Опасный беглец. Пламя гнева, стр. 62
Он и в самом деле был не один: с Эдвардом всегда был «Абеллино» — книжка о знаменитом разбойнике. Он носил её на груди, под курткой. Эдвард любил книжки, как Питер, и любил море, как Ян.
Он хорошо учился и стал бы учёным лекарем или стихотворцем, если бы его не выгнали из школы.
Меестер Шнаппель, учитель, задал им в классе сочинение на тему: «О национальной добродетели и национальных героях».
«Национальные герои? Это, конечно, пираты, — решил Эдвард. — Разбоем и захватом на море промышляли все великие голландские мореплаватели. Если бы не пираты, разве Голландии достались бы такие большие и богатые острова в Тихом океане? Разбой на море — вот основа богатства Голландии!»
И Эдвард написал длинное сочинение «О пользе пиратов».
— Неслыханная дерзость! — сказал меестер Шнаппель, прочитав сочинение. — Такой образ мыслей допустить невозможно.
И Эдварда выгнали из школы.
Ему было тогда только двенадцать лет.
— А я думал, что он вслед за Питером метит в пасторы, — сказал отец, когда пришёл домой из плавания.
Несколько вечеров отец молчал. Наконец у матери кончилось терпение.
— Что мы будем делать с Эдвардом? Надо же пристроить его куда-нибудь, — сказала мать.
— Я хочу в море! — сказал Эдвард.
— Ты хочешь в море? — переспросил отец.
Он продул свою трубку и снова набил её табаком.
— Я ушёл в море первый раз в девяносто восьмом году, — сказал отец. — А у нас уже тысяча восемьсот тридцать второй. Тридцать четвёртый год я работаю в море и не наработал сотни гульденов себе на старость.
— А купец, который грузит сукно или кофе в трюм «Доротеи», выручает тысячу гульденов с каждого рейса, — сказала мать. — Пускай Эдвард пойдёт по торговой части.
Мать Эдварда, Ситске Деккер, была родом из Брабанта, из горных мест. Крестили её Франциской, но здесь, в Амстердаме, её все называли Ситске, — так амстердамцы произносили это имя. Ситске Деккер больше всего на свете боялась воды. У себя на родине она не привыкла к тому, чтобы домб глядели прямо на каналы, чтобы суда и лодки проплывали под самыми окнами, как в Амстердаме, чтобы лошади тянули за собой не повозки, а баржу с товаром.
Ситске не пустила бы мужа в море, если бы семья могла прожить без его заработка.
— Пускай Эдвард пойдёт по торговой части!…
Эдвард бегло писал, в полминуты мог умножить трёхзначное на четырёхзначное и быстро запоминал разные мудрёные слова.
У «Зимпель и Кроненкамп», в оптовой торговле, для Эдварда нашлось место. Жалованья ему для начала не положили никакого.
Зато хоть на суше!
Мать была довольна.
Глава девятая
РАБОТА НА СУШЕ
Как это было трудно — учиться торговать!
В первый день Эдвард долго искал вход в контору. Над тусклым окном висела вывеска: «Сукно, бархат, набивные ткани», но двери на улицу не было.
— Кого тебе, мальчик? — спросил у Эдварда рыжий извозчик во дворе.
— Зимпеля и Кроненкампа, — сказал Эдвард.
— Кроненкамп давно умер, — сказал извозчик.
— А Зимпель? — забеспокоился Эдвард.
— Зимпель жив, вот он, — и извозчик показал в самый далёкий угол заставленного телегами двора.
Эдвард спустился по ступенькам в грязный коридор.
— Кто там? — крикнул из-за двери простуженный голос.
На круглом стуле-вертушке сидел маленький красноглазый человек с редкими, точно объеденными бровями. Человек со скрипом завертелся на стуле.
— Это наш новый ученик?… У него что-то слишком рассеянный вид. Глоттерс!
— Да, хозяин!
Глоттерс сполз со своей конторки. Он был суетливый, в короткой курточке, в бархатных штанах, вытертых на заду.
— Глоттерс, позаботьтесь, пожалуйста, о том, чтобы у мальчишки было достаточно дела.
— Иди сюда! — Глоттерс потащил Эдварда к конторке. — Быстро писать умеешь?
— Умею, — сказал Эдвард.
— Почерк у тебя красивый?
— Красивый, — неуверенно сказал Эдвард.
— Садись, вот твоё место. О, он ещё мал, хозяин, конторка для него слишком высока!
