Мегрэ в Нью-Йорке, стр. 10

— Простите?

— Вам действительно нужны очень старые актеры? Вы говорили о тех, кому за семьдесят. Это большой возраст — здесь умирают быстро.

Рука его потянулась к стакану, отдернулась, снова потянулась; наконец он схватил его и залпом выпил.

— Есть такие местечки. Я вам их покажу.

— Нужно возвратиться лет на тридцать назад. В то время два француза под псевдонимом «J and J» показывали в кафешантанах музыкальный номер.

— Говорите, тридцать лет назад? Думаю, это возможно. А что вас интересует?

— Все, что вам удастся узнать о них. И еще мне нужна их фотография. Артисты ведь много фотографируются. Их портреты изображаются на афишах, на программках.

— Вы хотите пойти вместе со мной?

— Не сегодня. Не сейчас.

— Да, так будет лучше. Вы можете напугать людей. Сами знаете, они очень недоверчивы. Если хотите, завтра я приду к вам в гостиницу или позвоню. Но, может быть, надо поторопиться? Тогда я могу начать сегодня же вечером, но придется…

Он заколебался, понизил голос:

— Вам придется дать мне денег: я должен буду ездить, заходить в разные места.

Мегрэ вынул из кармана бумажник.

— О, десяти долларов более чем достаточно! Дадите больше, я все равно растрачу. И когда моя служба у вас кончится, мне ничего не останется, как… Я вам больше не нужен?

Комиссар покачал головой. Он подумал было, не пообедать ли вместе с этим клоуном, но тот выглядел траурно-мрачным.

— Вас не раздражает, что за вами хвостом ходит этот тип?

— А если бы и раздражало, что бы вы сделали?

— Думаю, если вы предложите ему чуть больше, чем те, которые его наняли…

— Он мне не мешает.

Это была правда. Мегрэ даже забавляло, что за ним по пятам ходит бывший боксер.

В тот вечер он пообедал в ярко освещенном кафетерии на Бродвее, где ему подали великолепные сосиски, но его раздосадовало, что вместо пива принесли кока-колу. Часов в девять он поймал такси:

— Угол Финдли и Сто шестьдесят девятой улицы.

Шофер вздохнул, но безропотно опустил флажок; Мегрэ понял его реакцию чуть позднее, когда такси, покинув ярко освещенные кварталы, въехало в совершенно иной мир.

Здесь на прямых бесконечных улицах встречались только цветные. Такси ехало через Гарлем мимо похожих друг на друга домов — угрюмых кирпичных глыб, казавшихся еще уродливей оттого, что их фасады были зигзагообразно перечеркнуты железными пожарными лестницами.

Они катили еще очень долго, потом проехали по мосту, миновали какие-то склады или фабрики — в темноте было трудно разобрать, а в Бронксе их снова встретили пустынные улицы, кое-где — желтые, красные или фиолетовые огни кинотеатров, витрины универмага, заставленные застывшими в разных позах восковыми манекенами.

Такси ехало еще с полчаса; улицы становились все темней, все пустынней; наконец шофер остановил машину, повернулся и презрительно бросил:

— Финдли.

Сто шестьдесят девятая улица была рядом, направо. Мегрэ пришлось долго вести переговоры с шофером, пока тот не согласился подождать. Однако он не остался на перекрестке и, когда Мегрэ зашагал по тротуару, медленно поехал за ним. Следом тащилось еще одно такси — в нем сидел Билл, боксер-детектив, который не дал себе труда выйти из машины.

Вдали, в темноте, выделялись витрины нескольких лавчонок, какие существуют в бедных кварталах Парижа, да и других столиц мира.

Зачем Мегрэ приехал сюда? Без определенной цели. Да и знал ли он, зачем вообще приехал в Нью-Йорк? Однако уже несколько часов, точнее, с момента выезда из «Сент-Рейджи», он больше не чувствовал себя на чужбине. «Бервик» сумел примирить его с Америкой, и теперь Мегрэ уже представлял себе жизнь, скрытую в ячейках этих кирпичных кубов, представлял все, что происходит за шторами, Маленький Джон не то чтобы произвел на него впечатление — так сказать было бы неверно, но в нем было что-то необычное, во всяком случае, что-то нарочитое, искусственное.

В Мак-Джилле — тоже, пожалуй, даже в еще большей степени.

