Джокертаунская комбинация, стр. 85

– Пришла пора узнать цену ослушания, дедушка.

Это была фраза Тахиона. Сколько раз Блез слышал ее? Обижался ею, копил, ожидая того момента, когда сможет бросить эти слова назад, словно вызов.

А потом Тахион не думала уже ни о чем, потому что Блез снова изнасиловал ее.

Стивен Лей

Искушение Иеронима Блоута

Есть вещи, которые человек не должен помнить.

Мученическая смерть Арахиса все еще отражалась в моей голове, вытеснив все остальное. Губернатор, я не скажу, не скажу. Не беспокойся.

Я чувствовал, как нож прикоснулся к его горлу, чувствовал, через его разум. А потом Арахис дожал клинок. Вонзил его в себя, чтобы спасти меня.

Когда я почувствовал боль Арахиса, когда я почувствовал, как она скребет мой разум словно скрюченные пальцы, я крикнул Кафке, чтобы он привел ко мне Блеза, как только тот выйдет из пещер.

Полагаю, из высокомерия и презрения ко мне Блез пришел один. С ним были лишь два джампера, притащившие тело Арахиса. Тахиона он отправил обратно с Дургом.

Они просто кинули его на пол в лобби. Глаза бедного джокера были все еще распахнуты. Арахис смотрел на меня, но разум его был абсолютно пуст и спокоен. Я моргнул. Слезы застили окровавленный труп.

Нельзя, чтоб они узнали, кто послал меня. Нельзя, чтобы Блез навредил губернатору. Это были последние мысли Арахиса.

Проклятье, Арахис. Почему ты должен был быть таким дьявольски благородным? Может быть, иначе я не чувствовал бы себя таким виноватым. Я не знал, что он будет ждать тебя там. Я не знал. Я думал, все будет просто.

Блез взглянул на «Искушение», на Кафку и на собравшихся джокеров.

Нельзя, чтоб они узнали…

Добрый храбрый Арахис. Я спрашивал себя, чем я мог заслужить такую невиданную преданность. Все мои усилия привели к тому, что Арахис был мертв. Я убил друга, разрушил свою мечту, и Тахион все еще в заточении.

Очень, мать его, эффективно.

– Он покончил с собой, Блоут, – прокукарекал Блез. Он дразнил меня в мыслях, поощряя к спору. – Он помогал бежать моему старому дедушке. Он влез в мои дела, но я не тронул его. Конечно же, ты все это знаешь, не так ли? Ты ведь слушал, верно? Губернатор Блоут знает все.

Внутри он насмехался: я знаю, что это был ты, Блоут. У этого гребаного Арахиса не нашлось бы и пары извилин, чтобы связать их вместе. Он все это не сам придумал, не так ли? Блез позволял мыслям скользить из-за завесы, закрывающей его разум.

– Убирайся отсюда, Блез, – сказал я. – Ты сделал, что хотел. А теперь убирайся.

Но Блез хотел хвастать, он хотел расхаживать передо мной с важным видом. Он смеялся, рассуждая о том, что это станет уроком для любого, кто решит, что может вмешиваться в его дела, что он сделает то же с каждым, кто встанет у него на пути. С каждым. Он смотрел на меня, когда говорил это.

– Ты получил назад Тахиона, – сказал я ему. Я посмотрел на Арахиса, окровавленная жертва, принесенная ради меня. Снова нахлынули слезы, и мой голос сломался. – Арахис мертв. Кончай это.

Блез просто фыркнул и продолжал расхаживать туда-сюда.

– Блез, я предупредил тебя… – Даже для меня мое неистовство звучало как пустая фраза из плохого кино, а тело Арахиса было символом того, как мало значили мои слова. Я не удивился, когда Блез просто рассмеялся. Охрана подняла оружие, стволы следили за рыжеволосым парнем, но он просто отмахнулся от них.

Он просто продолжал хохотать.

– Собираешься приказать им стрелять, губер? Думаешь, это меня остановит? Может быть, мне прыгнуть в одного из них и начать стрелять первым?

– Опустите оружие, – сказал я своим людям.

Блез засмеялся громче.

