Юрий (незаконченный роман), стр. 14

И надо было соглашаться! Воевать с Плесковом и Москвою после враждебного натиска стихий (весь зелейный [8] наряд погиб, и Витовт, по существу, остался без артиллерии), воевать в этих условиях было архинеразумно. Скрепя сердце, он согласился и с московским послом, и с плесковичами, которые в конце концов обманули его, так и не приславши обещанных трех тысяч…

В русской земле продолжал бушевать мор. Умер Василий Владимирович вослед князьям Семену, Андрею и Ярославу, последний сын Владимира Храброго. Умер через год князь Петр Дмитриевич, еще на одного представителя сократив гнездо потомков Ивана Калиты.

Никто, ни Юрий, ни Василий Васильич, не стремились в Орду, на суд татарского царя. Черная смерть властно удерживала враждующих князей от любых дальнейших шагов, не собирались рати, не двигались дружины. Редко-редко пройдет по замерзшим дорогам одинокий купеческий обоз, кое-где местные женки, разволокшись донага и впрягшись в плуги, опахивали вымирающую деревню, возрождая древнее, языческое еще, последнее отчаянное средство остановить мор.

Ужас, темный ужас смерти висел над страной.

И только Витовт не прекращал своих упорных усилий, через два года затеяв поход на Новгород. Опять волокли по дорогам России пушки и тюфяки, везли на телегах пищали, в столбах пыли ползла конница, шагала пешая рать, подрагивая уложенными на плеча бердышами и копьями.

На сорока лошадях (и те были в мыле, о полдень их перепрягали, заменяя свежими!) волокли огромную пушку, названную «галкой», способную, как уверяли, расшибить стены любого каменного города.

Рать стала под Порховом, и мастер-пушкарь похвалился Витовту, что не токмо каменный пиргос, но и каменную же Никольскую церковь во граде разрушу!

По-видимому, немчин-пушкарь плохо рассчитал заряд, излишне его увеличил. Ядро в самом деле разметало пиргос, «выразив его из основания вон», пробило отверстие в передней и задней (алтарной) стене церкви и, вырвав несколько каменных зубцов противоположной стены, улетело в литовский же лагерь, где убило полоцкого воеводу, поранило многих ратных и изувечило десятка два коней, кинувшихся в сумасшедший бег. Но и саму пушку порвало взрывом, разметав на клочки немчина-пушкаря, от которого не нашли и тела, осталось только пол-кабата (дорожного плаща), разметанного взрывом.

В храме в этот час шла литургия, и священник, не прекративший службы, остался цел, хотя вихрь смерти прошел у него прямо над головой.

Витовт уже отдавал повеление о приступе, когда ворота города отворили и к нему для переговоров выехали посадник Григорий Кириллович Посахно и молодой Исак Борецкой (полвека спустя его вдова Марфа, прозванная Посадницей, возглавила последнее отчаянное и уже безнадежное сопротивление Новгорода победоносной Москве).

Посольство предложило откуп с Порхова, да тут подоспел и архиепископ Новгородский Емельян, нареченный по слову Фотия Еверимием, с посадниками и тысяцкими. Новгород, не вступая в ратный спор, предложил откупиться от Витовта, дав ему «полдевяты тысячи рублев новогороцка окупа», и сверх того две тысячи архиепископ дал за захваченный Витовтом полон. Памятуя позапрошлогоднюю неудачу под Псковом, Витовт предпочел не рисковать и удовлетвориться полученным по миру серебром. Иные дела призывали его назад, неспокойно было на Западе, неспокойно и в Орде, да и взять Новгород с ходу ныне не представлялось возможным. Утешенный откупом Витовт поворотил назад.

Глава 10

Ну а ежели бы Витовт добился своего и завоевал Русь?!

И вот тут я кладу перо романиста и рискую высказать несколько соображений как историк, тем паче что в наши дни (напоминаю — около 2000 года!) многими из тех, кто стараются во что бы то ни стало разрушить Россию, высказывается мысль о том, как жалко, мол, что Литва в свое время не завоевала Белоруссии, и вообще, жаль, что история Восточной Европы не пошла по указанному ею «европейскому варианту» и проч. Что можно на это ответить?

