Опасный беглец. Пламя гнева, стр. 45
Река билась о гранитную стену дворца где-то очень близко, над самыми их головами. Одно ответвление подземного хода уходило под реку, к форту Селимгур, другое поворачивало на север и вело к городской стене, к Кашмирским воротам. Ассан-Улла осторожно засветил огонь, и они с принцем внимательно осмотрели глубокий спуск, высеченные в твердом грунте ступеньки, подземные крепления сводов, потом потушили свет и вернулись в башню.
Ночь. Поздно взошедшая луна медленно клонится к горизонту. После полуночи прошел короткий дождь, женщины вынесли на крыши тазы, кувшины, чтобы собрать воду. Лунный свет дробится в серебряных боках кувшинов, в запястьях женщин. Измученные жарой, люди лежат вповалку, как трупы.
Ночь. Крыши освещены луной. Весь город можно пройти по крышам, как по огромным ступенькам, — уступами, от крыши к крыше.
Сутулый человек в высокой шапке тихо бредет под лунным светом. Еще двое идут за ним, неслышно ступая по гладким камням. Лела спит в тени, рука откинута в сторону.
Человек идет медленно, он ищет кого-то. Вот свет луны упал на откинутую девичью руку, и синие стеклянные браслеты блеснули под луной.
— Она! — Человек подходит. — Батма-Севани носила такие!… Да, это она, ее дочь!…
Он наклоняется, грязной ладонью зажимает Леле рот. Двое других берут ее на руки, торопливо уносят. Белый платок, соскользнув с плеч Лелы, остается лежать на крыше.
Глава тридцать седьмая
ФАКИРСКАЯ ПОЧТА
Весь, день было много раненых, к ночи стало еще больше. На Курнаульском шоссе шел бой за дом Рао — старое полуразрушенное здание, с вышки которого можно было вести наблюдение за большим участком шоссе. Сипаи, сделав вылазку, в полдень захватили дом Рао, но к вечеру британцы оттеснили их, с большими потерями для обеих сторон. Настала ночь, а добровольцы-санитары всё еще несли и несли раненых. Макферней перевязывал раны, останавливал кровотечение, давал укрепляющее питье. Вторые сутки без сна, — он едва держался на ногах. К концу ночи санитар-индус посмотрел ему в глаза.
— Иди отдохни, хаким! — сказал санитар. — Что мы будем делать, если и ты заболеешь?
— Ты прав, пожалуй, — сказал шотландец. Он кликнул Сама и вышел в сад.
Ночь была душной. В густой тени платановых деревьев белели огромные, распластавшиеся по земле сладко пахнущие цветы. Ползучий хмель перекинулся от деревьев к каменной ограде, заплел всю ограду, вился по земле. Макферней хотел пройти дальше, и остановился. Эти разваленные камни садовой ограды и земляные ступеньки рядом, ведущие куда-то вниз, в темноту, были ему знакомы. Здесь ютились фокусники, факиры с шахского двора, нищие. Но всегда здесь было тихо, только дымный смрад изредка поднимался над земляной крышей. А сейчас он слышал голоса.
Нет, не голоса, а голос!… Каким-то особенным напевом один человек на разные тона повторял слова, всё одни и те же:
— Чунда-Наг! — твердил голос с каким-то странным напряжением, настойчиво, грозно, точно призывая кого-то. — Чунда-Варуна-Наг!…
Слова были шотландцу знакомы. С внезапно забившимся сердцем он стал спускаться по земляным ступенькам.
Смрадом и сыростью пахнуло ему в лицо. Макферней вошел внутрь. Слабый лунный свет косой полосой падал из прореза в крыше. Худой, обросший грязным волосом старик сидел спиной к входу, на земляном полу.
— Великий Брама родил орла! — бормотал старик. — Великий орел родил обезьяну…
В глубине землянки Макферней услышал стон и затрудненное человеческое дыхание. Сам взвизгнул и бросился туда.
— Что такое? Кто там? — спросил Макферней. Он шагнул вперед.
— Сакра-Ануман! — грозно сказал старик, вставая навстречу. — Змей сильнее обезьяны!
Старик загораживал ему путь.
— Чунда-Варуна-Наг!… Орел сильнее змея!… — ответил Макферней.
Старик замолчал, оторопев. Чужеземец знает тайну его заклинаний?
— Сакра-Варуна-Дар! — неумолимо продолжал Макферней. — Человек сильнее орла!
