Сталин. По ту сторону добра и зла, стр. 86

Да, между двумя лидерами бакинского подполья и на самом деле существовали натянутые отношения. Но опять же ничего странного в этом не было. На то они и лидеры, чтобы враждовать между собою. И, по большому счету, все это выглядит обыкновенной партийной склокой, которых по тем временам были тысячи. Ведь чуть ли не каждый революционер видел развитие борьбы по-своему.

И вместо того чтобы опять удариться в бессмысленное и неблагодарное выяснение, кто был тогда в Баку прав, а кто виноват, лучше вспомнить, что же произошло летом 1918 года. В тот самый момент, когда на Царицын наступали отряды Краснова и Деникина, а к Баку подступали турки, Сталин сообщил Шаумяну о том, что народнические фракции бакинского Совнаркома решили пригласить для защиты от турок англичан. 31 июля власть в Баку захватила «диктатура Центрокаспия», как назывался выборный орган Каспийской военной флотилии.

Диктатура первым делом запретила большевистские газеты, и бакинские большевики попытались прорваться в Астрахань. Однако их пароход был захвачен и все они были арестованы. После того как англичане под натиском турецких войск оставили Баку, бакинских комиссаров освободили. Но когда они снова попытались пробиться в Астрахань, команда парохода взяла курс на Красноводск, где власть захватили англичане и правые эсеры.

Большевиков арестовали, и 20 сентября 26 бакинских комиссаров были расстреляны. Ленин просил Сталина сделать все возможное для спасения комиссаров, на что тот же Шаумян якобы заявил: «Я знаю Кобу, он мне не поможет!»

Возможно, так и было, но если каждый хотя немного знакомый с географией взглянет на карту и увидит, какое расстояние разделяет Баку и Царицын, то станет ясно, что Сталин, даже при всем своем желании, не мог помочь Шаумяну. Мало того что для его спасения ему пришлось бы послать в Баку целую армию, так ей еще довелось бы с боями пробиваться через английские и турецкие кордоны. И все это происходило в те самые дни, когда у оборонцев Царицына каждый человек на счету... По возвращении Сталина в Москву никто и не подумал выговаривать ему за его промахи. И причин тому — несколько.

Подобные столкновения происходили в то время практически на всех фронтах, где партийцы вступали в конфликт с профессиональными военными. Сказывалась и поддержка Ленина. И дело было не только в том, что в партийной борьбе тот неизменно вставал на его сторону. К тому времени Сталин уже представлял собой реальную политическую силу, с которой не считаться было уже нельзя.

«Я заметил вскоре, — писал Троцкий, — что Ленин «выдвигает» Сталина. Не очень задерживаясь вниманием на этом факте, я ни на минуту не сомневался, что Лениным руководят не личные пристрастия, а деловые соображения. Постепенно они выяснились мне. Ленин ценил в Сталине характер: твердость, выдержку, настойчивость, отчасти и хитрость как необходимое качество в борьбе.

Самостоятельных идей, политической инициативы, творческого воображения он от него не ждал и не требовал. Помню, во время Гражданской войны я расспрашивал члена ЦК Серебрякова, который тогда работал вместо Сталина в Реввоенсовете Южного фронта: нужно ли там участие их обоих? Не смог бы Серебряков, в целях экономии сил, справиться без Сталина? Подумав, Серебряков ответил: «Нет, так нажимать, как Сталин, я не умею, это не моя специальность».

Что же касается самого Льва Давидовича, то именно тогда он приобрел в лице Сталина непримиримого врага. Из своей «царицынской одиссеи» Сталин вынес тяжелую ненависть к Троцкому, которая пройдет через два десятка лет и исчезнет только со смертью последнего...

ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ

Несмотря на все скандалы со «спецами» и Троцким, Ленин по достоинству оценил все сделанное Сталиным под Царицыном (хлеб он дал и город отстоял), и 30 ноября 1918 года он стал его заместителем в Совете рабочей и крестьянской обороны. Помимо них в него вошли председатель Реввоенсовета Л. Троцкий, нарком путей сообщения Невский, замнаркома продовольствия Брюханов и председатель Чрезвычайной комиссии по снабжению Красной Армии Красин.

