Открытое окно, стр. 49
Он вынул из письменного стола и отдал нам коллекцию марок «За лот», похищенную из виллы.
Мы с НД дали расписку в получении марок. Стоимость коллекции «За лот» была слишком значительной, чтобы на документе стояла только одна подпись.
Лишь теперь я заметил на стене картину… «Дилижанс»! Это была копия картины из почтового музея во Вроцлаве. Очевидно, Мингель всучил фальшивку ксендзу.
Наконец мы уселись в машину НД.
Так закончилась операция в Дзвонах.
В нагромождении событий казалось, что от неудачного ужина в «Бристоле», бегства Мингеля и Трал та, радиопередачи из «зима», наконец, ошибочного полета в Прагу нас отделяют многие недели.
А между тем за последние трое суток мы разыскали украденные марки, нашли письмо, которое Мингель и Трахт послали Алю (я еще не знал, кто и почему выслал мне из США телеграмму), и, наконец, предотвратили убийство в Дзвонах. При этом была найдена единственная в своем роде коллекция марок «За лот»…
Возвращаясь по пустому, тянувшемуся в бесконечность шоссе, мы с НД молчали… Было около часа ночи. Сверкали звезды, сияла луна, трещали сверчки, с полей доносился запах люпина и клевера.
Единственное, что я ощущал в эту июньскую ночь, – это безмерную усталость. Страшно хотелось спать!
Словно в доказательство того, что полученных впечатлений было еще недостаточно, перед рассветом в квартире на Горносленской случилась еще одна, сверхпрограммная, история.
Чтобы не разбудить маму, я еще на лестнице снял ботинки и тихонько, на цыпочках, воровским шагом проскользнул в свою комнату. Я уже раздевался, когда из маминой комнаты на всю квартиру раздался вопль:
– Бандиты! На помощь! – кричала мама.
Когда я с пижамой в руках вбежал в ее комнату, мама открыла глаза.
– А-а-а, это ты? Вернулся? – спросила она. – Иди спать… Мне только что приснилось, что влезли бандиты с ножами и хотели отнять у меня мой зеленый альбом.
В этом альбоме мама хранила своп марки-классики!
Через минуту, повернувшись, она сладко улыбнулась во сне, словно в ее зеленом альбоме появился блок первой «Гвианы».
Я и в самом деле не знал, смеяться мне или проклинать демона филателии, который не давал мне покоя даже в собственном доме.
Глава 21
– Превосходно! – сказал мой шеф, выслушав утром доклад о проведенной в Дзвонах операции. – Превосходно! Это настоящий успех. Такое случается раз в четверть века! Тем более что речь идет о марках!.. Я только что обсудил все с НД. Приглашаю специалистов и оценщиков. И сегодня в полдень устроим выставку. Смотри! – Он указал рукой на стену.
Утреннее солнце отражалось в стеклах плоских выставочных витрин, а Кристина вела по телефону разговоры с секретарем заместителя министра.
Из-за неплотно прикрытой двери мне было слышно, как она с жаром убеждала свою собеседницу в том, что начальник всех начальников определенно будет доволен и получит незабываемое впечатление. Круглое румяное лицо полковника сияло несказанной радостью.
– Ты будешь главным лицом на выставке, Глеб! – говорил он. – И заместитель министра, мой давний друг, не преминет мне, тебе, а также группе НД выразить благодарность…
Но пока что предсказанные полковником «выражения благодарности» были мне безразличны, как прошлогодний снег.
С утра Ковальский и Емёла допрашивали спевшуюся троицу. Я хотел пока остаться в тени. Согласно указаниям, данным мною, они не должны были упоминать об убийствах и краже в Западном районе. Я должен был приступить к допросу около полудня и тогда, уже располагая всей полнотой сведений, припереть мерзавцев к стенке. Не подлежало сомнению, что они будут петлять и сваливать вину друг на друга.
Выставка срывала мои планы.
Шум, который поднимал вокруг марок мой драгоценный шеф, по-моему, был излишним. Я попытался уклониться от участия в выставке.
