Сталин. По ту сторону добра и зла, стр. 260

Не оставил он без внимания и во многом по его вине взятых в плен в первые месяцы войны солдат и офицеров. Все эти (тоже, естественно, предатели) были пропущены через специальные концентрационные лагеря. Еще в мае 1945 года Сталин приказал командующим шести фронтов, которые воевали в Германии и Центральной Европе, создать в своих тылах около ста таких лагерей. И именно в них должны были пройти первичную обработку сотрудниками НКВД все подозрительные лица. Ну а о том, как эта самая обработка велась, догадаться нетрудно.

Таким образом пополнялась и без того огромная армия ГУЛАГа. Сталин не собирался задаром кормить всех этих предателей и дезертиров, и очень многие нашли свою смерть на восстановительных работах, где их истязали с той же жестокостью, с какой фараоны относились к своим рабам при строительстве пирамид.

В марте 1946 года Совет народных комиссаров наконец-то получил цивилизованное название и был преобразован в Совет министров. На состоявшемся в марте пленуме ЦК был пополнен состав Политбюро, и теперь в него входили Сталин, Молотов, Ворошилов, Калинин, Жданов, Каганович, Андреев, Микоян, Хрущев, Берия и Маленков.

Однако в полном составе Политбюро собиралось (во всяком случае, по словам Хрущева) от случая к случаю, поскольку Сталин имел обыкновение решать все важные вопросы у себя на даче в кругу своего окружения, в которое к тому времени уже не входили такие его наиболее старые члены, как Ворошилов, Молотов, Микоян и Андреев.

Особый вес в окружении Сталина приобрел А.А. Жданов. Обязанный всей своей карьерой партии, он почти всю войну провел в Ленинграде, партийную организацию которого возглавил после убийства Кирова. В начале 1945 года Сталин отозвал его в Москву и сделал секретарем ЦК. Как и во все времена, ключевой позицией являлся контроль за Центральным Секретариатом партии. И хотя во главе его все еще стоял сам Сталин, повседневную работу за него выполнял А.А. Жданов. Вполне возможно, что таким образом Сталин хотел противопоставить его быстро шедшему в гору Маленкову. Однако сам Жданов прославился не соперничеством с ним (которого тоже хватало), а тем, что именно его именем была названа целая эпоха в послевоенной истории страны. И связана она была с той решительной борьбой, какую Сталин повел против всех, кто посмел усомниться в социалистических ценностях и изменил советскому патриотизму. И прежде всего это была борьба с творческой интеллигенцией...

Хотя на самом деле Жданов, как и до него Ежов, являлись всего лишь исполнителями сталинской воли. Именно с его помощью Сталин хотел вести «охоту за ведьмами», которые уже начинали понимать, что не все так здорово в Советском Союзе и не так плохо на продолжавшем загнивать Западе...

ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ

Когда весной 1946 года Михаил Зощенко опубликовал в журнале «Звезда» свой рассказ «Приключения обезьяны», он вряд ли мог предположить, какую вызовет бурю. Рассказ прочитал глава Агитпрома Г.Ф. Александров, и его возмущению не было границ. Еще бы! Литературный «пошляк» чуть ли не открытым текстом говорил о том, что лучше жить в обезьяннике, нежели в Советском Союзе. Отвратное впечатление произвели на него и опубликованные в журнале «Ленинград» стихи Анны Ахматовой.

Александров направил ответственному Жданову докладную записку «О неудовлетворительном состоянии журналов «Звезда» и «Ленинград» с уничижительной критикой рассказа «Приключения обезьяны». И, как поговаривали, именно этот рассказ «переполнил чашу терпения» главного идеолога страны.