— Ничего, можно положить книгу под ножки табурета, — недовольно сказал хозяин. — Мы все так начинали.
— Правильно! Подложим книгу. Вот так! Ещё одну! Прекрасно. Теперь ты достанешь до чернильницы.
Глоттерс кинул на конторку стопку писем.
— Вот, переписывай! Помни: в деловом письме почерк — это всё. Ни одной помарки. Понимаешь?
— Понимаю, — уныло сказал Эдвард.
Глоттерс отошёл к своему окну. Эдвард тихонько смотрел на красноглазого: что тот делает?… На стуле-вертушке сидеть, должно быть, гораздо веселее, чем на обыкновенном табурете, — можно вертеться. Но хозяин не вертелся. Он кидал костяшки на счётах. Белые и чёрные колечки летали по прутьям взад и вперёд, сбегаясь и разбегаясь с удивительной быстротой. Зимпель, почти не глядя, небрежно откинул всё обратно и записал получившуюся сумму.
Сумма была большая. Зимпель с досадой тряхнул счёты и начал считать снова. Сотни, тысячи, десятки тысяч. Вторая сумма получилась ещё большей. Зимпель наморщил редкие брови. Он записал и эту сумму и начал вычитать большую из меньшей.
«Только бы меня так не заставили! — с тревогой подумал Эдвард. — Вычитывать большее из меньшего даже меестер Шнаппель не умел».
К двум часам письма кончились. По улице бежали мальчишки из контор, мелкие служащие — домой на обед. «Меня тоже отпустят на целый час!» — с радостью подумал Эдвард. Но хозяин молчал. Молчал и Глоттерс.
— Уже два часа, менгер… — решился напомнить Эдвард.
Стул хозяина со скрипом завертелся.
— Глоттерс! — крикнул хозяин. — У вас мальчишка сидит без дела.
— Сейчас! — Глоттерс схватил Эдварда за руку и побежал с ним куда-то.
Они спустились, поднялись и снова спустились по внутренним лестницам. Наконец пришли в низкое темноватое помещение. Здесь пахло мышами и лежалым отсыревшим сукном.
Кипы материй громоздились на полках вдоль стен. Полоски, горошек, колечки, цветы… У Эдварда разбежались глаза.
— Снимешь с полок, обметёшь пыль, а потом опять сложишь в порядке, — сказал Глоттерс.
Он кинул Эдварду тряпку и ушёл.
Сбросить кипы на прилавок, обмести с полок пыль — это было нетрудно. Но как сложить их обратно? В каком порядке они прежде лежали, — Эдвард уже не мог вспомнить.
«Надо сложить по рисунку!» — решил Эдвард. Он начал подбирать полоски к полоскам, цветы к цветам, горошек к горошку. Он вспотел, поднимая и закидывая на полки тяжёлые кипы материи. Через полчаса всё было готово. А ещё через десять минут вошедший на склад Глоттерс ахнул, выкатил глаза и побежал за хозяином.
— Посмотрите, что он сделал! Вы только посмотрите, хозяин, что он сделал! — Глоттерс вертелся вокруг Зимпеля, вскидывая полами короткой куртки.
— Он смешал всё!… Бумажный бархат — с настоящим плюшем! Дешёвую набивную ткань — с брюссельским тканым шёлком. Тонкое полотно — с крестьянской пряжей! Посмотрите только, что мальчишка наделал в первый же день!
— Вижу! — сказал Зимпель.
Он жёстко взял Эдварда за локоть.
— Товар надо складывать не по рисунку, а по цене, — сказал Зимпель. — Положи сюда руку!
Он указал на прилавок. Эдвард положил руку на прилавок, ещё не понимая.
— Не рисунок важен, а цена! — повторил Зимпель и железным ободком счётов больно стукнул Эдварда по пальцам. — Там, где лежит миланский бархат, там не должна лежать дешёвая крестьянская пряжа! — он перевернул счёты другой стороной и ещё раз больно стукнул Эдварда по пальцам. — Запомни это, мальчик! И, чтобы запомнить это как следует, переложи всё сначала и выучи наизусть цены на все сорта!
— Понял? — спросил Глоттерс.
— Понял, — сказал Эдвард.
Так началось его обучение торговле.
С первого же дня Эдвард возненавидел Зимпеля.
«Драться с ним на пистолетах? — думал Эдвард. — Или устроить люк в конторе и спустить его под пол? Может быть, просто утопить Зимпеля в канале?»
Он подолгу сидел на складе у окна и придумывал казнь для Зимпеля.