Коснуться небес (ЛП), стр. 98
Я открываю рот, но она перебивает меня, подымая руку.
- Позволь мне закончить. Есть кое-что еще, что мне нужно тебе сказать, - она берет бумажную салфетку, сморкается и обходит свой стол.
Мама садится на соседнее со мной кресло.
И по ее серьезному, полному муки выражению лица, я знаю, что никак не смогу подготовиться к следующим ее словам. Я даже не могу предвидеть, что она скажет.
Так что мои руки вцепляются в подлокотник, зубы стискиваются, и все тело напрягается.
Я не хочу свалиться на пол.
Со мной никогда такого не бывало.
* * *
Я чувствую себя ошарашенным.
Всю свою жизнь я был уверен, что знаю каждый возможный исход, каждую вероятность и что если, так, чтобы я никогда не переживал этого чувства. А сегодня, я проснулся и вот.
Я пришел туда, куда никогда не собирался направляться.
Я оставил Кобальт Инк. с этим невменяем чувством, мучающим меня изнутри. Я думал позвонить Фредерику, но существует лишь один человек, которого я хочу сейчас видеть. И это не мой врач.
Лофт Кэллоуэй Кутюр полон людей и коробок, все суетятся и спешат. Разительная перемена по сравнению с ситуацией месяц назад. Ее компания все еще в состоянии преобразовываться. В ближайшие несколько недель Роуз даже знать не хотела, почему секс-видео так повлияло на ее бизнес.
Я нахожу ее в кабинете со стеклянными дверьми в конце офиса. Роуз подсознательно трогает синяк на своей щеке и смотрит в монитор компьютера, проверяя, не видно ли его из-под слоя косметики. Я быстро вхожу и закрываю двери.
При виде меня в одно мгновение она поднимается на ноги.
- Что случилось? - ее пальцы касаются уголков моих глаз, словно ей нужно ощутить мои слезы, чтобы поверить в их реальность. Я не виню ее. Я никогда не страдал подобными вещами.
Не помню, когда в последний раз плакал. Но вероятно, это было чем-то тривиальным. В некоторой степени. Может, достижение, не давшееся мне в полной мере. Или что-то важное для меня. Я никогда не плакал из-за человека, до сегодня.
- Подожди, - выдавливает она из себя, беспокойство наполняет ее голос. Роуз быстро движется, закрывая кремовые шторы так, чтобы другие сотрудники не увидели происходящее в ее кабинете.
Я сажусь на ее белый диван, глядя на еще один захватывающий дух вид за окном. На этот раз на Нью-Йорк. В то время как Роуз опускается на подушку, поворачиваясь ко мне.
Она потирает мою ногу.
- Коннор...
Я беру ее за руку, медленно сплетая наши пальцы вместе. Пытаюсь заговорить, выпустить это наружу, но качаю головой, ощущая, что вновь начинаю плакать. Почему же это так трудно? Почему настоящие эмоции должны быть столь разрушительными? Почему они так калечат меня?
- Все в порядке. Ты не должен ничего говорить.
Но я должен. Я должен, черт возьми, сказать это.
- Я ненавижу ее... - начинаю я. Первая вещь, выходящая из моего рта, наглая и инфантильная. Я не могу взять слова обратно. Мне просто нужно продолжить. - Ненавижу то, что она продолжает ослеплять меня. Не зависимо от того, как широко я открываю глаза, существует туман, который под силу разогнать только ей. А она заставила меня поверить, что я шел по чертовому безоблачному небу, - я снова вытираю глаза, и повышаю голос до крика, так, что в горле начинает першить. - Я так...
- Ты не посмеешь сказать глуп, - вставляет Роуз. - Ты не глуп, Ричард.
- Я чувствую себя идиотом, - говорю я ей. - Меня обманывала собственная мать в течение двух гребаных лет, Роуз. Два года она не могла найти в себе мужества, чтобы сообщить своему единственному сыну, что у нее нашли рак груди? Что она умирает? - мое горло отекает, когда правда проходит через мое сознание. - Она заставила меня поверить, что я постепенно буду перенимать у нее Кобальт Инк. в течение пяти лет или, может быть, десяти. И все это время она знала, что мне придется сделать это через два месяца.