Еще раньше, в конце октября, Сталин стал членом Заграничного бюро украинского ЦК, и ему пришлось вплотную заниматься «украинскими делами». И эти самые дела заслуживают, чтобы о них рассказать более подробно. 7 ноября 1917 года Центральная рада провозгласила образование Украинской Народной Республики. И поначалу имелось намерение «не отделяться от Российской Республики и, дабы сохранить единство ее», помочь ей «стать федерацией равных, свободных народов».

Однако после того как появившиеся на Украине Советы при явной поддержке из Петрограда попытались подорвать власть Рады, отношения обострились. Переломный момент наступил после того, как генералы Корнилов и Каледин создали на Дону контрреволюционную армию. Советское правительство предъявляло свои претензии к Раде, которые в основном касались проблем военных. Ведь именно Рада пыталась разъединить армии, и отзывала на Украину все украинские части, и таким образом вносила сумятицу в процесс демобилизации. Более того, она разоружала советские и красногвардейские части и не пропускала через свою территорию советские войска, тогда как казачьим формированиям, направлявшимся на Дон к Каледину, путь был открыт.

17 декабря 1917 года Раде было сообщено из Петрограда, что Украинская Народная Республика большевиками «признана», но в том же послании порицалось проведение «двусмысленной буржуазной политики». И если Рада, говорилось в том же документе, откажется «оказывать содействие революционным войскам в деле их борьбы с контрреволюционным кадетско-каледин-ским восстанием», то Совнарком будет считать Центральную раду «в состоянии открытой войны против советской власти в России и на Украине». Что, конечно же, могло пагубно отразиться на снабжении Петрограда и Москвы украинским продовольствием. Потому и призывал К. Радек со страниц «Правды»: «Если вам нужно продовольствие, кричите: «Смерть Раде!».

Рада сделала то, что Киев всегда делал перед угрозой российской силы: обратилась к Западу. И уже очень скоро уполномоченный Французской республики при украинском правительстве генерал Табуи заявил, что «Франция окажет Украине поддержку всеми имеющимися в ее распоряжении моральными и материальными силами».

Понятно, что Ленину такой поворот не понравился, и украинские большевики 26 декабря 1917 года объявили в Харькове о том, что Центральный исполнительный комитет советов Украины «принял на себя всю полноту власти на Украине». Ленин был доволен, а Совнарком с этого дня начал проводить откровенно двойную политику. В результате всевозможных интриг уже 8 февраля 1918 года Центральная рада была свергнута и власть захватило новое Украинское Советское правительство. Но оно продержалось всего две недели. Свергнутая Рада обратилась за помощью к Германии, и немецкие войска с превеликой радостью растеклись по Украине. 2 марта большевики сдали Киев силам Центральной рады во главе с ее бывшим военным министром Симоном Петлюрой. Но и на этот раз она продержалась всего до конца апреля, после чего ее сменил откровенно пронемецкий режим во главе с гетманом Скоропадским.

Однако и Скоропадский оказался не вечным. Он просидел в гетманском кресле только до военного крушения Германии в ноябре 1918 года. В Киеве сразу же возродились элементы прежней Центральной рады в виде Украинской директории во главе с воистину непотопляемым Винниченко и все тем же Петлюрой в качестве главнокомандующего с претензиями на диктаторство.

Чтобы еще больше обезопасить себя, Винниченко снова обратился к французам, однако Париж не спешил связывать себя обещаниями. Единственное, с чем помогли Украине французы, так это с включением в нее Западной Украины (создав тем самым напряжение в отношениях с Польшей), бывшей австрийской провинции, известной как Восточная Галиция.

Украинские большевики были настолько слабы, что не сумели взять власть даже в том хаосе, который царил на Украине после крушения Германии и бегства Скоропадского. Другое дело, что теперь они осмелели настолько, что создали Временное рабоче-крестьянское правительство Украины во главе с Г.Л. Пятаковым в... Курске.