А этот юнец Жан Мора с его страхами, поддержанными стариком д'Окелюсом!

И исчезновение юного Мора в момент, когда пароход прибыл наконец в Нью-Йорк…

Все это в конечном итоге было несущественно. Это слово Мегрэ произнес бы, очутись здесь рыжий О'Брайен со своей рассеянной улыбочкой на лице, испещренном оспинами.

Когда Мегрэ шел, засунув руки в карманы, с трубкой в зубах, у него мелькнула одна мысль. Почему чаще всего щербатые лица бывают у рыжих и почему почти всегда эти люди симпатичные?

Мегрэ фыркнул. Глотнул затхлый воздух, пахнущий мазутом и буднями. Может быть, в какой-нибудь из этих нор появились новые «J and J»? Конечно, появились! Молодые люди, которые несколько недель назад прибыли в Нью-Йорк, теперь, стиснув зубы, ожидают часа своего торжества, часа, когда и они будут жить в каком-нибудь «Сент-Рейджи».

Мегрэ высматривал портняжную мастерскую. Два такси следовали за ним, словно эскорт. В ситуации было что-то комическое.

Когда-то, в те времена, когда носили жестко накрахмаленные пристежные воротнички и трубообразные манжеты — Мегрэ еще помнил их: у него у самого были такие моющиеся манжеты, не то резиновые, не то из прорезиненной ткани, — двое молодых людей жили на этой улице, в доме напротив портняжной мастерской.

А несколько дней назад другой молодой человек опасался за жизнь своего отца.

И этот молодой человек через несколько минут после разговора с Мегрэ на палубе парохода исчез.

Комиссар искал портняжную мастерскую. Он смотрел на окна домов, которые часто были перекрыты чудовищными железными лестницами, кончавшимися над первым этажом. Кларнет и скрипка…

Почему он, как мальчишка, прижался носом к витрине одной из этих лавчонок, в которой торговали решительно всем — овощами, бакалеей, конфетами? Как раз рядом с ней находилась другая — в ней было темно, но ставен не было, и сквозь стекла при свете уличного фонаря был виден портновский утюг и висящие на плечиках мужские костюмы.

«Артуро Джакоми»

Оба такси, по-прежнему ехавшие за Мегрэ, остановились в нескольких метрах от него, и ни шоферы, ни эта тупая скотина Билл не подозревали о контакте, что возник между человеком в тяжелом пальто и с неизменной трубкой в зубах, повернувшимся к дому напротив, и двумя двадцатилетними французами, которые когда-то приехали сюда — один со скрипкой под мышкой, другой с кларнетом.

Глава 4

В то утро сущий пустяк решал, погибнет или нет один человек, будет или не будет совершено преступление: это зависело от того, как Мегрэ распорядится несколькими минутами своего времени. К несчастью, он этого не знал. За те тридцать лет, что он прослужил в уголовном розыске, Мегрэ привык, если только дело не заставляло его проводить ночь на улице, вставать в семь утра и довольно долгий путь от бульвара Ришар-Ленуар, где он жил, до набережной Орфевр проходить пешком, Несмотря на свою профессию, он любил гулять. Выйдя в отставку, у себя дома в Мен-сюр-Луар вставал еще раньше, чем прежде, а летом частенько и до восхода солнца, который заставал его в саду. На пароходе он почти всегда первым выходил на палубу, когда матросы еще окатывали ее водой и драили медь бортовых ограждений.

В первое свое утро в Нью-Йорке, он, из-за того что слишком много выпил с капитаном О'Брайеном, встал в одиннадцать. На другой день, уже в номере гостиницы «Бервик» он проснулся, как привык, спозаранку. Но решил еще поспать — именно потому, что было слишком рано и он предвидел, что увидит пустые улицы и закрытые ставни.

И он заснул тяжелым сном. Когда же открыл глаза, был одиннадцатый час. Почему Мегрэ повел себя как человек, который работает всю неделю и для которого большое счастье — отоспаться в воскресенье?

Он еле встал. Бесконечно долго расправлялся с завтраком. Подошел в халате к окну выкурить первую трубку и удивился, не увидев на улице Билла.

Конечно, детектив-боксер тоже должен выспаться. Может быть, он попросил кого-нибудь заменить его в эти часы? Может быть, за Мегрэ следят по очереди двое?