Челюсть Роуз отвисает.
- Два... месяца?
- Два месяца. Вот, сколько ей осталось, - я раскидываю в стороны руки. - А она даже не сочла это столь важным, чтобы рассказать мне.
До сегодня. Она испугалась. Я видел страх в ее глазах, там, в ее кабинете. Именно поэтому она сожалела о прошлом и вспоминала обо всем этом. И тем не менее, я не в силах испытывать к ней жалость. Не могу ее простить.
Я лишь ненавижу, что для того, дабы узреть свои ошибки, ей потребовалось столкнуться со смертью.
А еще ненавижу, что это же заставило меня увидеть собственные ошибки.
Я расплетаю наши с Роуз руки и сжимаю одну ее руку между своими ладонями, просто глядя на них в течение какого-то времени. Я называл Роуз упрямой, но последние полтора года был еще хуже.
Мой взгляд встречается с ее сердитыми желто-зелеными глазами. Даже видя мою боль, она полна этой стойкости, такой красивой, что не описать словами. Это словно огонь в воде. И я хочу, чтобы ее пламя поглотило меня.
- Ты единственный человек, который когда-либо меня любил, - признаюсь я, моя грудь сжимается. - Не мать. Не отец. Не друзья. Только ты, Роуз, - за все эти годы я никогда не думал, что буду так сильно в ком-то нуждаться, чтобы выжить. Моя мать думала так же.
Я ошибался.
- Я не хочу, чтобы мне снова было шесть лет, и я маялся желанием быть открытым с людьми, о которых забочусь. Не хочу оглядываться назад и сожалеть, что не был лучшим другом или лучшим мужчиной для женщины, которую обожаю.
Она уже плачет. А я даже еще не сказал этого.
Слезы катятся по ее щекам, соперничая с моими собственными.
- И я не могу тебе сказать, как долго борюсь с правдой, но это длится уже какое-то время, - говорю я.
Следующие слова вырываются из самой глубины моей груди. Каждое слово подобно выныриванию из воды и глотанию ценного кислорода - парадокс в том, что я столь сильно наслаждаюсь этим.
- Я так неистово люблю тебя, Роуз, - я вытираю ее щеки большим пальцем.
Роуз пытается улыбнуться, но каждый раз как ее губы приподымаются в улыбке, слезы начинают еще быстрее вытекать из ее глаз. Но я могу сказать, что это слезы радости, потому что ее глаза светятся. А затем она говорит:
- Ca vous a pris pas mal de temps, - Тебе потребовалось на раздумья довольно много времени.
Когда-то я говорил ей это же.
- Сколько у нас еще есть времени?
Она наконец-то улыбается, сквозь слезы.
- Вечность.
Я привлекаю ее к своей груди и страстно целую, не отпуская ни на миг.
Как раз в это мгновение я осознаю, что любовь была единственной вещью, которой мне недоставало в жизни.
И это единственная важная для меня вещь.
Я могу с этим смириться.
Даже если это кажется глупым.
ГЛАВА 51
РОУЗ КЭЛЛОУЭЙ
Мы в лимузине, Коннор снова завязывает бретельку на моем платье подружки невесты, пока я читаю ему статью из своего телефона. Заканчивая, я спрашиваю:
- Ну?
- Тебе не следует сосредотачиваться на колонке сплетен.
- Это не светский сайт сплетен. Это новостная статья, Ричард, - возражаю я. - Ты разве не слышал, что они пишут? - я уж было собираюсь перечитать ему ту часть статьи, где автор осуждает Коннора за то, что тот не настоящий доминант в отношениях типа доминант/сабмиссив. Я даже не знаю, существуют ли стандарты, которые должны быть исполнены.
- Нет никаких правил, - говорит он спокойно. - Мы делаем то, что работает на нас, и если никому на просторах интернета это не нравится, тогда они свободно могут просмотреть другое порно, в главных ролях которого сняты не мы, - он усмехается. - Хотя, эти ролики не будут так же хороши...
Я разворачиваюсь и шлепаю его по груди.
- Я серьезно.
- Так и я, - говорит он, опуская на меня напряженный взгляд, словно ему нравится поглощать всю меня.