Всадник без головы (худ. Н. Качергин), стр. 87

Аудитория поражена ужасом.

— Вы этого человека узнали?

— Увы, да.

— Узнали, даже не посмотрев ему в лицо?

— Мне этого не нужно было делать: его одежда достаточно ясно все объяснила.

— Какая одежда?

— Полосатое серапэ на плечах и сомбреро на голове. Они принадлежали мне. Если бы не обмен, который так недавно произошел, я подумал бы, что это лежу я. Это был Генри Пойндекстер.

Снова раздался душераздирающий стон вместе с взволнованным шепотом толпы.

— Продолжайте, сэр, — говорит защитник. — Скажите, что еще вам удалось обнаружить?

— Когда я прикоснулся к телу, то почувствовал, что оно холодное и совершенно закоченевшее. Я понял, что смерть наступила уже несколько часов назад. Кровь запеклась и в слабом утреннем свете казалась черной. Отсеченная голова могла легко ввести меня в заблуждение относительно причины смерти. Но у меня в ушах все еще звучал выстрел, и я решил, что еще где-нибудь на теле должна быть огнестрельная рана. Я не ошибся. Когда я повернул труп на спину, мне бросилась в глаза дырочка в серапэ. Ткань вокруг нее была пропитана кровью. Отбросив полу серапэ и расстегнув рубашку на покойнике, я заметил синевато-багровое пятно на его груди. Нетрудно было определить, что сюда попала пуля. Но соответствующей раны на спине не было. Повидимому, пуля осталась в теле.

— Думаете ли вы, что одного выстрела было достаточно, чтобы убить этого человека, или же смерть наступила уже после того, как отсекли голову?

— Я не сомневаюсь, что выстрел был смертельным. Если смерть и не была мгновенной, то, во всяком случае, она должна была наступить через несколько минут, а может быть, даже и через несколько секунд.

— Вы сказали, что голова была отрублена. Что же, она была совсем отделена от тела?

— Совершенно, хотя и лежала вплотную к нему. Создавалось впечатление, что ни один мускул тела, ни голова не пошевелились после того, как нанесено было увечье.

— Каким оружием, предполагаете вы, был сделан этот удар?

— Мне кажется, что удар был нанесен либо топором, либо охотничьим ножом.

— Не возникло ли у вас каких-нибудь подозрений?

— Я был настолько поражен, что не мог ни о чем думать. Я с трудом верил, что это могло быть реальностью. Когда же я немного успокоился, мне пришло в голову, что это было делом рук команчей. Но в то же время его скальп не был снят, и даже шляпа осталась на голове.

— Значит, вы не думаете, что это сделали индейцы?

— Нет.

— Вы кого-нибудь заподозрили?

— В тот момент я ни на кого не мог подумать. Я никогда не слыхал, чтобы у Генри Пойндекстера были враги. Но потом у меня явились подозрения. Они у меня остались и до сих пор.

— Вы выскажете их?

— Я возражаю против этого метода допроса, — вмешался обвинитель. — Нам вовсе неинтересно знакомиться с подозрениями обвиняемого. Мне кажется, что с нас хватит, если мы выслушаем его «правдоподобную» историю.

— Пусть он продолжает свой рассказ, — распорядился судья, зажигая новую сигару.

— Расскажите, как вы сами действовали, — попросил защитник. — Что вы предприняли после того, как сделали эти открытия?

— Потрясенный всем, что мне пришлось увидеть, я сначала сам не знал, что мне делать.

Я был убежден, что юноша убит именно тем выстрелом, который я слышал. Но кто же это стрелял? Конечно, не индейцы, в этом я не сомневался.

Я подумал о бандитах, но это казалось столь же неправдоподобным. Серапэ работы индейцев навахо стоит не менее ста долларов. Они бы, конечно, взяли его. Да и вообще ни одна вещь не была снята, даже золотые часы остались в кармане. Явно, что это была месть.

Стал вспоминать, не слыхал ли я о какой-нибудь ссоре, связанной с именем юного Пойндекстера. Но мне ничего не пришло на ум. Да и, кроме того, зачем нужно было отрубать голову? Это больше всего поразило меня и привело в ужас.

Не будучи в состоянии разобраться в этом страшном, загадочном преступлении, я стал думать, как же мне поступить с трупом.

Оставаться около него не имело смысла. Похоронить на месте тоже казалось недопустимым. Тогда я решил поехать обратно в форт и попросить кого-нибудь помочь мне перевезти покойника в Каса-дель-Корво.

