва моя голова коснулась подушки, его глаза открылись - мы лежали лицом к лицу, совсем рядом.

- А ведь вы все же не любите Ремо Альмасио, - вдруг произнес Вико. Его взгляд был устремлен на мою руку - точнее говоря, на палец, умело перевязанный Арной.

Я не нашлась, что ответить от неожиданности, а когда, наконец, смогла открыть рот, чтобы сказать: "Не вашего ума дело!", Вико вновь крепко спал. С мыслью, что разбужу и выпровожу его через пару часов, я решила попытаться вздремнуть самую малость, посчитав, что все равно не смогу надолго заснуть, зная, что рядом со мной лежит чужой мужчина. Но вопреки всем здравым рассуждениям, стоило мне только закрыть глаза, как я тут же провалилась в сон, похожий на обморок своей глубиной - уже много месяцев я не спала так спокойно. Лишь благодаря содействию высших сил, смилостивившихся надо мной, перед рассветом меня словно толкнули в бок. Я в ужасе увидела, что свеча давно догорела, а небо уже начинает сереть. Хорошо еще, что слуги Эттани не имели привычки подниматься ни свет, ни заря - из-за домоседства госпожи Фоттины уклад жизни в доме отличался размеренностью и неторопливостью.

Я торопливо растолкала Вико, который на этот раз не стал надо мной измываться и покинул комнату именно с той скоростью, о которой я просила.

Глава 10

Три ночи я напрасно ждала Вико у окна - он не появился. Одна тревожная мысль в моей голове сменяла другую: я страшилась и того, что он, пресытившись нашими разговорами, претворит в жизнь свое первоначальное намерение и раструбит на всю Иллирию, как соблазнил недалекую перезрелую дочь Эттани; и того, что я невольно обидела Викензо. Образ Вико-мерзавца, готового совершить подлость по отношению ко мне, и Вико-страдальца, которого ранили мои неосторожные слова, удивительным образом мирно уживались в моих размышлениях. На протяжении одной минуты я могла несколько раз сменить свое отношение к новому знакомцу, из чего можно сделать вывод, что в людях я разбиралась из рук вон плохо, а уж тем более в людях, относящихся к подобному сорту.

Событий за эти три дня произошло не так уж много. Госпожа Фоттина, верная слову, данному Ремо Альмасио, нашла портного, который взялся сшить мне платье в необычайно короткий срок - до свадьбы Флорэн оставалось пятнадцать дней. Из-за необъяснимого и возмутительного внимания, которым меня одаривали мужчины Иллирии все то время, что я здесь находилась, господин Гако не позволил мне ходить на примерку в дом мастера и предпочел доплатить тому, чтобы все необходимые манипуляции производились в моей комнате под присмотром госпожи Эттани. Каждый раз, когда господин Гако смотрел на меня, лицо у него приобретало тоскливое и озадаченное выражение - он никак не мог взять в толк, отчего господин Ремо затеял со мной возиться, ведь даже слепо любящий отец заподозрил бы, что я не представляю собой сокровище, из-за которого мужчины готовы время от времени презреть правила хорошего тона. Гако не испытывал ко мне никаких чувств, которые могли считаться бы отцовскими даже при самом условном их толковании, и поэтому недоуменное отношение к происходящему быстро переросло в недоброе.