Покойный господин Галле, стр. 20

Глава 9

Свадьба ради смеха

«Если вы потрудитесь пройти незамеченным ко мне домой, Нееер, улица Крез, 17, я сообщу вам весьма ценные для вас сведения об Эмиле Галле».

Мегрэ находился в доме на улице Крез. Перед ним в гостиной, выдержанной в черно-красных тонах, сидел инспектор по косвенным налогам, который с заговорщическим видом сам проводил его сюда.

– Служанку я отослал. Согласитесь, так спокойнее. А для тех, кто мог видеть, как вы сюда входили, вы – мой двоюродный брат из Бокэра.

Мегрэ казалось, что при каждом слове инспектор ему подмигивает. Во всяком случае, вместо того чтобы закрыть один глаз, он закрывал оба и притом очень быстро, словно у него был нервный тик.

– Вы тоже служили в колониях? Нет? А я было подумал… Жаль, тогда бы вы лучше поняли.

Веки его беспрестанно поднимались и опускались, тон становился все более доверительным, а выражение лица – хитрым и испуганным одновременно.

– Я провел десять лет в Индокитае в те времена, когда в Сайгоне еще не было Больших бульваров, на манер парижских. Там-то я и познакомился с Галле. А навел меня на эту мысль удар ножом. Сейчас вы все поймете. Держу пари, вы ничего не обнаружили. Да и не обнаружите: разобраться в такой истории может лишь тот, кто жил в колониях. К тому же, он еще присутствовал при этом…

Мегрэ уже определил для себя характер инспектора. Он знал, что, общаясь с подобного рода людьми, нужно набраться терпения, ни в коем случае не прерывать их, одобрительно кивать головой, поскольку это единственный способ выиграть время.

– Отъявленный мошенник был этот Галле! Он служил кем-то вроде помощника нотариуса, а тот впоследствии сделал неплохую карьеру – стал сенатором. Галле был заядлый спортсмен, задумал даже организовать футбольную команду. Буквально силой заставлял всех нас играть; правда, другой команды, с которой можно было бы сыграть, так и не нашлось. Одним словом… Еще больше, чем футбол, он любил женщин. Ну, а в колонии возможностей для этого – хоть отбавляй. Веселый малый! Каких только шуток он не откалывал! Простите…

Он крадучись подошел к двери и резко распахнул ее, желая убедиться, что их никто не подслушивает.

– Так вот, однажды он переборщил, а я – теперь мне даже стыдно в этом признаться – сыграл роль сообщника.

Честно говоря, делал я это нехотя. Один плантатор привез две-три сотни рабочих-малайцев, среди них женщин и детей. Была там одна малютка, словно выточенная из янтаря.

Забыл, правда, как ее звали. Зато помню, что читал тогда роман Стивенсона о туземцах тихоокеанских островов и рассказывал об этой книге Галле. Там речь идет об одном белом. Чтобы овладеть пугливой островитянкой, он устроил шуточную свадьбу. И что вы думаете? Мой Эмиль загорелся. В то время малайцы еще не умели читать, особенно бедняги, которых привозили словно скот. И вот Галле явился к отцу этой малютки делать предложение. Он нарядил всю семью в нелепые одежды, организовал целый кортеж и в таком сопровождении направился в облюбованную нами хижину. Наш приятель, игравший роль мэра, теперь уже умер. Но можно отыскать других, принимавших участие в этом представлении. Галле ведь слыл отъявленным шутником!.. Чтобы разыграть настоящую комедию, он пошел бы на все. От речей, которые там произносились, можно было лопнуть со смеху, а свидетельство о браке, врученное этой девчонке, было надувательством от первой до последней строчки. Сплошной обман, издевательство над ее семьей, над свидетелями и вообще…

Налоговый инспектор с минуту помолчал, чтобы придать своему лицу выражение значительности.

– Так вот, – заключил он, – Галле жил с ней, как с женой, три или четыре месяца. Потом вернулся во Францию, конечно, бросив свою так называемую жену. Мы тогда были молоды, беспечны, иначе не стали бы так веселиться: малайцы не прощают обид. Вы их не знаете, комиссар. Малютка долго ждала возвращения мужа. Не знаю, что с ней случилось потом, но несколько лет спустя я встретил ее, постаревшую, в одном из кварталов Сайгона, пользующихся дурной славой. Когда я прочитал о смерти Галле в неверской газете… Учтите, я не видел его уже двадцать пять лет!

