Просто вдвоем, стр. 39

Вторя ее слабой улыбке, я тоже улыбнулся:

– А я был у своего деда один, так что ему просто не приходилось выбирать.

– Наверняка он выбрал бы тебя даже из десятка внуков, – ответила Мелоди.

В груди екнуло.

– Почему ты так решила?

Мы сидели в темноте на расстоянии фута друг от друга. Все во мне стремилось к физической близости с ней, а теперь она поразила меня в самое сердце.

– Ну… ты умный, упорный, и тебе не наплевать на других людей.

Я потрясенно приоткрыл рот.

– Ты правда думаешь, что я умный?

Она кивнула, не отрывая лица от колена:

– Я знаю. Только ты прячешь свой ум. Это из-за таких, как Бойс, да?

Я пожал плечами. Одна моя нога была согнута, другая вытянута и доходила до середины площадки. Форт был построен для шестилеток.

– Нет, Бойс ничего не имеет против моих мозгов, – сказал я, а про себя прибавил: «Но достает меня из-за того, что я запал на девушку, которая мне не пара». – Я просто не вижу смысла учиться, получать хорошие оценки и все такое. Мой дед бросил школу, когда был на два года младше меня, а отец получил докторскую степень по экономике. И что это изменило? Под конец дедовой жизни они работали на одной лодке.

Мелоди удивленно моргнула:

– Твой папа – доктор наук? Тогда почему же он… То есть я хотела сказать… Почему он не займется чем-нибудь более…

Сжав губы, я повернулся к ней и стал наблюдать, как она силилась переварить то, о чем я больше никому не говорил. Даже Бойсу.

– Более престижным? Приносящим больше денег?

Мелоди дернула плечами: ей было неловко за свой бестактный вопрос и в то же время хотелось услышать ответ.

– У него была престижная работа. Потом моя мама… умерла. – Я уставился в небо. – И мы переехали сюда. Получилось, что все, чему он научился, и все, чем занимался, было бездарной тратой времени.

– А сам ты не хочешь поступить в колледж?

– Не знаю. Вернее, не представляю, как буду платить за учебу, даже если поступлю.

Лицо у меня горело – хорошо, что было темно. Ведь рядом со мной, черт возьми, сидела Мелоди Доувер, а в ее кругу отсутствие денег считалось слабостью. Я хотел казаться ей каким угодно, только не слабым.

– Может, ты получишь стипендию?

Я не стал говорить, что давно и окончательно на это забил. Мой средний балл не мог впечатлить приемную комиссию университета. Меня вряд ли бы взяли даже за деньги, не говоря уж о стипендии.

Я запустил пятерню в волосы, чтобы откинуть их со лба. Мелоди протянула руку и провела пальцем по татуировке на моем запястье. Я медленно опустил ладонь на пол.

– Красиво, – сказала Мелоди, ведя рукой дальше, по языку пламени, лизавшему трицепс и исчезавшему под футболкой. – И это тоже.

– Спасибо. – Голосовые связки подвели меня, и я произнес это шепотом.

Мы встретились взглядами. Наши лица освещали только звезды и луна.

– Тебе спасибо, Лэндон, за эсэмэску, – ответила Мелоди, снова положив руку себе на колено. – И за то, что пришел. После этого паршивого дня мне не хотелось быть одной. А у Перл после десяти комендантский час. Кларк мне не ответил: наверное, спит.

Я-то знал, что у Кларка Ричардса была назначена сделка с Томпсонами, после которой он наверняка обдолбался на другом конце города.

– Не за что.

Лукас

Она сказала: «Поцелуй».

Я бросил свой блокнот на пол и прижал Жаклин к матрасу – бережно, но без малейших колебаний. Мои пальцы пробежались по голубоватым венам на ее запястьях, и я уловил учащенное биение крови. Я провел пальцем по этим бледным жилкам до локтя. Кожа казалась слишком тонкой и мягкой, чтобы быть настоящей.

– Какая ты красивая! – прозвучало в моей голове.

Или я даже сказал это вслух. Не знаю. Я наклонился к губам Жаклин: еще никого я не целовал с такой осторожностью. Я очень боялся напугать ее. Боялся, что она передумает и никогда больше не подпустит меня к себе. Боялся, что она приравняет меня к тому уроду, который унизил ее, хотя и не осуществил задуманного.

Я отогнал воспоминание о нем, как будто столкнул его со скалы: «Он больше не встанет между нами. Я прослежу».