– Как это похоже на тебя, губер. Ты никогда никого не убиваешь. Прайм классифицировал тебя: ты тряпка. И чертовы пещеры, это тоже ты. Им не стоит беспокоиться, что ты захочешь перебраться в Нью-Йорк. Ты ведь в любом случае не сделаешь этого, не так ли? Думаю, нет. Ведь тогда ты можешь кому-нибудь навредить. И ты был тряпкой с моим дедом. Ты мог послать целый отряд джокеров или использовать тузов-ренегатов, но ты не стал. Ты попытался все сделать тайно и бескровно. Ты послал Арахиса, я знаю, что это был ты, губернатор. Это был план тряпки, на нем огромными буквами было написано «Блоут». Блоут не делает зла джокерам, джамперам, никому. Блоут хочет создать волшебную страну, где все целуются, обнимаются и любят друг друга, все, окруженные маленькой Блоутовой Стеной. И знаете что? Это, мать вашу, глупо.

Мои джокеры смотрели на меня. А мне нечего было сказать. Арахис смотрел на меня, и мне показалось, что я все еще вижу это идиотское доверие в его взгляде.

– Кто-нибудь, прикройте тело, – попросил я.

Блез взвыл от смеха.

Он боится тебя. Под всем этим он не уверен в себе. Я знаю это. Блез боится всего, чем не может управлять. В тебя нельзя прыгнуть, а экран вокруг твоего разума слишком силен для него. Он боится твоей бессознательной силы – так же как и порождений твоих снов. Он видел пещеры, они беспокоят его. Мощь силы, которая создала их… Тахион пыталась успокоить меня.

Я отвечал в ярости.

Я не контролирую свои возможности. Это как Стена – она просто есть. Ты думаешь, я позволил бы Арахису умереть, если б мог что-то сделать сам? У меня нет власти. Нет реальной власти. Ты теперь это знаешь, не так ли? Ты меня терпеть не можешь.

Но, Блоут, мне так… мне так жаль. Я не хотела причинять тебе боль. Никто из нас не хотел, чтобы Арахис умер, но он умер, потому что любил тебя, потому что верил в тебя. Я тоже верю в тебя. Я все еще верю.

Я ничего не могу для тебя сделать. Я проиграл.

Ты можешь, Блоут. Ты можешь. Пожалуйста… Обещай мне одну вещь. Что ты не сдашься. Обещай мне это.

Зачем?

Потому что Изгнанник любил Принцессу, а Принцесса любила Изгнанника. Потому что то, что ты пытаешься здесь создать, прекрасно. Потому что, если ты сдашься, значит, Арахис умер напрасно.

Мы оба плакали.

Я все-таки вытащу тебя, обещал я ей. Я сделаю это. Я… не знаю, что я сделаю. Но я найду какой-нибудь способ, кого-то, кто сможет помочь.

Но контакт ослаб, как это всегда случалось. Я не знал, слышит ли она меня еще или нет. Я улавливал лишь слабый шепот: у тебя есть сила, Блоут. Используй ее.

Я бушевал. Я рыдал.

– Она права. Она говорит тебе точно то, что говорил тебе я. – Пингвин. Он стоял в холле передо мной. Не галлюцинация, не сон. Я видел, как охрана с удивлением смотрит на него и не понимает, откуда он взялся. – Верно, – сказал пингвин. – Ты создал меня, как создал остальное.

– Как? – закричал я. – Скажи мне, как я могу это контролировать?

Но он не ответил. Он поковылял по коридору, ведущему к западному крылу и пещерам. – Я вернусь, – сказал он, – когда понадоблюсь.

– Губернатор? – спросил Андрион, один из охранников. – Нам задержать его?

– Вы его видите? Вы правда его видите?

Андрион посмотрел на меня с удивлением.

– Да. Конечно.

Я вздохнул. Посмотрел на «Искушение» и попытался думать.

– Пусть идет, – сказал я им. – Пусть идет.

Полагаю, что после смерти Арахиса я почувствовал, что должен сделать что-то. Я должен был завоевать некоторое (хоть какое-нибудь) уважение джамперов, не говоря уже о джокерах. И несмотря на мольбы Тахиона, единственное, чего я достиг своими снами, так это вызвал к жизни пингвина. Несколько джокеров сообщили, что видели его, бродящего по пещерам.

Фокус для гостиной. Блоут может вынуть пингвина из шляпы. Великолепно. Мальчик, да это пробирает до костей. Черт возьми, Блез будет дрожать от страха.

Мне нужно было действие. Нужен был символ. Я должен был чувствовать, что делаю что-то.

Я решил, пришло время объявить о том, что стало уже свершившимся фактом.

Кафка нажал на выключатель сетевого фильтра. Дуговые лампы вспыхнули с громким рычанием, и я окунулся в их сверкающий блеск. Я смотрел в монитор, пока Кафка отсчитывал секунды, загибая пальцы. Он ткнул в меня последним пальцем, когда на камере зажегся красный огонек записи. На мониторе появилось «Искушение», камера плавно плыла назад.