Цепная реакция, стр. 1

Виктор Оттович Лагздынь

Цепная реакция

Повесть

Перевёл с латышского Лев Квин

Рисунки З. Кампара

20 августа, 19.02

Про собаку Анрийса, знаменитого на всю округу Джека, Эдгар вспомнил уже в пути. Ноги сами собой замедлили ход. Да, с Джеком шутки плохи. Другого такого страшенного пса Эдгар не встречал за все свои двенадцать лет. Ростом Джек ему выше пояса, лай что львиный рык, шерсть непонятного бело-жёлтого цвета, лохматая и длиннющая. Бабушка Анрийса, когда ещё была жива, на лето обстригала пса, как овцу, и вязала себе носки — старушка верила, что собачья шерсть помогает от ревматизма.

Но речь сейчас вовсе не о носках из собачьей шерсти, да и сама старушка уже несколько лет как покоится на кладбище. На том самом Го?бземском кладбище, мимо которого в ближайшие полчаса Анрийсу придётся пройти — уж это Эдгар ему непременно устроит. Но Джек-то по-прежнему жив-здоров! И клыки у него все на месте, и лай по-прежнему такой свирепый, что сразу начинается дрожь в коленках…

Да, Джека Эдгар не принял в расчёт, совсем позабыл про него — и теперь невольно замедляет шаг.

Это нам с вами на руку. Оставим Эдгара на некоторое время, пусть идёт себе потихоньку. Всё равно никуда ему от нас не деться, дорог в лесу не так много. А сами пока немного займёмся географией.

Вы любите географию? Мне в своё время, когда я ещё в школу ходил, география нравилась. Только, честно сказать, не всегда. Если на дом задавали целую вереницу всяческих цифр и трудных названий, география большой радости не доставляла.

И всё-таки предмет этот был мне по душе. Дальние страны, океаны, моря. Белые просторы Арктики, непроходимые экваториальные джунгли… Ну, а что касается цифр и названий, то ведь в жизни иногда приходится заниматься и тем, что особого восторга не вызывает. Ничего не поделаешь — надо!

Вот и на этот раз без географии не обойтись — иначе вам трудно будет понять, где происходят события, о которых речь впереди. Правда, времени у нас немного, ибо Эдгар вскоре окажется у Го?бземов. Поэтому я предлагаю сделать так: те минуты, которых нам не хватит, просто-напросто «выключим» из повествования и не будем их принимать во внимание. Как, скажем, делают в хоккее, чтобы получилось «чистое время».

Значит, так: лесная дорога, на которой мы оставили Эдгара, проходит мимо у?бульской усадьбы, его родного дома. Если бы паренёк пошёл не в Гобземы, а в противоположную сторону, на юг, то, пройдя километров шесть, добрался бы до своей школы. Там и центральная усадьба колхоза, почта, магазины — короче, обжитой мир.

Когда кто-нибудь отсюда направляется в Убули, что случается не так уж часто, тому, наверное, кажется, что впереди, на севере, одни только леса, леса, леса и больше ничего. Край земли! Наезженная сельская дорога, прежде чем исчезнуть в лесу, пересекает унылое Цаплиное болото — сырой луг, поросший высокой травой, среди которой лишь кое-где торчат низкорослые кусты. Ни единого строения, ни человека, ни зверя — ничего! И редкого путника невольно одолевает глубокое одиночество. А впереди он видит сине-зелёную стену леса — молчаливую, непроницаемую, таинственную. Как не подумать, что тут и кончается земля!

И всё-таки здесь не край света. Правильнее будет сказать, что Убули стоят на рубеже двух миров. Усадьба находится на лесной опушке, но не на открытом месте, а чуть поглубже, за деревьями, и поэтому со стороны Цаплиного болота не видна. А за усадьбой начинается совсем другой, лесной мир — на десятки километров огромное, живое, шумное море листвы. Знакомая уже нам дорога становится песчаной и вьётся дальше на север, проходя мимо нескольких других лесных усадеб, каждая из которых имеет своё название: Гобземы, Гра?веры… В просторном лесном мире усадьбы кажутся крохотными островками — тихими, одинокими, омытыми зелёными волнами.