– О твоих возражениях, Глеб, не желаю и слышать, – беспечно заявил полковник. – Выставка будет проведена торжественно. А ты придашь ей блеск, поскольку результатами мы обязаны главным образом тебе…
– Не было бы никаких результатов, если бы не телеграмма из Нью-Йорка! – заметил я.
Мое замечание полковник оставил без ответа.
– После всего этого я могу взять тебя с собой на рыбалку, для отдыха. Конечно, я не настаиваю, но если ты захочешь… – добавил он благосклонно.
В моем кабинете на столе лежали архивные документы, касающиеся двух главных фигур: Мингеля и Трахта. Документы поступили утром из управления милиции Кракова, где оба преступника промышляли до переезда в Варшаву. Я сказал об этом полковнику.
– Как думаешь, до открытия выставки тебе удастся установить, кто из них сделал укол и кто убил вдову?
– Не знаю, – ответил я. – Возможно, да, а возможно, и нет. Бывает ведь, что корни преступления уходят в далекое прошлое!
– Разумеется, точное описание обстоятельств, при которых были совершены оба убийства, не только не помешает нам, но и будет сверхпрограммным номером выставки. Итак, за дело! Освобождаю тебя от участия в подготовке выставки. Я попрошу, чтобы марки в планшеты уложил майор Ковальский…
Вернувшись в кабинет, я занялся изучением присланных документов.
Справки и отчеты из Кракова были… довольно забавны. В кратком жизнеописании первого – Посла-Мингеля – отмечалось, что он зарекомендовал себя как аферист и мошенник, умело выманивающий деньги. Его подозревали в том, что он занимается спекуляцией валютой на черном рынке. Правда, собрать достаточное количество улик не удалось, к тому же занятия этого рода он прекратил год тому назад.
«В настоящее время, – отмечала милиция Кракова, – Мишель охотится за женщинами намного старше среднего возраста. Несколько поступивших в милицию жалоб было отозвано обратно, так как часть добытых обманом денег он возвратил, а остальное покрывает векселями. Прошел слух, что в Мюнхене у него невеста и он переводит деньги в ФРГ. Произведенный в квартире обыск результатов не дал. В среде знакомых Мингеля считают человеком, страдающим размягчением мозга, в пользу этого свидетельствует установленный факт, что наряду с прочими занятиями он стал собирать марки. В настоящее время проживает: отель „Бристоль“, Варшава…»
«Страдает размягчением мозга…»
Люди, сделавшие это замечание, не имели ни малейшего понятия о филателии!
Затем я перешел к материалам о Трахте… Трахт, как явствовало из этих записей, был человеком достаточно известным. Выехал из Кракова несколькими месяцами раньше Мингеля. Установлено, что он проживает под Варшавой и занимается «якобы торговлей марками».
Возвращаясь к начальной фазе происшествий в Западном районе, за необходимое условно следовало принять, что преступник имеет квалификацию санитара или врача. Ведь первое убийство было совершено путем инъекции.
Аль не сумел бы этого сделать. Любое сложное действие было недоступно его примитивной натуре.
Трахт никогда не выступал в качестве доктора медицины. Вдова, у которой он жил под Варшавой, считала его доктором философии. Что касается Мингеля, то его докторский титул был случаен.
В краковских материалах я не нашел ничего, что дало бы мне ответ на основные вопросы: кто, как и с чьей помощью?
Поэтому я должен был до начала допроса на что-то опереться.
Это что-то могло содержаться в магнитофонных записях, сделанных на допросах бандитской шайки.
– Только что закончили. Скоро буду у тебя, – ответил на мой вопрос по телефону Емёла.
– Дай Ковальского…
– Не могу. Старик устраивает эту дурацкую выставку, вызвал его к себе, велел взять с собой каталог, пинцет и лупу. Впрочем, Ковальский доволен, так как Посол надоел ему до тошноты: все время ноет, что простудился, просится в больницу…
В ожидании я заточил карандаш, чтобы записать наиболее интересные места показаний.