Спасти Москву, стр. 47

– Мне бы посмотреть, – не ожидавший такого напора, растерялся как-то старик.

– На стену карабкайся и посмотришь!

– Да не пустили.

– Меня тоже, – вдруг вздохнул его собеседник.

– Ну так я останусь? Вон, у меня и харч есть, – развернул тот котомку с захваченным из монастыря провиантом. – На двоих как раз.

– Ох, и морда мне твоя знакома, – вдруг задумчиво протянул Слободан, глядя в упор на собеседника. – Постой, не ты с Сергием Радонежским этой зимой приезжал, а?

– Ну я, – пока не понимая, к чему тот клонит, отвечал пенсионер.

– А нищего помнишь? Того, которому ты еще зипун свой отдал?

– Ты?

– Ну я, – расплылся в довольной улыбке тот. – Меня потом Дмитрий разыскал да при Кремле пристроил, а тут звонарь возьми и душу Богу отдай, а у меня как раз охотка к делу проснулась этому. Вот с благословения митрополита я теперь звонарь.

– Во, дела.

– То-то же! – расхохотался в ответ тот.

Уже вечером, когда совсем стемнело, ворота Кремля неслышно распахнулись, и Слободан ударил в колокол, а под шум обученные людишки выскользнули с мотками колючей проволоки, ладить ее между подготовленными заранее кольями. С полночи гудел набат, а потом только успокоился. Не мудрствуя лукаво, постелили зипуны на колокольне, и Николай Сергеевич да Слободан улеглись прямо на душистых досках, чтобы разом позабыться тяжелым, без сновидений, сном.

Седьмая часть

– Ей-ей, Никола! – утром следующего дня разбудил Булыцкого вопль Слободана. – Поперли, проклятые! – И тут же стон набата надорвал тишину.

– Да тише ты, черт! – выругался не готовый к такому Николай Сергеевич. Дернувшись, он чуть было не слетел вниз с самой верхотуры колокольни.

– А тебя сюда не звал никто! – расхохотался в ответ тот. – Не нравится, дуй вниз! – беснуясь и все быстрее раскачивая язык колокола, продолжал он. – Да рот не закрывай! Ори! Оглохнешь ведь!!!

– Чего говоришь?!

– Ори, говорю, что-нибудь! Ори! А то оглохнешь! – беснуясь на колокольне, взвыл Слободан.

Он, находясь на самой высокой точке, и назначен был караульным. А раз так, то и первым заприметил надвигающихся кочевников и грянул в набат, подняв защитников крепости на ноги. Те, живо похватав свои инструменты, организованно рассыпались по заготовленным заранее позициям. Переодетые в рубахи ратники с луками возникли между зубцами и, прикрываясь щитами, принялись, взбудораженно переговариваясь, разглядывать надвигающееся полчище. Пригнувшись, чтобы оставаться незамеченными, на подмостки высыпали эрзац-арбалетчики, готовясь по первой команде, на мгновение высунувшись из-за укрытия, осыпать неприятеля жалящими болтами. На крышах появились бойкие мальчонки со щитами и кадками с водой, а бомбардиры заняли места у тюфяков. На стенах оживились фигурки, колдовавшие у чанов с кипятком и смолой, готовые опрокинуть адское варево на головы прущих на стены атакующих.

– Ну, давай, – взвыл от восторга Слободан, как марионетка болтающийся на языке колокола, – попробуй, возьми! Думал небось как орех пустой расколешь, ан на тебе, выкуси! – орал он в сторону надвигавшейся тучи.

Утонув в пыли, черная волна бросилась в атаку. Первый приступ страха уже прошел, и теперь нападающие, понукаемые стадным чувством, перли, не глядя под ноги, в ожидании богатого хабара: раскосые скуластые всадники в легких доспехах и русские пешие воины, укрытые добротными кольчугами. Похоже, ни единая весточка не долетела до них о готовящейся обороне, а потому и шли в основном налегке.

– Вишь, княжичи-то соседние скурвились да дружины свои отдали против Дмитрия, – сквозь гул колокола проорал Слободан. – У, проклятые!!! – погрозил он в сторону летящих в атаку.

