Пламенное сердце, стр. 43

– Может, я и пожалею, но ладно. Принципы у нас иногда расходятся, но я не буду возражать. Когда мы этим займемся?

– Наверное, после твоей работы. Ты ведь сейчас будешь занят, да? – Мне не хотелось откладывать эксперимент, но придется набраться терпения.

– Не, я только собираюсь получить зарплату.

А мне везет!

– А ты можешь потом проведать миз Тервиллингер? Я напишу тебе ее адрес. А она уладит вопрос с задержкой после отбоя.

– Так ты все делаешь с согласия миз Т?

– Да. Можешь встретиться с ее бойфрендом. У него повязка на глазу.

Трей улыбнулся.

– Чего же ты сразу не сказала? Классно!

Я дала Трею адрес миз Тервиллингер и направилась к машине. Выехав на дорогу, я позвонила Адриану.

– Как ваша встреча со стариком? – спросил он.

– Неважно, – ответила я. – Я направляюсь к миз Тервиллингер, и мне нужно, чтобы ты туда подъехал.

– Конечно, – без малейших колебаний вымолвил Адриан. – А кстати, зачем?

– Я нашла подопытного кролика.

Глава тринадцатая

Адриан

По лицу Джеки я понял, что она не шутит.

– Привет, – поздоровалась она, распахивая дверь и жестом приглашая меня вовнутрь. – Надеюсь, хоть ты в курсе того, что стряслось.

– Немного, – сказал я, хотя и преувеличивал. Сидни сообщила по телефону, что намерена испытать свои чернила, но мне трудно было представить, что могло толкнуть ее на подобную крайность. По моим последним сведениям, она намеревалась дожидаться Маркуса, чтобы он поискал подопытного кролика. Но оказалось, что она готова нанести татуировку в домашних условиях – а значит, случилось нечто весьма серьезное.

Хотя Джеки и приобрела современный дом после того, как ее коттедж сгорел, обстановка была практически неотличима от прежней. Я обошел груду книг по целительству камнями и наклонился погладить пушистую белую кошечку, которая потерлась об мою ногу в знак приветствия. Пару секунд спустя из коридора вышла Сидни, заламывая руки. Увидев меня, она кинулась мне в объятия. Джеки вежливо отвела взгляд и притворилась, что поправляет подсвечник. Мы никогда не говорили ей напрямую о наших взаимоотношениях, но рядом с ней мы расслаблялись, и я узнал о Джеки Тервиллингер две вещи. Во-первых, она не дура. Во-вторых, она никого не берется судить.

– Что случилось? – спросил я у Сидни. – Это из-за отца?

Ничего другого не заставило бы ее передумать так резко.

Сидни кивнула.

– Да. Из-за него. И из-за Кита.

– Из-за Кита? Он был на встрече?

– Не совсем. Отец ему позвонил. Видеозвонок. – Сидни отстранилась и принялась расхаживать по комнате. – Это ужасно! То, что они с ним сделали. Он – не человек. Он – робот какой-то! Никаких чувств. Никаких собственных мыслей. Они это сделали во время перевоспитания – и дело не только в обучении или в советах. Они использовали чернила, о которых говорил Маркус – с более сильным принуждением, усиливающим преданность. Отец сказал, что это не всегда срабатывает, но на Ките это сработало.

Сидни запиналась и говорила сбивчиво, а она не из тех людей, кому свойственно говорить бессвязно. Взгляд у нее был затравленный, и мне захотелось прижать Сидни к себе. Я с трудом сдержался. Хоть Джеки и относится к нашим отношениям спокойно, не стоит их афишировать.

– И что же еще? – спросил я. – Они пригрозили сделать это с тобой?

Что-то внутри мне подсказывало, если бы алхимики пожелали сделать свое дело, Сидни сейчас здесь не стояла бы.

Она покачала головой.

– Нет, на самом деле отец несколько раз повторил, какая я потрясающая – ну, в его манере. Таких слов он не говорил. Меня подставила Зоя. Устроила скандал из-за того, что я в хороших отношениях с другими и что провожу много времени вот с ней. – Она кивнула в сторону Джеки. Та приподняла бровь.

– Я и не знала, что ты делишься нашими делами со своим окружением.

Сидни хрипло рассмеялась.

– Чем, магией? Конечно, нет. Но этого и не потребовалось. Мне устроили выволочку за то, что я чересчур увлекаюсь учебой, потому что могу отвлечься от дела алхимиков.