Я тронул языком уголок ее рта. Это был молчаливый вопрос, и, если бы Жаклин ответила «нет», я бы отстранился, как обещал. Но она разомкнула губы, и мои жилы вспыхнули, превратившись в тонкие огненные ленты, переплетающиеся под татуированной кожей. Мы соприкоснулись языками: я получил то, на что не надеялся, и от этого болезненное желание получить еще больше только усилилось. Она вздохнула, и я ощутил дрожь, пробежавшую по ее телу.

Положив одну руку на перекрещенные запястья, а вторую на талию, я словно попытался удержать ее, чтобы эта секунда длилась вечно. Весь смысл жизни сосредоточился в ней. У нее пресеклось дыхание, когда я прихватил ртом ее пухлую и нестерпимо сладкую губу. От следующего, более настойчивого поцелуя Жаклин стиснула кулаки. Я тут же отпустил ее, боясь, что сила моего влечения испугала ее, и молясь, чтобы это было не так. Она открыла глаза: в них я увидел удивление, но не страх.

Тогда я усадил Жаклин к себе на колени, обвив ее руки вокруг своей шеи. Как только она запустила мне в волосы тонкие пальцы, я понял, что готов для нее на все, о чем бы ни попросила.

Ее голова легла мне на ладонь, когда я приподнял ей подбородок, чтобы поцеловать ту самую веснушку, которую заметил чуть раньше. Мои губы стали медленно двигаться ниже. Все мое тело бдительно ожидало какого-нибудь сигнала о том, что я зашел слишком далеко. Грудь Жаклин вздымалась и опадала. Ее мягкое дыхание смешивалось с моим и разносилось, отдаляя музыку, звучавшую из ноутбука. Я знал эти песни, но мне было не до них.

Свободной рукой я нырнул под мягкий шерстяной джемпер. Тот задрался от жадных движений моих пальцев по шелку лифчика и ребрам. Когда я провел языком по обнаженной коже прямо над чашечкой, Жаклин выдохнула и сдула мои волосы со лба.

Застежка была спереди. Чтобы раскрыть ее, хватило бы нажатия большим и указательным пальцем, но разум победил: это было бы чересчур. Совесть подсказывала мне из дальней дали, что я обманываю себя, разыгрывая благородство. Весь нынешний вечер был лишним, и я это, черт возьми, понимал.

«Пора уходить», – подумал я.

И тут она рассмеялась. Вернее, даже не рассмеялась, а сдавленно усмехнулась, и этот смешок разлетелся по комнате в самый неподобающий момент.

– Щекотно? – спросил я, не находя другой причины для смеха.

Жаклин с силой прикусила нижнюю губу, на которую у меня были совсем другие виды. Мне не хотелось, чтобы она повредила себя в месте, которым я собирался наслаждаться в ближайший час, и мы бы уже не слились в поцелуе. Жаклин покачала головой, и я, не отрывая взгляда от ее сочных губ, спросил:

– Точно? Просто если ты не боишься щекотки, значит моя техника соблазнения кажется тебе… забавной. – Она опять засмеялась, запоздало прикрывшись рукой. Я не собирался позволять ей прятать от меня рот. Чтобы вывести ее из этого странного состояния, я предложил: – Может, мне все-таки пощекотать тебя напоследок?

Ее глаза расширились.

– Ой, пожалуйста, не надо! – встрепенулась она, как будто всерьез решив, что я могу это сделать.

Моим пальцам хотелось совсем других прикосновений к телу Жаклин. Будь я проклят, если опять ее рассмешу, как бы ни был приятен моему уху этот смех.

Я отвел ее руку от губ и положил себе на сердце, а ртом прижался к ее рту. Я сделал это прежде, чем она всполошилась, а сам я – усомнился. Услышав ее тихий стон, я чуть не потерял голову.

Джемпер я вернул на место, но видеть тело не обязательно, достаточно было его чувствовать. Мое воображение легко дорисовало то, что закрывала ткань. Моя ладонь медленно (два дюйма вверх, один вниз) поднялась по животу и наконец легла на идеально округлую грудь. Жаклин сделала судорожный вдох, когда мой большой палец задел сосок, и через тонкую ткань я сразу же ощутил, как он затвердел. Я нежно ущипнул его, наслаждаясь отзывчивостью ее тела, и положил ладонь на вторую грудь.