«Великий Брама! — старик затрясся. — Хаким знает больше, чем он сам?… Значит, хаким сильнее?…» — Он отполз к стене.
— Батта-Бхаратта-Лелл! — наступал на него Макферней.
Старик не шевелился. Да, хаким знает больше. Он с трепетом глядел на шотландца.
Макферней прошел в глубину землянки и увидел Лелу.
Она лежала на полу. Чья-то грязная чалма, натянутая на глаза, прикрывала ей половину лица.
— Отпусти меня, проклятый старик! — сказала Лела, не видя, кто стоит над нею.
Макферней развязал чалму, освободил руки Лелы, прикрученные к бамбуковому стояку. Она приподнялась и, сдерживая стон, начала растирать затекшие кисти рук.
— Это ты, Макферней-саиб!… — сказала Лела. — Какое счастье, что ты пришел!…
Она показала Макфернею тонкий джутовый шнур, валявшийся на полу.
— Он хотел меня задушить, — сказала Лела. — Он прикрутил мне руки и завязал глаза. Он стал читать надо мной свои заклинания и читал до тех пор, пока у меня не закружилась голова. Еще немного, и он бы осилил меня… Какое счастье, что ты пришел, Макферней-саиб!
Сам вдруг заволновался и бросился к порогу. Макферней оглянулся. Никого не было в землянке, — старик ушел.
Сам заметался у выхода и выскочил было за порог, но тотчас вернулся и тихо заскулил, глядя в глаза хозяину, точно приглашая его идти за собой.
— Ищи! — сказал ему Макферней.
Он и Лела пошли вслед за собакой.
Сам вел их к пролому в ограде, на двор шаха, мимо дворцовых пристроек, к задней стене дворца, выходящей на реку.
Здесь, у самой стены, пес остановился и жалобно взвизгнул.
— Потерял след! — сказал Макферней.
Нет! Тихонько рыча, пес скреб лапами у самой стены.
Большая квадратная плита слабо белела в ночной темноте.
Лела с шотландцем подошли ближе. Они увидели укрепленную слегка наискось к поверхности земли каменную дверцу, подбитую по краям мелкими камешками и дерном. Прошедший накануне дождь размыл дерн и обнажил края плиты. Это походило на вход в потайной склеп. Сам упорно скреб камень лапами, точно пытался приподнять тяжелую дверцу.
— Старик ушел вниз! — сказала Лела.
— Да, — сказал Макферней. — Ход к Селимгуру и второй ход на север, к бастионам. Я немного знаю устройство этого дворца.
— Что же теперь делать? — сказала Лела.
— Сам знаменитый шах Джежан чертил план Селимгурского форта, северных укреплений и подземных ходов. В те времена и под индусским храмом был подземный ход, но его давно завалило…
Лела не слушала шотландца.
— Надо догнать! — сказала Лела.
Она наклонилась и взялась за железное кольцо.
— Нет, нет, — сказал Макферней, — это невозможно! Надо знать направление, подземные переходы, провалы, повороты внизу, в кромешной тьме… Ты не пройдешь и двухсот шагов, а старик уже будет далеко.
— Старика нельзя отпустить! — чуть не плача сказала Лела. — Бог знает, что он уносит с собой.
— Беги поверху! Подземный ход ведет к бастиону. Ты прибежишь к отцу раньше, чем старик пройдет тот же путь под землей.
— О, как ты хорошо придумал, Макферней-саиб! — Лела уже бежала к воротам.
Санитар вышел на террасу искать хакима.
— Я здесь! — сказал Макферней.
Он вернулся к своим раненым.
Весь город можно пробежать поверху, по крышам. Пока старик ползет, как крот, под землей, она уже будет у бастиона. Узкий переулок позади дворцовой стены, потом площадь Большой Мечети, а там — по крышам, короткой дорогой, наперерез к северной стене. Лела летела, как птица, перепрыгивая через невысокие каменные ограды крыш, переступая через тела спящих. Луна уже зашла, но Лела угадывала дорогу и в полутьме. Огромный купол и минареты Большой Мечети остались позади, она бежала уже по домам Индусского квартала. Перепрыгивая с крыши на крышу, она спустилась на узкую немощеную улицу. Христианская церковь, казармы, переулок Трубачей, — вот она уже возле городской стены. В темноте перекликаются ночные дозоры.