Я не поверил собственным ушам.

– Они отправили тебя на перевоспитание за это?

– Нет. Но все это крошки, как сказал бы Маркус. Это привлекло повышенное внимание ко мне, а если они узнают, чем я занимаюсь… они могут попытаться повторно нанести мне татуировку. А я не могу этого допустить. Я не дам им этого сделать. Я не стану такой, как Кит.

От гнева в ее карих глазах появились золотистые искры, но, несмотря на ярость и страстность, я видел, как ей страшно. Мне нестерпимо захотелось взглянуть на ауру Сидни, но я подавил желание – и ради принципа, и… я не был уверен, что смогу ее увидеть.

Прошло уже две недели с того момента, как я воспользовался рецептом Эйнштейна. В первую неделю я не замечал никаких перемен – за исключением сна. Я действительно стал спать, больше не таращился часами в потолок, пытаясь задремать. Я кидался на постель, лежал минут пятнадцать и постепенно отключался. Но это не походило на действие снотворного. По большей части это походило на то, что беличье колесо у меня в голове перестало срываться с резьбы. Мои мысли просто успокаивались к ночи, позволяя мне чувствовать себя так, как нормальные люди чувствуют себя всегда.

В последнюю неделю я заметил более серьезные изменения. Я стал более терпеливым. Я лучше обдумывал происходящее. Не сказать, что я сделался уравновешенным, полностью контролирующим себя человеком. У меня до сих пор сохранялась куча всего, что Сидни, наверное, назвала бы «Ивашковские моменты». Прослушивание на ночь пинкфлойдовской «Темной стороны луны» навевало на меня уныние и погружало в размышления о смысле жизни, и в результате я покупал черные краски, чтобы выразить свои метафизические мысли. А когда я сдал треклятый автопортрет, то сказал преподавательнице, что если она захочет держать его в своем будуаре, я пойму. Ответ был отрицательным.

Это было самой дурацкой моей выходкой за последние две недели, но по сравнению с прошлым, все было очень неплохо. И, что еще более важно, у меня не возникало ощущения, что я не контролирую ситуацию. Изнуряющая тьма не накрывала меня. И тетя Татьяна помалкивала.

Я считал, что сорвал джекпот, пока через день после реплики насчет будуара не увидел преподавательницу в кампусе и не решил проверить, будут ли у меня неприятности из-за этого ляпа. Я обратился к духу, чтобы тайком взглянуть на ее ауру, – и ничего не получилось, будто пытаешься завести мотор машины в лютый мороз. В конце концов, с третьей попытки магия заработала, и ее аура вспыхнула перед моим взглядом.

Это было четыре дня назад, и я с перепугу не решался больше использовать дух. Я не был уверен, что смогу справиться с полученным результатом. Может, у меня тогда был неудачный день? Может, дух по-прежнему функционирует нормально? Или он угасает, или вовсе исчез? Я не знал, как мне отнестись к этому. Радоваться? Или горевать?

Паника грозила захлестнуть меня, и мне потребовалось время, чтобы изгнать навязчивые мысли и сохранить спокойствие. Сейчас вопрос не в духе, главное – Сидни. Я должен быть рядом с ней.

Дело в том, что я не рассказал ей про мое лекарство. Я даже про Эйнштейна ей не сообщил. Отчасти мне хотелось, чтобы Сидни узнала, что я исключительно стараюсь ради нее, – но с другой стороны, я слишком нервничал из-за конечных результатов приема лекарства. Я опасался, что зря обнадежу ее, а потом разочарую. И еще я боялся, что таблетки будут действовать, а я откажусь от них, потому что не совладаю с переменами. Я решил держать Сидни в неведении. По крайней мере, пока. Мне самому надо разобраться, что происходит. Пусть она думает, что я ничего не делаю, – тогда и провал не станет для меня катастрофой.

– Что от меня требуется? – спросил я.

– От нас, – поправила Джеки.

Я невольно улыбнулся. Мне не трудно играть на публику, делая вид, что все прекрасно. А вот подлинные любовь и уважение я испытывал куда реже, но Джеки преодолела оба барьера. В значительной мере потому, что она заботилась о Сидни и готова была сделать для нее все, что угодно. Вот за что я ценил Джеки. А еще за то, что ей достаточно было узнать лишь половину правды, чтобы захотеть помочь. Это являлось дополнительным бонусом. Спасибо сверхъестественному. Джеки прекрасно умела реагировать на новые, необъяснимые сложности.