Абсолютно уверенные в том, что город удастся взять на раз, те неслись прямо на стены, выкрикивая что-то на своем языке и яростно размахивая до блеска отточенными кривыми мечами да сабельками. Земля задрожала, воздух наполнился устрашающими воплями, солнце утонуло в багряной пыли.

Подойдя шагов на сто, атакующие, подняв луки, дали первый залп. Противная трель свистка распорола воздух, и стоящие у непонятного назначения столбов крепыши, толкнув жерди, подняли в горизонтальное положение те самые обитые кожей доски, распахнув их над головами защитников наподобие зонтиков. Стрелы, гулко втыкаясь в преграду, остановились, не нанеся ровно никакого ущерба оборонявшим город ратникам.

Натужный раскат грома разорвал гул атаки, на мгновение поглотив и рев атакующих, и плач колокола. Огромный бочонок тюфяка [62], снатужившись, выплюнул порцию огня вперемешку со смертью и болью. Передовые ряды атакующих смялись и тут же рассыпались на несколько корчащихся от боли фигурок, разом поглощенных наступающей массой. Оно, конечно, далековато было для примитивного орудия, да пороху приказ был не жалеть и хоть и небольшой урон пока да наносить татарам. Тем более что, похоже, больше на испуг работали да на то, чтобы расстроить ряды неприятеля. А раз так, то охнуло, выпуская новую порцию огня, второе орудие, а затем и третье.

В ту же секунду на стенах возникли ратники, вооруженные обычными арбалетами и тугими луками, и на летящих вперед посыпался град разрывающих плоть болтов. Недосягаемые для стрел нападающих, мужи поливали рвущими молниями наступавших, творя им страшный урон и внося сумятицу в плотные ряды тохтамышевских воинов.

Скрипнули механизмы заждавшихся боя пороков [63], и в воздух взвились сосуды с полыхающим жиром. Огненный дождь обрушился на орущих татар, внося еще больше сумятицы в ряды. Впрочем, наступление не захлебнулось: подгоняемые своими же, передние ряды теперь уже просто не могли остановиться без риска быть затоптанными, поэтому обреченно неслись на верную гибель. И уже приблизившись, у самых стен орущая масса напоролась на последнее препятствие: натянутую этой ночью почти по уровню земли колючую проволоку да разбросанные рыболовецкие сети. Секунда, и идущие первыми, запутавшись в коварных рвущих сетях, с воплями полетели вниз, сминаемые идущими следом; колючка вперемешку с сетями путалась меж ногами, впивалась в незащищенные участки тела, рвала острыми своими зубьями кожу и плоть, задерживая наступление.

Эта заминка стоила нападавшим большой крови: из своих укрытий появились эрзац-арбалетчики, и сверху на бьющихся в агонии под самыми стенами воинов буквально обрушился смертоносный дождь, множа потери и тесня тохтамышевцев назад. Впрочем, как заметил Булыцкий, его творения не нанесли большого урона нападавшим. Большинство из пораженных таким болтом просто вышибались из седел или на землю опрокидывались, после чего, оглушенно поднявшись на ноги, покачиваясь, уходили в тыл, если к тому времени не оказывались затоптанными наступавшими своими.

Первый приступ захлебывался. Выставив вперед щиты, кое-как укрывавшие от обычных стрел, но совершенно бесполезные против железных жал болтов обычных арбалетов, воины в легких доспехах начали отходить, расступаясь и пропуская вперед русских ратников, облаченных, как и положено, в кольчуги и закрытых добротными щитами. Из-за их спин воины в легких доспехах принялись яростно поливать стрелами защитников, уже целясь по прямой траектории. Черные разящие точки сотнями устремились к зубьям, пытаясь ужалить оборонявших город дружинников. Впрочем, без особенного успеха: те были надежно укрыты деревянными конструкциями да щитами, и лишь несколько человек слетели вниз с крепостных стен, пораженные татарскими стрелами. А еще заметил Николай Сергеевич, что уже совсем скоро точность-то лучников Тохтамыша резко снизилась: стрелы все чаще либо долетали до стены уже на излете, неспособные нанести хоть сколько-нибудь значимый урон защитникам, либо просто падали вниз, так и не достигнув цели.

– Что, шельмы, – бесновался Слободан, – с наскоку взять хотели, да? Кукиш вам! Стрел не напасли, а теперь поди-ка, с не своими повоюй!