Праздничный пикник (сборник), стр. 35

– Да. Она умерла. Из-за этого-то у нас и заваруха. А в прошлую среду ты приходил к нам в редакцию и разглядывал фотографии ее и супруга. Ты тут замешан? Или Ниро Вульф? Признавайся.

– Пока я просто проявляю любопытство, так что этот звонок не для печати. Как только мы займемся этим делом – если мы им вообще займемся, – я про тебя не забуду. Где и когда она умерла и что послужило причиной смерти?

– На тротуаре, на Пятьдесят четвертой улице, между Мэдисон-авеню и Пятой авеню, примерно час назад. Причину я пока не знаю. Тело увезли в морг, и на вскрытие приехал сам комиссар полиции, не говоря уж о прочих. Так ты расколешься или нет?

– Я же сказал, что просто любопытствую. У меня свербит в одном месте. Но ты можешь звонить мне каждый час и спрашивать.

Лон пригрозил, что, конечно, так и сделает, поскольку больше ему все равно заняться нечем, и положил трубку. Я повернулся к Вульфу и сообщил свежие новости. Стоило мне закончить, как Мурлыка вскочил с кресла и остановился посреди кабинета, поочередно стреляя маленькими глазками то в меня, то в Вульфа.

– Отдайте мои деньги! – Голос его почти сорвался на визг. – Они мне нужны, ясно? – Его сотрясала мелкая дрожь. – Какого черта?

Я поднялся, шагнул к нему и дружески потрепал по плечу.

– Успокойся, Мурлыка, – сказал я и повернулся к Вульфу: – Я познакомился с этим джентльменом пару лет назад в связи с одним из наших дел и оказал ему небольшую услугу, однако, что я собой представляю, он толком не знает. А уж тем более – вы. Он подозревает, что мы его подставили и хотим сделать козлом отпущения. Неудивительно, что бедняга до смерти перетрусил. Возможно, он излишне пуглив, но это стреляный воробей, который прекрасно понимает: никто не станет беспокоить комиссара полиции по пустякам в пасхальное воскресенье. Мы это тоже понимаем. Ставлю десять против одного, что миссис Байноу убили. А раз так, они найдут Мурлыку, а через Мурлыку – меня и, следовательно, вас.

Вульф свирепо воззрился на меня.

– Проклятье! – буркнул он.

– Совершенно верно, – согласился я. – Так что сами видите, у вас с Мурлыкой возникли кое-какие осложнения, не говоря уж обо мне. Вы его наняли с моей помощью, чтобы совершить мелкую кражу. Для газет эта история – сущий клад. Кражу-то Мурлыка совершил, но в довершение всех бед теперь свято убежден, что мы заманили его в ловушку и чуть ли не хотим повесить на него убийство. Он настолько запаниковал, что не в состоянии прислушиваться к голосу разума. Но вы можете предъявить что-нибудь повесомее, чем голос разума.

– А не мог он сам воспользоваться случаем, чтобы свести с ней счеты? Когда подскочил к ней в первый раз?

– Нет. Это исключено. Я все видел собственными глазами. И с какой стати? Нет, выбросьте это из головы. К тому же я его знаю. Это не его стиль.

– Кто он? Как его зовут?

– Зовите его Мурлыка. Ему так больше нравится.

– Отдайте мои деньги! – прохныкал Мурлыка. – Мне больше ничего не нужно.

Вульф изучающе посмотрел на него, вдохнул и медленно выдохнул.

– Вы должны понять, сэр, – изрек он, – что все это может оказаться бурей в стакане воды. Вполне возможно, что миссис Байноу умерла естественной смертью.

– Отдайте мои деньги, – уныло повторил Мурлыка.

– Непременно. Но ведь миссис Байноу могли и убить, а в этом случае полиция проведет самое тщательное расследование. Вскоре нас известят. И если окажется, что ее убили, то я влип. Даже при лучшем раскладе я не хотел бы прочитать в газетах, что Ниро Вульф нанял человека для того, чтобы тот украл цветок. А тут он сорвал цветок с груди умирающей женщины. Вы хотите получить свои деньги. Если я отдам их вам и вы уйдете отсюда, что случится? Либо вы потратите их на то, чтобы скрыться от полиции, – малопривлекательная перспектива для вас. Либо сразу добровольно явитесь в полицию и выложите им все как на духу – малопривлекательная перспектива для меня. – Вульф снова вздохнул и продолжил: – Поэтому я не собираюсь отдавать вам деньги… Подождите! Выслушайте меня. Я не отдам вам деньги сейчас. На третьем этаже этого дома есть удобная и просторная комната, а моему повару нет равных во всем Нью-Йорке или даже во всей Америке. Если вы поселитесь в этой комнате, не будете ни с кем общаться и не покинете моего дома до тех пор, пока я не позволю, я уплачу вам не только сто долларов, но еще и по десять долларов за каждый день, что вы здесь проведете.