Проблема западничества на Руси не вчера родилась и не в 1917 году, когда она, как кажется, окончательно победила, и даже не с Петра Великого, а, ежели хотите, еще с епископа Адальберта, возжелавшего крестить Русь, обратив ее в католичество, еще с тех киевских князей, которые полагались больше на венгерскую и польскую помощь, чем на свой собственный народ — и ничем иным, кроме как западничеством, невозможно объяснить польскую интервенцию эпохи Смутного времени, накануне которой наше высшее сословие также ополячилось (в языке, одеждах, нравах), как офранцузилась дворянская интеллигенция XIX века, заплатив за свой отрыв от народа цену, несоизмеримую со стоимостью пудреных париков.

А союз Даниила Романыча Галицкого с Западом и папой, не принесший ему ничего, кроме разочарования, а Галицко-Волынскому княжеству, сильнейшему на Руси! Распад и гибель всего через столетие!

А обращение Михаилы Черниговского к Лионскому собору с просьбой о крестовом походе против татар? (За что и был убит в стане Батыя!)

А что получила Византия, согласившись на унию с Римом? Рим попросту подарил ее туркам, не оказавши несчастному городу ни малейшей помощи.

За разгром Наполеона и создание Священного Союза нам уплатили Крымской войною.

За спасение Европы от коричневой чумы — холодной войной. Мудрее было бы разбить Гитлера, не влезать дальнейшие дела Западной Европы и не мечтать, разумеется, о всемирной революции, совершаемой русскими руками и за русский счет!

Ну а про то, что творится сейчас, и не говорю. Более безобразного предательства национальных интересов властными структурами до сих пор все-таки не было на Руси!

Так вот и спросим: что могла бы дать России «интеграция в европейское общество»? Еще в те века? Был ли у нас подобный выбор пути (пути, но не смерти!) или не был?

Совершившееся — совершилось, история не дает вариантов исторического пути, но кое-что все-таки можно и понять.

Так, разыскивая в памяти веков хартии и хроники прошлого, мы обнаруживаем, что там, где на захваченных Польшею территориях поработали католические монахи и ксендзы, не осталось ни клочка бумаги, исписанной славянскими буквами, ни богослужебной книги, ни летописного свода, ни любой другой рукописи — было уничтожено все. Лишь в поместьях литовско-русских вельмож, явно по недосмотру, осталось кое-что из рукописного наследия той поры, когда в великом княжестве Литовском и вся-то письменность, включая деловую переписку, велась на русском языке…

В предыдущих книгах своих я уже писал, что создание великого восточнославянского государства под эгидою литовских князей было вполне возможно. Как раз то, что подобная историческая возможность была упущена, и погубило Литву. И погубила не в пору Люблинской унии, а гораздо раньше, еще во второй половине XIV столетия.

На что надеялись Ольгерд, а за ним его племянник Витовт, когда подчинили по сути всю Киевскую Русь (и будущую Белоруссию, Полоцкое и Смоленское княжества!), на что надеялись они, имея в подданстве русское православное население с высокой культурой, развитой письменностью многих столетий (и писать, и вести дела приходилось на русском языке, и в жены брали русских княжон)? На что надеялись они, повторю, принимая католичество и, главное, обратив Литву в католичество? Оторвав свой энергичный, находившийся на подъеме, но маленький народ от того множества, которое досталось им в наследие, от рухнувшей Киевской державы? Не мудрее ли было бы им принять православие и воссоздать великое восточнославянское государство под именем Великой Литвы? Ольгерд чаял подарить любимцу своему Ягайле Польшу, а подарил… Польше Литву! Витовт, всю жизнь мечтавший о королевской короне из рук папы римского и императора Сигизмунда, был осторожен к православию, не закрывал церквей, не допускал жесткого католического диктата в своих землях (всё до времени!) — но сам-то был католиком! И вот почему ни Псков, ни Новгород не могли, не хотели принять его власти! Достаточно познали они, что обещает им католицизм в постоянных войнах с немецким орденом, да и пример на их глазах уничтоженных пруссов (а в Новгороде целая боярская улица, одна из главных, звалась Прусской!) был достаточно впечатлителен. Тем паче новгородская епархия даже и перед митрополитом задирала нос: «Мы первые приняли христианство, мы первые начали летописание, к нам приплыл по пути в Рим Андрей Святой!» Да еще при апостоле Андрее Новгородской земле заповедано было стать опорою византийского христианства!