И даже ничего о нем не слышал. Но этот удар ножом – теперь вы поняли? Это месть! Ради мести малайцы способны объехать весь свет. И все они владеют кинжалом. Предположим, это мог сделать брат или даже сын малютки. Уже более цивилизованный, чем она. Сначала он воспользовался пистолетом, потому что так удобнее. Потом инстинкт взял верх…

Мегрэ рассеянно слушал эту болтовню, прерывать собеседника было бесполезно. При расследовании любого преступления обязательно найдется сотня свидетелей такого типа. Если на этот раз объявился всего один, то лишь потому, что парижские газеты отвели этой драме всего несколько строк.

– Вам понятно, комиссар? Сами бы вы не догадались, верно? А я решил попросить вас приехать сюда тайком, потому что если убийца узнает, что я с вами говорил…

– Вы сказали, что Галле играл в футбол?

– Фанатик футбола! И разбитной малый. Трудно встретить более остроумного собеседника. Он мог рассказывать анекдоты целый вечер, никому не давал вставить слово.

– Почему он уехал из Индокитая?

– Он говорил, что у него свои планы, что он появился на свет не для жалкого существования на ренту меньше ста тысяч франков. Это было еще до войны. Сто тысяч франков ренты, подумать только! Над ним все смеялись, но он оставался невозмутим как папа римский. «Посмотрим, посмотрим», – усмехался он. Свои сто тысяч он так и не получил, правда? Я уехал из Азии, потому что меня доконала лихорадка. У меня до сих пор бывают приступы. Хотите выпить, комиссар? Я сам вам налью. Служанку я отпустил до утра.

Нет! У Мегрэ не хватило духу ни выпить, ни выслушивать все новые истории о мстительных малайцах, которые рассказывал ему инспектор, не переставая подмигивать.

Он едва смог выжать из себя вежливую улыбку и поблагодарить хозяина.

Через два часа комиссар выходил из поезда в Траси-Сансер, где уже бывал не раз. По дороге к гостинице «Луара» он принялся размышлять вслух:

– Допустим, сегодня суббота, двадцать пятое июня.

Я – Эмиль Галле. Удушливая жара. У меня ноет печень. В кармане лежит письмо от г-на Жакоба, где он угрожает донести на меня в полицию, если в понедельник я не пошлю ему двадцать тысяч франков наличными. От легитимистов никогда не получить двадцати тысяч за одну поездку. В лучшем случае от двухсот до шестисот. Редко – тысячу. В гостинице «Луара» я прошу комнату с окнами во двор. Почему во двор? Может быть, я боюсь, что меня хотят убить? Но кто?

Он шел медленно, опустив голову, стараясь представить себя на месте покойного.

Ведь, в сущности, я не знаю, кто такой г-н Жакоб. Вот уже три года, как он шантажирует меня, а я три года ему плачу. Я расспрашивал продавца газет на углу улицы Клиньянкур. Шел следом за молодой блондинкой, ускользнувшей от меня через дом с проходным двором. Подозревать Анри немыслимо.

Галле не знал, есть ли у сына какая-то женщина. Не знал о том, что Анри уже скопил сто тысяч франков, а всего ему нужно пятьсот тысяч, чтобы поселиться в деревне. Г-н Жакоб оставался для него зловещей фигурой, притаившейся за спиной старого торговца.

Мегрэ взмахнул рукой, как учитель, который стирает задачу, написанную на классной доске.

Он предпочел бы забыть все собранные сведения и снова начать следствие: от начала и до конца.

«Эмиль Галле был веселым малым. Буквально силой заставлял всех нас играть в футбол».

Мегрэ прошел мимо гостиницы, не зайдя в нее, и позвонил у главных ворот поместья Сент-Илэра. Комиссар не поздоровался со стоящим на пороге «Луары» Тардивоном, и тот проводил его неодобрительным взглядом.

Комиссару пришлось довольно долго ждать. Наконец лакей открыл ему ворота, и Мегрэ с ходу спросил:

– Вы давно служите в этом доме?

– Уже год… Но… Вы хотите видеть месье Сент-Илэра?

Сент-Илэр тут же появился в окне первого этажа и дружески помахал комиссару.