Джокертаунская комбинация, стр. 12

Было легко исчезнуть полностью всякий раз, как он видел приближающуюся медсестру или санитара, и вернуться обратно, когда шаги их стихали. Никто не видел его. Дверь в палату была закрыта. Кьен посмотрел сквозь маленькое окошко, расположенное высоко в усиленной двери и увидел шлюху Бренана, лежавшую на постели. Голова ее была перевязана. Огромный священник джокер, Отец Кальмар, стоял рядом. Кто-то сидел на стуле за священником, но священник стоял так, что Кьен не мог разглядеть его. Или ее.

Оба они сосредоточили внимание на сучке Бренана. Кьен вынул пистолет из кармана пальто и распахнул дверь настежь.

– Тихо, – сказал он властным голосом, – и я сохраню вам жизнь на какое-то время.

Священник обернулся и уставился на него. Кьен проявил пистолет так, чтобы его было видно.

– Не делайте глупостей, – сказал Кьен, и священник послушно замер. Выражение отвратительного лица джокера оставалось непроницаемым. – Отойди назад. Медленно. И помни, я не побоюсь выстрелить.

– Сделай это, – сказал джокер-священник. – Это Исчезник, из Призрачного кулака. Он действительно выстрелит.

– Ты прав, – сказал Кьен и громко рассмеялся, – но ты ошибаешься. Очень сильно ошибаешься.

Кажется, больше не было нужды оставаться невидимым. Кьен проявился, когда священник отступил от кровати, и тот, кто сидел на стуле, поднял взгляд.

Кьен вытаращился во все глаза. Это был азиат, седой и сморщенный, с редкой козлиной бородкой. Он был одет в потертую и залатанную одежду. Это был его отец.

Рука Кьена дрожала, когда он навел на него пистолет.

– Что за сын, – сказал его отец тем привычным тоном, который Кьен ненавидел.

Старик печально покачал головой, и Кьен начал медленно опускать пистолет. Это трюк, подумал он внезапно. Это, должно быть, трюк. Он снова поднял дуло, дрожащие пальцы играли на спусковом крючке.

– Ты кто? – спросил Кьен.

Его отец вновь печально затряс головой.

– Что за скверный ребенок, который не признает своего отца, Сян Юй? – сказал призрак.

– Чего ты от меня хочешь? – закричал Кьен, напуганный тем, что призрак назвал его настоящее имя.

Его отец покачал головой.

– Только должного уважения. За это, – продолжил он, – я дам тебе подарок. Твое величайшее, заветное желание.

– Ты о чем? – спросил Кьен дрожащим голосом.

– Хочешь голову Дэниеля Бренана? – промурлыкал его отец.

Взгляд Кьена обезумел.

– Ты знаешь, что хочу.

– Тогда ты ее получишь, – сказал ему его отец. – Если, – добавил он дьявольским голосом, – ты мужчина настолько, чтобы взять ее самому.

Его отец указал на другую сторону кровати. Кьен осторожно склонился вперед, заглядывая за кровать, и увидел Бренана, спящего на полу.

Волчья улыбка заиграла на его губах.

– Это огромный подарок, отец, – сказал он, направляя пистолет на Бренана.

Его отец покачал головой.

– Ты всегда хотел, чтоб все доставалось тебе просто так, сынок, – сказал он.

Кьен взглянул на него, но прежде чем он успел что-то сказать, его скрутило от дикой, мучительной боли. Кьен почувствовал, как его разум затягивает в безумный вихрь. Он закрыл глаза, но это ему не помогло. Его тянуло блевать, но он не мог. Он сглотнул комок желчи, и когда снова открыл глаза, то рванулся вперед, чтоб не упасть, опершись о большой стол тикового дерева, стоявший в его кабинете, в доме, выходящем на Центральный парк.

Он глубоко вздохнул, борясь с приступами тошноты, все еще накатывавшими из глубин желудка, и огляделся. Это был его кабинет, точно. Все выглядело как обычно. И его коллекция античного искусства была на месте, и вся его дорогая мебель, отполированная и неповрежденная, даже поверхность тикового стола, ужасно пострадавшая во время его псевдосмерти, когда этот идиот Блез пригвоздил охранника джокера канцелярским ножом к столешнице.