В течение следующей минуты Мурлыка трижды раскрывал рот, чтобы что-то сказать, но всякий раз его захлопывал. Нагрузка крохотному мозгу выпала непосильная. Когда наконец он в последний раз разлепил уста и заговорил, то обратился не к Вульфу, а ко мне.

– Что это за тип? – грубо спросил он.

Я ухмыльнулся.

– Он может обвиться вокруг тебя, как удав, и удушить кольцами, Мурлыка, – поведал я. – Но он слишком чванлив и самовлюблен, чтобы надуть человека, не говоря уж о такой мелкой сошке, как ты. К тому же если ты веришь мне, то я могу написать расписку.

Мурлыка придирчиво оглядел Вульфа, с минуту подумал, потом важно произнес:

– О’кей, но на дешевку меня не возьмешь. На десять гринов я не клюну. Двадцать!

Как я уже говорил, мы дали маху, предложив ему двести зеленых. Мурлыка явно подцепил манию величия. Вульф, благо он влип, поддался бы на этот хамский шантаж, но вмешался я.

– Никакого торга! – жестко заявил я. – Десять зеленых плюс жратва. И ты только попробуй эту жратву!

Я взял Мурлыку, задумчиво чесавшего затылок, за локоть, и увлек к двери.

– Пойдем, я покажу тебе твою комнату.

Глава третья

Пять часов спустя, в восемнадцать минут восьмого, в нашу дверь позвонили, и, отправившись открывать, я увидел, что на крыльце стоит инспектор Кремер. Поскольку в четыре позвонил Лон Коэн и сказал, что миссис Байноу пала жертвой убийства (этот нахал попросил также, чтобы я подкинул ему свеженького материальчика про это преступление, но я с негодованием отказал), я ожидал, что навестят нас быстрее. Видимо, полицейские слишком долго провозились, устанавливая личности фотографов, которые стояли на деревянных ящиках возле церкви.

Мурлыка предпочел, чтобы ужин ему подали на подносе в его комнату вместо того, чтобы отужинать с нами в столовой, однако потом настолько успокоился, что даже соизволил спуститься со мной в цокольный этаж и погонять шары на бильярде.

В промежутках между партиями я ответил на три телефонных звонка, а также принял меры предосторожности, которые показались мне не лишними: вытащил пленку из «центрекса» и запер ее в ящике стола.

Когда во входную дверь позвонили, мы как раз играли на бильярде, поэтому я прихватил Мурлыку с собой и, прежде чем отпереть, отослал наверх, в его комнату. И еще, разглядев в одностороннее стекло инспектора Кремера, я сунул голову в кабинет, удостоверился, что ванда не красуется на письменном столе, и поведал Вульфу, что за гость к нам нагрянул. Вульф отложил в сторону очередную книгу и недовольно рыкнул.

Инспектор позволил мне принять пальто и шляпу, а значит, не собирался ограничиться парой враждебных выпадов и удалиться. Кремер решительно протопал в кабинет и к моему возвращению уже сидел в красном кожаном кресле у края стола Вульфа. Предложение угоститься пивом он отклонил. Я проследовал к своему столу, но не успел сесть, как услышал громогласный рев Кремера:

– Послушай, Гудвин, мне нужна информация. Отвечай быстро и не увиливай. Что ты делал сегодня днем возле церкви Святого Фомы?

Я уселся и изогнул брови:

– А зачем начинать так поздно? Я готов отчитаться за весь день. Проснулся я в восемь утра, и вдруг меня осенило: ба, да сегодня же воскресенье! И не просто воскресенье, а Пасха. Вот я и решил доставить себе удовольствие…

– Хватит валять дурака! Отвечай!

– Пф! – брезгливо поморщился Вульф.

Я негодующе потряс головой:

– Вы же сами знаете, что так нельзя, инспектор. Даже когда вы взвинчены – а сейчас вы, несомненно, взвинчены, – вам удается держать себя в руках. Итак, в чем дело?