Всадник без головы (худ. Н. Качергин), стр. 47

— Нет, нет! — закричала креолка, забыв обо всем в порыве своего горя. — Между братом и мистером Джеральдом все было улажено. Генри мне так сказал, а Морис…

Взгляд собеседника заставил ее замолчать. Закрыв лицо руками, она разразилась рыданиями.

— Значит, между ними что-то было, — пробормотал Зеб. — Вы сказали, мисс Луиза, что была ссора между вашим братом и…

— Мой дорогой, дорогой Зеб! — воскликнула она, отнимая руки от лица и смотря прямо в глаза растерявшемуся охотнику. — Обещайте мне, что вы никому, никому не скажете! Обещайте мне как друг, как честный и порядочный человек. Вы обещаете, правда?

Охотник в знак клятвенного обещания поднял свою огромную руку и затем выразительно ударил себя по груди.

Через пять минут он был уже посвящен в тайну, какую обычно женщины не любят выдавать. Они доверяют такие тайны лишь тому, кто действительно заслуживает полного доверия.

Зеб Стумп удивился признанию меньше, чем этого можно было ожидать.

— Что же тут такого, мисс Луиза! — пробормотал он сочувственно. — Зеб Стумп не видит в этом ничего такого, чего можно было бы стыдиться. Женщины всегда остаются женщинами — и в прерии так же, как и везде на свете. И если кто-нибудь станет утверждать, что вы полюбили не того, кого следует, отдав свое сердце мустангеру, то это будет глубокой ошибкой. Он очень хороший человек и заслуживает вашей любви. Все же остальное, что вы мне рассказали, только подтверждает мое предположение, что он не мог совершить этот грязный поступок, если только это вообще произошло. Какие же имеются доказательства? Только то, что лошадь вернулась с пятнами крови на седле?

— Увы, найдены и другие улики. Вчера целый день продолжались розыски. Долго ехали по следам и нашли что-то, о чем не хотели рассказать. Мне показалось, что отцу не хотелось этого говорить мне, а других я боялась спросить. Они снова поехали сегодня, незадолго до того, как я увидела вас на дороге.

— Но мустангер? Что же он говорит в свое оправдание?

— О, я думала, что вы знаете! Ведь его тоже не могут найти. Может быть, и он погиб от той же руки, которая убила брата!

— Вы говорите, что они ездили по следам? Что же, они нашли его след? Если он только жив, то он на Аламо. Почему они не поехали туда? А, понимаю! Наверно, никто не знает как следует, где это находится. И если только их вел этот молокосос Спенглер, то, конечно, на меловой прерии им ничего не удалось проследить. Значит, они опять туда же поехали?

— Потому-то мне и хотелось вас видеть. С отцом сейчас поехало много всякого народу. Среди них были и регуляторы. Когда они отъезжали, я слышала разговоры о линчевании [45].Некоторые из них клялись отомстить. Подумайте только, Зеб: что, если они найдут его и Морис не сможет убедительно доказать свою невиновность!. Ведь эти люди в порыве необузданной злобы, да еще имея такого помощника, как Кассий Кольхаун, — вы представляете, что они могут с ним сделать?! Дорогой Зеб, ради меня, ради него, ради нашей дружбы поезжайте туда, поскорее поезжайте! Необходимо опередить их и предупредить Мориса. Ваша лошадь не из быстроногих. Возьмите мою, возьмите любую, какую захотите, из нашей конюшни! Торопитесь…

— Вы правы, — прервал ее охотник, собираясь уходить. — Конечно, это может кончиться плохо для молодого мустангера. Я сделаю все, чтобы помочь ему. Не беспокойтесь, мисс Луиза. Я успею доехать на своей старушке. Она прекрасно знает эту дорогу. Мы живо доберемся. А на вашей крапчатой мне что-то не очень хочется ехать. Да, кроме того, моя стоит оседланная… Ну, прощайте же. Не горюйте — может быть, с вашим братишкой ничего плохого и не случилось. А что Морис-мустангер чист, как младенец, это для меня ясно, совершенно ясно.

Глава XLVII

ПЕРЕХВАЧЕННОЕ ПИСЬМО

Обуреваемые паническим страхом, Эль-Койот и трое его товарищей бросились к своим лошадям и быстро вскочили в седла. Они и не думали возвращаться к хижине мустангера. Наоборот, единственное, что у них было на уме, — это как можно дальше отъехать от уединенного жилища.