Но если бы я оставил его в лесу, койоты и коршуны могли бы обнаружить труп и, конечно, растерзали бы прежде, чем я успел вернуться. Как ни было изувечено тело юноши, я не мог допустить, чтобы его изуродовали еще больше. Я подумал о его близких, для которых это горе и так будет слишком тяжелым…

Глава XCIV

ТАЙНА ОТКРЫВАЕТСЯ

Обвиняемый замолчал. Никто не торопит его и не задает вопросов.

Все чувствуют, что наступил момент, когда тайна будет открыта.

Судья, присяжные, весь собравшийся народ — все слушают, затаив дыхание и не сводя глаз с обвиняемого.

В тишине опять раздается голос Мориса Джеральда:

— Потом мне пришла в голову другая мысль: завернуть труп в серапэ, которое все еще оставалось на нем, а сверху прикрыть его моим плащом. Я надеялся этим способом уберечь его от хищников до момента своего возвращения.

Я уже снял с себя плащ, но тут у меня созрел новый план, как мне показалось — более разумный: вместо того чтобы возвращаться одному в форт, я решил, что надо взять с собой и тело покойного юноши.

С этим намерением я привел своего коня и уже собрался было поднять на него труп, как вдруг заметил неподалеку лошадь Генри Пойндекстера. Животное спокойно паслось, словно ничего не произошло; поводья волочились по земле, и мне нетрудно было его поймать. Труднее было заставить лошадь стоять спокойно, особенно когда я ее подвел к трупу хозяина.

Мне удалось поднять тело юноши на лошадь, но удержать его в устойчивом положении я никак не мог — труп был одеревеневший и все время соскальзывал. После нескольких неудачных попыток я увидел, что это ни к чему не приведет.

Тут мне пришла в голову еще одна мысль. Мне как-то пришлось читать, что в степях Южной Америки индейцы перевозят трупы своих товарищей, усадив покойника верхом на лошадь и привязав его тело к седлу. Почему бы и мне не поступить так же с трупом Генри Пойндекстера?

Я сделал сначала попытку усадить покойника на его собственную лошадь, но седло оказалось недостаточно глубоким. У меня опять ничего не вышло. Оставалась еще одна возможность: надо было обменяться лошадьми. Я знал, что мой конь не будет сопротивляться; кроме того, мексиканское седло с его глубоким сиденьем должно прекрасно подойти для этой цели.

Вскоре мне удалось усадить покойника и вставить его ноги в стремена. После этого я отрезал кусок лассо и привязал труп к седлу. Теперь он никак не мог упасть.

Оставалось придумать, как поступить с головой. Я поднял ее с земли и попробовал снять шляпу. Это оказалось совершенно невозможным: голова очень сильно распухла, и сомбреро туго сидело на ней. Убедившись, что шляпа не может соскочить, я продернул кусок веревки сквозь ее пряжку и таким образом привесил голову к луке седла. На этом кончились мои приготовления.

Не теряя времени, я вскочил на лошадь Генри Пойндекстера; гнедой же покорно последовал за мной. Так мы отправились по направлению к сеттльменту. Не прошло и пяти минут, как я был выбит из седла и тут же лишился сознания. Если бы не это обстоятельство, я не стоял бы здесь перед вами в положении обвиняемого.

— Выбиты из седла? — воскликнул судья. — Как это случилось?

— Это была простая случайность, или, вернее, это произошло благодаря моей неосторожности. Я вскочил на чужую лошадь и не взял в руки поводья. Я привык управлять моей лошадью только голосом и коленями. Не успели мы отъехать, как лошадь повернула голову и вдруг в испуге бросилась в сторону, пустилась бешеным галопом — она увидела за собой странного всадника. Я хотел схватить поводья, но это было не так просто: лошадь неистово мчалась, поводья соскользнули, и мне трудно было дотянуться до них.

Я пробовал исправить свою ошибку, пытался поймать ремешок уздечки и не следил за направлением, куда мчала меня лошадь. Только тогда, когда меня больно хлестнула ветка по лицу, я сообразил, что мы уже скачем не по открытой дороге, а попали в лесные заросли. После этого все мое внимание было сосредоточено только на том, чтобы отстранить со своего пути колючие ветки акации, которые легко могли выбить меня из седла. Я довольно успешно боролся с этим препятствием, хотя мои руки были все исцарапаны шипами.