Если бы над Цаплиным болотом высоко в небо поднялась какая-нибудь птица — пусть это будет сокол: у него зрение, пожалуй, острее, чем у всех других пернатых, — то сверху болото представилось бы ему огромным светло-зелёным кругом, который с севера охватывает тёмное полукольцо леса. А через лес петляет тихая река — Клеверка. Течёт она с юга, обходит болото справа, понемногу сворачивает влево, на запад, прорезая лес огромной дугой. Острый соколиный глаз наверняка разглядел бы ещё и шоссе далеко за рекой; оно ведёт в районный центр. Но это уже для нашего рассказа неважно. Нас больше всего интересует Цаплиное болото, густые леса вокруг Клеверки, сама река и местность по обоим её берегам.

Сверху лес совсем не похож на ровный одноцветный покров, устилающий землю. В зависимости от того, где какие деревья растут, местами он светлее, местами темнее. Прямые просеки делят лес на большие клетки. То тут, то там рябыми заплатами пестреют вырубки. В лесу немало всяких тропок и дорог. Они узки, извилисты, густо засыпаны хвоей или поросли травой; разглядеть их с высоты не смог бы даже сокол. Дорога, по которой сейчас шагает Эдгар, слегка петляя между деревьями, ведёт в сторону реки, и гобземская усадьба — первое человеческое жильё на её пути.

От Гобземов до Убулей чуть побольше полукилометра. Они, пожалуй, самые близкие соседи в здешнем лесу. Следующий жилой островок, к которому через два с лишним километра приводит дорога, называется Граверами; отсюда река совсем близко.

Чтобы вам стало яснее, насколько одиноки и отрешены от прочего мира крошечные лесные островки, скажу только одно: ни в Убулях, ни в Гобземах, ни в Граверах нет даже электричества. Обитатели этих усадеб, как и в старину, сидят при свете керосиновых ламп и терпеливо ждут, когда дотянется до них новая линия электропередачи, которая потихоньку прокладывает себе путь через чащу к северо-востоку. Только тогда наконец появятся здесь долгожданные телевизоры. Пока же местные жители пользуются одними лишь транзисторными приёмниками.

Ещё одна деталь — и наш урок географии будет закончен. На середине пути между Гобземами и Граверами, на самом краю дороги, находится так называемое Гобземское кладбище, небольшое песчаное место, которое с давних времён служит людям лесного мира местом последнего отдохновения.

Ну вот… А теперь давайте снова вернёмся к Эдгару. Вы, вероятно, помните, что мы оставили его на дороге между убульской лесной усадьбой и Гобземами. За то время, пока мы занимались географией, он успел основательно продвинуться вперёд. Но тревожные мысли его так и не покинули, заставляли всё время сдерживать шаг. Как было бы здорово, думал паренёк, если Джек вдруг оказался бы на цепи!

Цепь… Опять цепь! Течение мыслей сразу приняло новое направление, и Эдгар вспомнил, что именно с цепи сегодня всё и началось.

Незадолго до полудня, когда стало припекать по-настоящему, мать приказала ему перевести корову, которая паслась на опушке, в тень орешника. Уже целый месяц стояла великая сушь, дождя за всё это время не выпало ни капельки. А последние несколько дней жара вообще стала невыносимой. С утра ещё туда-сюда, но вскоре начинал одолевать зной. Воздух становился плотным и душным, одежда прилипала к мокрому телу. К середине дня на опушке леса появлялись тучи слепней. Словно маленькие пикирующие самолётики, носились они вокруг людей и животных. А вечером, сменяя тупоголовых кровопийц, воздух наполняла мошкара.

Эдгар с трудом выдернул из потрескавшейся земли железный прут и потащил к орешнику упрямую, обозлённую укусами слепней корову. Тяжёлая цепь звякала, гремела, больно врезалась в руки. Он едва справился с упрямицей и, весь в поту, вогнал поглубже в тугую землю неподатливый прут, чтобы цепь, которую корова будет волочить за собой, не смогла на него намотаться. И тут Эдгару ни с того ни с сего вспомнилась вдруг совсем другая цепочка, позабытая ещё с самой весны.

Тогда, в конце учебного года, в школе была создана пионерская цепочка — на случай, если во время летних каникул надо будет что-то срочно передать всем пионерам. Сообщение из школы шло бы по ней от дома к дому, от усадьбы к усадьбе. Каждый пионер знал, кому он должен незамедлительно передать полученную весть. Никто не имел права прервать цепочку — если, предположим, ближайшего соседа не окажется дома, нужно, не мешкая, бежать к следующему.