Он задумчиво провел рукой по столу, отполированному так, что он мог видеть в нем свое отражение. Склонился, чтобы рассмотреть получше, пробормотал что-то под нос, когда понял, что вернулся в свое старое тело. Он снова был Кьеном. Он посмотрел на свою правую руку, обхватил ее левой рукой, рассмеялся коротко и с облегчением. По крайней мере у него было две руки. Затем он вытаращился на открывшуюся дверь.

Там стоял Змей. Но этого не могло быть. Змей был мертв. Он и выглядел мертвым, вдруг понял Кьен, а еще упитым в хлам.

– Я был твоим верным сссслугой, – прошипел чешуйчатый джокер-рептилоид, – и я умер иззззз-ззззза твоих сссссхем.

– Это была не моя вина, – запротестовал Кьен.

Он все еще отказывался верить в то, что перед ним стоял Змей, хотя очевидность этого трудно было игнорировать. Он выглядел как Змей, говорил как Змей и даже мог похвастаться большой уродливой раной в горле, там, где Исчезник нанес удар канцелярским ножом, убившим охранника.

– Тебя убил Исчезник, – добавил Кьен.

Змей приблизился, все еще глядя со злобой, и Кьен отошел назад, за стол. Змей был нечеловечески силен, а его укус был крайне ядовит. Кьен знал, что среди джокеров ему не было равных.

– Я умер, – яростно прошипел Змей, – потомушшшшшто ты не был так же верен мне, как я был верен тебе. – Он навис над Кьеном как образ самой смерти, и генерал скукожился. Кьен представил себе, как челюсти Змея смыкаются безжалостно на его горле.

– Нет, – едва выговорил он. – Нет, – повторил он, закрывая лицо руками.

Змей отступил, ухмыляясь.

– Ты встретишь свою судьбу не в моих руках, – сказал он, сжимая и разжимая огромные кулаки. – Все случится там, – он указал в окно, выходящее на Центральный парк.

Кьен с опаской вышел из-за стола и выглянул наружу. Центральный парк исчез. На его месте раскинулись густые, непроходимые джунгли.

Прямо как дома, подумал Кьен. Прямо как во Вьетнаме.

Бренан бежал, преследуемый мертвыми людьми и маниакальным смехом Шрама.

Шрам играл с ним, понял Бренан. Туз с возможностью телепортации мог появиться рядом в любой момент, но, очевидно, хотел заставить Бренана страдать, прежде чем разделаться с ним. Он мерцал, появляясь то перед Бренаном, то прямо за ним, опасно взмахивая своей бритвой. Иногда Бренану удавалось уклониться или поставить блок, иногда он пропускал удар. Его рубашка превратилась в клочья, и за ним тянулся неровный кровавый след, подгонявший мертвецов бежать быстрее.

Даже если бы не было Шрама, вокруг оставалось слишком много тех, с кем требовалось разделаться. Ему нужна была помощь и нужно было оружие, а еще лучше и то и другое. Но улицы, по которым он бежал, оставались пустынными, разрушающиеся здания – темными и пустыми.

Бренан был в прекрасной физической форме, но его преследователи вообще не уставали. Он знал, что не сможет бежать вечно. Когда-нибудь он упадет, истощенный, и тогда его враги расправятся с ним без труда. Ему надо было как-то избавиться от погони, что казалось маловероятным, или хотя бы разработать тактику борьбы с малыми группами.

Знакомое здание привлекло его взгляд, когда он бежал вверх по улице, хватая ртом раскаленный воздух. Горло его пересохло, а сердце начало бухать в ребра. Это был знаменитый Десятицентовый музей Джокертауна. Внутри было прохладно и темно и существовало множество укрытий.

Он взбежал по лестнице, на двадцать ярдов опередив своего ближайшего преследователя, и вломился в центральных вход. Тот распахнулся настежь, и прохладное темное нутро музея поманило его. Он бросился внутрь и припал спиной к стене, чтобы перевести дыхание, прежде чем идти дальше.

Он огляделся, увидев знакомые экспонаты, стену чудовищных заспиртованных в банках младенцев-джокеров и диораму из четырех тузов: Землю, сражающуюся против Роя; убийц Кьена, нападающих на него и Анну-Марию. Бренан остановился пораженный. Конечно же в настоящем Десятицентовом музее такой экспозиции не было, но этот музей и не был настоящим. Эта его версия была вызвана из глубин подсознания Бренана и была наполнена архетипами и образами, довлевшими над его психикой на протяжении многих лет.