Жданов уже давно ненавидел Зощенко тихой ненавистью, да и с Ахматовой, чей сборник он приказал изъять из продажи еще в 1940 году, у него были свои счеты. И, конечно, ему не нравилось, что эти «литературные хулиганы» так и норовили выпорхнуть за стальные прутья клетки, в которую их так заботливо посадила партия. Куда? Да все туда же, на загнивающий Запад с его давно разложившейся буржуазной культурой! А этого простить уже было нельзя. За окном стояла «холодная война», и идеология народа должна была находиться на уровне, который ему определил Кремль. Особенно он досадовал на то, что эти «пошляки» публиковались в ленинградских журналах и бросали тень на него. Что-что, а особое отношение вождя к «колыбели революции» ему было хорошо известно.

Тем не менее предлог был удобным, и Жданов доложил о «художествах» писателей Сталину. Тот задумался. Как это ни удивительно, но начатый сто с лишним лет назад спор славянофилов с западниками оказался далеко не законченным. Впрочем, чего удивительного, новое деление на «почвенников» и «западников» диктовалось самим развитием Советского Союза. И что бы там ни говорили идеологи партии, с конца 1920-х годов Сталин начал созидать империю советского образца.

Не ушла в небытие и классическая формула «православие-самодержавие-народность». Вот только место православия занял марксизм-ленинизм, самодержавие было приравнено к сталинскому единоначалию, а народность так и осталась без изменения. И далеко не случайно известный русский философ Г.П. Федотов отмечал, что в 1930-е годы «политика и идеология Советов вступила в фазу острой национализации».

Так что противопоставление с Западом было в любом случае неизбежно. После войны оно стало еще острее, и те, кто сейчас преклонялся перед Западом, мог подписаться под словами Чаадаева, сказанными им много лет назад: «Одинокие в мире мы ничего не дали миру, ничему не научили его; мы не внесли ни одной идеи в массу идей человеческих...»

Ну а те, у кого и по сей день болела душа за Россию, могли с не меньшим основанием схватиться за Киреевского. «Англия и Германия, — говорил он еще в 1929 году, — находятся теперь на вершине европейского просвещения; ...их внутренняя жизнь уже окончила свое развитие, состарилась и получила ту односторонность зрелости, которая делает их образованность исключительно им одним приличным. Вслед им наступит черед России, которая овладеет всеми сторонами европейского просвещения и станет духовным вождем Европы».

Что ж, все правильно, два течения, два противоположных взгляда на одну и ту же страну. И если славянофилы высоко ценили самобытные особенности русской культуры и утверждали, что русская политическая и общественная жизнь развивалась и будет развиваться по своему собственному пути, а сама Россия призвана оздоровить Западную Европу, то западники были убеждены, что Россия сама ни на что не способна и должна учиться у Запада.

Вряд Сталину были близки славянофилы с их стараниями, направленными на разработку христианского миропонимания и чрезмерное идеализированное политическое прошлое России. Но еще дальше стоял он от западников, мало интересовавшихся религией и больше всего ценивших политическую свободу. Хотел ли Сталин видеть Россию «духовным вождем» Европы? Не только хотел, но уже и видел. Только не Россию, а Советский Союз. Ну а в качестве духовного наследия он мог предложить (и по мере сил предлагал) Европе свои собственные идеи.

Конечно, возврат Сталина к российской самодержавности имел несколько причин. И главной было приближение войны и необходимость поднятия патриотического духа в народе. Именно поэтому Сталин и преодолел тот левацко-нигилистический подход к отечественной истории, культуре, религии, традициям, который был характерен для 1920-х годов. Ощущая нарастание внешней угрозы и стремясь во что бы то ни стало спасти режим и власть, Сталин пошел в своих устремлениях дальше Ленина, писавшего в «Уроках Коммуны», что «в соединении противоречивых начал патриотизма и социализма была роковая ошибка французских социалистов».

И был трижды прав. Вторая мировая не была войной классов и носила национально-государственный характер, потому и стала для Советского Союза Отечественной. Изощренное политическое чутье не подвело вождя, и его ставка на патриотизм народа, который бил поляков, шведов, французов и тех же немцев, полностью оправдала себя. Хотя на самом деле вряд ли в этом тонком и святом деле играла такую уж большую роль официальная пропаганда. Потому и появились с благославления вождя такие фильмы, как «Петр Первый», «Чапаев» и «Суворов».