В том, что это был «дон Морисио», никто не сомневался. Все трое знали его, Диаз — лучше других, но каждый из них — достаточно хорошо, чтобы убедиться, что всадником без головы был не кто иной, как ирландец.

Они узнали его лошадь, непромокаемые сапоги из шкуры ягуара, серапэ работы индейцев племени навахо, отличавшееся от обычных мексиканских серапэ своей расцветкой и рисунком, и, наконец, его шляпу.

Но конь не остановился, и они не успели рассмотреть голову. На ней была шляпа — черное глянцевое сомбреро, которое обычно носил Морис-мустангер. Она заблестела перед их глазами, попав в полосу лунного света. Потом они увидели большую собаку, и Диаз сразу узнал в ней собаку ирландца. Со свирепым рычаньем пес бросился на них.

Правда, это было уже излишне, так как они и без того пустились бежать.

Во весь карьер мчались наши всадники по лесным зарослям. Взобрались на верх обрывистого склона не через ущелье, где предполагалось совершить убийство, а с другой стороны и наконец попали на равнину. Но и здесь они не остановились ни на минуту и продолжали скакать галопом, пока не очутились снова в лесных зарослях, где так недавно произошло их удачное перевоплощение в команчей.

Обратной метаморфозе уделено было меньше внимания, и она была скорее закончена. Торопливо смыли они со своего тела боевую раскраску (вода была у них с собой в больших флягах), быстро вытащили свои мексиканские костюмы из дупла дерева и с не меньшей поспешностью переоделись, вскочили на лошадей и поскакали к Леоне.

На обратном пути они говорили только о всаднике без головы. Подавленные паническим ужасом, мексиканские мустангеры никак не могли себе объяснить это сверхъестественное явление. Полные неразрешимых сомнений, распрощались они друг с другом на окраине сеттльмента и разошлись по своим хижинам.

— Сагау! — воскликнул Эль-Койот, когда он переступил порог своего хакале и бросился на кровать. — Едва ли уснешь после этого. Святой бог! Что за чудовищное зрелище! Кровь застыла в жилах! И нечем отогреться, чтобы прийти в себя. Фляга пуста. Таверна закрыта. Все спят. Матерь божья, что бы это могло быть? Привидение? Нет! Я сам осязал его тело и кости… Если это просто чучело, то для чего и кому это нужно? Кому, кроме меня и моих товарищей, охота разыгрывать карнавал в прерии? Тысяча чертей! Что за чудовищный маскарад!.. Стой, не опередили ли меня? Может быть, кто-нибудь другой уже заработал тысячу долларов? Может быть, это был ирландец, убитый, обезглавленный, с собственной головой в руках?.. Нет, этого не могло быть — чудовищно, неправдоподобно, невероятно!.. Но что тогда?.. А, понял! Его могли предупредить относительно нашего посещения, или, во всяком случае, он мог подозревать о нем. И эта комедия была разыграна, чтобы испугать нас. Вероятно, он же сам и был свидетелем нашего постыдного бегства. Проклятье!.. Но кто мог выдать и предать нас? Никто. Конечно, никто не знал о нашем намерении. Как же он тогда мог подготовить такой дьявольский сюрприз?.. А! Я забыл: ведь мы ехали по прерии среди бела дня. Нас могли видеть. Должно быть, именно так. А когда мы переодевались в лесу, за нами проследили и выкинули такую же штуку. Это единственное объяснение… Дураки! Испугались чучела!. Caramba! Завтра же я снова отправлюсь на Аламо. Я заработаю эту тысячу, хотя бы мне понадобился для этого год! Так или иначе, но дело должно быть сделано. Достаточно того, что я потерял Исидору. Может быть, это и не так, но одна эта мысль нестерпима. Если я только узнаю, что она любит его, что они встречались после того, как… О боже! Я сойду с ума. И в своем безумстве я уничтожу не только человека, которого она любит, но и женщину, которую я сам люблю! О донья Исидора! Ангел красоты и демон коварства! Я могу задушить тебя в своих объятиях или заколоть кинжалом! И тебе предоставлю я этот выбор…